Переписка 1826-1837 - Александр Пушкин

Воскресение. Христос воскрес, моя милая женка, грустно, мой ангел, грустно без тебя. Письмо твое мне из головы нейдет. Ты, мне кажется, слишком устала. Приедешь в Москву, обрадуешься сестрам; нервы твои будут напряжены, ты подумаешь, что ты здорова совершенно, целую ночь простоишь у всеночной и теперь лежишь в растяжку в истерике и лихорадке. Вот что меня тревожит, мой ангел. Так что голова кругом идет и что ничто другое в ум не лезет. Дождусь ли я, чтоб ты в деревню удрала! Нынче великий князь присягал; я не был на церемонии, потому что репортуюсь больным, да и в самом деле не очень здоров. Кочубей сделан канцлером; множество милостей; шесть фрейлен, между прочими твоя приятельница Натали Оболенская, а наша Машенька Вяземская всё нет. Жаль и досадно. Наследник был очень тронут; государь также. Вообще, говорят, всё это произвело сильное действие. С одной стороны я очень жалею, что не видал сцены исторической и под старость нельзя мне будет говорить об ней как свидетелю. Еще новость: [Аракчеев] Мердер умер; это еще тайна для в.[еликого] князя, и отравит его юношескую радость. Аракчеев также умер. Об этом во всей России жалею я один — не удалось мне с ним свидеться и наговориться. Тетка подарила мне шоколадный бильярд — прелесть. Она тебя очень цалует и по тебе хандрит. Прощайте, все мои. Христос воскрес, Христос с Вами.

920. П. В. Нащокин — Пушкину. Около (после) 22 апреля 1834 г. Тула.

Ну, почтенный и любезный друг Александр Сергеивич, — в какое положение ты, хотя и нехотя но меня ставишь. Вообрази что я в незнакомом городе живу в кредит — занимаю по не многу у хозяина, что я говорю — занимаю, занимал и уже теперь стал он отънековатся, и смотрит как он так и многие на меня с подазрением — меня понимают шарлатаном, — ибо — говоря откровенно, моя правдивая речь — кажется ложью, потому что уверения мои на скорое получение денег не много мне сомнительны самому — и от того слово мое бывает с запинательством — что и приводит всякого в сумнение, — жена моя ничего не знает — и не замечает — ибо я наружно очень весел и покоен, нет почты, что бы я раза три не посылал переспрашивать — не ошибаются ли, верно есть, должна быть ко мне повеска. — В маленьком городе всё известно, — и потому не мудрено, что я кажусь либо подазрителен — либо жалок и смешон, но это всё ничего — хотя некрасивая — роль, но сущность или существенность моего положения может быть очень жестока. — Не могу, силы нет — описать тебе могущее быть унизительное мое положение, — не то что бы не умел — в мемориях я в своих опишу, — но теперь какая-то русская амбиция мешает — не люблю ни представлять себя, ни сам себя видеть — в жалком положении — я думаю что это происходит от нравственного кокетства, — мне же всё равно что жалько — что гатько, — а я близок к гаткому — [но] и только от того, что я писал к тебе, бил наверное, но вышло [плие] по первой почте плиё, — и потом затянулось — не выходит — да и только, — знаю что выдет — да когда. — Прости великодушно — что я тебя не много огорчаю, — мне ей-ей бы не хотелось — но так пришлось — нутренной жар — какая-то нервическая хлопотливость — заставляет меня тебе писать — а приятного написать как бы не хотел не могу — понудить тебя не для чего — ты и сам почти столько же беспокоишся я уверен. Ускорить тебя в платеже, то же не имею в намерении, — ибо уже я не получа нынешнью почту к светой, не естественно получение, — ни по времени, ни почему — итак любезный друг я пишу — без цели, без надежды, а только надеясь на твою дружбу, — разъзрядил свое тяжелое сердце, и мне поверишь ли, что как-то гораздо легче. — Если тут будет — Соболевский, останови его, чтобы он на смех — не поднял — и не сказал что без денег лехко, — это шутька будет с его стороны не чистосердечная, потому что он как человек опытной знает — что без денег тяжело. — Кланяйся ему и брату твоему — мне кажется что ты писал что он сердит на меня. — Скажи ему, что это не прилично, беспечному и сладко-жирно-ество любителю, Лорду, сердится и ему, должно быть, лень сердится, я так и думаю, что он не может сердится, так же как и я, — ему — от лени, а мне от того, что некогда. Прощай, любезный Александр Сергеивич, хотя мне и очень плохо — но всё лучше того, что бы было — еслиб не жена моя — а была бы Ол.[ьга] Анд.[реевна] — Она ей-ей премилая, и прекроткая — только бы не с глазить, — хотя жена и не знает, что я тебе пишу, но кланяюсь тебе за нее и прошу засвидетельствовать наши почтения Натальи Николаевне.

Ради бога присылай мне все три тысячи, это одно может поправить мою репутацию — кредит и вообще дела — мои.

П. Нащокин.

921. H. H. Пушкиной. 24 апреля 1834 г. Петербург.

Вторник. Благодарю тