Всемирная история. Том 4. Новейшая история - Оскар Йегер

При недостаточных мерах по охране раздраженная народная толпа сожгла большую часть дворца, и государственный совет призвал брата герцога Вильгельма принять правление. Попыткой вернуть себе власть, с помощью вооруженных поселян, герцог сделал свое возвращение невозможным. Даже великий союз должен был согласиться на несоблюдение легитимистского принципа, когда стала известна неспособность его к управлению. Принц Вильгельм вступил в правление 20 апреля 1831 года как государь, и новое государственное устройство было объявлено 12 октября 1832 года. В Ганновере, Саксонии и Гессене вопрос о государственном управлении был почти решен: в Ганновере 9 октября 1833 года, после того как король Вильгельм IV был уведомлен о настоятельных нуждах страны; в Саксонии 4 сентября 1831 года, после того как старый король Антон взял себе в соправители своего племянника Фридриха Августа; в Кургессене, 9 января 1831 года, после того как большое число вооруженных граждан, выйдя на площадь перед дворцом в Касселе, дали понять тирану — второму в этом столетии, Вильгельму II — что терпение народа иссякло.

В других государствах если и поднимались кое-где бунты, то большей частью незначительные и скорее хозяйственного порядка, нежели политические, легко проходившие после первой критической минуты. Между тем влияние парижских событий на умы было громадно, и правители могли понять, что теперь они имеют дело не с прежним, до 1815 года, народом, требовавшим спокойствия и работы. Либеральное стремление, хотя и не глубокое и не сильное, приняло радикальный оттенок; у либералов был свой орган и свои руководители, жаждавшие деятельности.

27 мая 1832 года была устроена большая демонстрация на склоне замковой горы рейнско-баварского городка Гамбаха, и сборище здесь было значительно буйнее и космополитичнее, чем во время Вартбургского торжества 1817 года, которое было несравненно спокойнее. Здесь было высказано много громких фраз о союзных свободных штатах Германии или о конфедеративной республиканской Европе. Политика Меттерниха по обыкновению вмешалась и тут. Союз заставляли принять целый ряд постановлений, за которые могли бы укрываться единичные правители. Учредили особую комиссию на пять лет для наблюдения за сословными переговорами в союзных землях, что казалось князю особенно опасным.

Если вдруг где-то введут положение об отмене податей, то союз может, не дожидаясь приглашения заинтересованной земли, приняться за дело, и никакой законодательный акт того государства не может воспрепятствовать исполнению союзных обязанностей. При дальнейшем исполнении этих постановлений от 28 июня 1832 года были возобновлены и усилены полицейские меры, как, например, ребяческая борьба против черно-красно-желтых лент и подобных знаков. Хотя во многих местностях протягивали революционные нити, но так неискусно, что можно было только удивляться неспособности народа к заговорам, его пылких адвокатов и приват-доцентов, принимавшихся за эти дела. Чересчур смешное покушение 3 апреля 1833 года, ночью, около 10 часов, происшедшее на гауптвахте в полиции и в прилегающих улицах Франкфурта-на-Майне, могло вполне успокоить на этот счет. Человек пятьдесят молодых людей, опоясанных черно-красно-желтыми шарфами, напали на часовых и отняли у них оружие. Сбежалась толпа и услышала призывы поднять восстание за свободу. Тем временем франкфуртский батальон был вызван по тревоге и в очень короткое время после бесцельного сопротивления вспышка недовольства была подавлена.

Для реакции она была очень кстати. Министры России и Пруссии собрались в Теплице, а монархи съехались в Мюнхенгреце; среди них и император Николай, в то время уже попавший под влияние Меттерниха; в Вене, в январе 1834 года, собирались конференции министров и вопросы решались по принципу, насколько сильна ненависть и опасение перед маленькими немецкими парламентскими собраниями со стороны австрийского министра. Либеральный дух этих собраний был в последующие годы подавлен даже в Баварии, где правительство понимало опасность, грозившую самостоятельности государств от покровительства великих держав; также и в Бадене, где со времени вступления в правление Леопольда I (март 1830 г.) либерализму было дано больше свободы, и такие люди, как Роттек, Ицштейн, Велькер, вдохновленные работой конституционной машины в большом соседнем государстве, защищали либеральные требования.

В этом направлении сделан был действительный шаг вперед, когда в октябре 1831 года депутат Карл Теодор Велькер предложил правительству вести дело к тому, чтобы наряду с союзным собранием во Франкфурте было созвано национальное представительство — указывалась в первый раз действительно политическая и при терпеливой работе достижимая цель; выработана программа и выставлено знамя. Но потом, при новых выборах в 1835 году, либералы оказались в меньшинстве. Если палата становилась обременительна своими предложениями и совещаниями по «неудобным вопросам», ей грозили отсрочками, роспуском и мерами против таких членов оппозиции, до которых можно было добраться.

В 1837 году, после смерти Вильгельма IV, на ганноверский престол вступил герцог Кумберландский под именем Эрнста Августа и начал свое правление бесчестным и бесстыдным нарушением конституции. Он просто объявил себя не связанным положениями конституции страны 1833 года, хотя она полностью вступила в силу, и ноябрьской прокламацией 1837 года самовольно ее упразднил, обещая выпустить новую конституцию, которую намеревался выработать совместно с государственными чинами: по конституции 1819 года их нужно было еще созвать. Сознание своих прав и чувство, что этим посягательством затронуто конституционное начало в Ганновере, было настолько сильно и повсеместно распространено в Германии, что целый ряд палат в жесткой форме потребовал объяснений. В Ганновере защищала себя против чрезмерной несправедливости очень умеренная по своим проявлениям, но крепкая и твердая оппозиция. Семь профессоров Гёттингенского университета отказались принять участие, согласно конституции 1819 года, в выборе уполномоченного, и собрание сословий в феврале 1838 года решило, что конституция 1833 года остается в силе.

Союзному совету королем было представлено было ходатайство о возврате имений несмотря на то, что конституция 1833 года заменила их цивильными листами (liste civile). Потому, не стесняясь, он объявил конституцию 1819 года восстановленной. Когда на собрании союза баварский посланник заявил, что по статье 56-й венского заключительного акта областные конституции могут быть изменены только конституционным путем, тогда его предложение — иного от этого собрания нельзя было ожидать — было отклонено большинством голосов, а это большинство образовал именно сам Ганновер. Так провел свою волю король Эрнст Август, а в 1840 году выработан был новый конституционный закон. Прошло не более четверти века и эта династия, как и еще худшая, кургессенская, исчезли из Германии, многократно нарушив права и совершив немало преступлений против собственного народа и против немецкой нации.

Из двух немецких держав Австрия в течение десятилетия, последовавшего после парижских событий, не представила ничего важного во всемирно-историческом аспекте. Внутренняя связь с общественной жизнью немцев и их прогрессом для немцев габсбургских земель утрачивалась все больше. Меттерних, зная о плачевном состоянии австрийской государственной власти и способный только к проведению полицейской политики, не доводил дел до крайности и примирился с новым королевством во Франции. Даже с Италией, как увидим ниже, где почва была горячая, разногласия уладили благодаря миролюбивой политике нового короля.

В 1835 году (2 марта) умер император Франц I, а наследовавший ему совершенно неспособный к правлению, Фердинанд I, никак не изменил положение руководящего министра. Его власть, насколько может идти речь о правительственной власти вообще, сделалась еще более неограниченной и его мнение было решающим по любому из вопросов. Государственные дела были предоставлены сами себе и все жили одним днем.

В Венгрии дела были в таком виде, что другим государственным людям доставили бы множество забот, но не государственной конференции, которая управляла делами в Вене. Так как в народе, и особенно среди дворянства, не была забыта старая конституция страны, то в 1825 году пришлось опять собрать сейм и правительству на нем и на следующих собраниях пришлось выслушать настойчивые требования. Этот народ понемногу стал снова признавать себя за народ. Начали опять заботиться о мадьярском языке; один из магнатов, горячий и умный патриот, граф Стефан Сегени, показал своим сотоварищам и народу пример организацией разных полезных обществ. В 1839 году, при открытии нового моста через Дунай, по его предложению очень незаметно и просто была уничтожена привилегия в отношение подати тем, что дворянству предложено было платить мостовую пошлину наравне с другими сословиями. В нашем повествовании уже встречались имена Деака и Кошута, впоследствии о них будет рассказано подробнее.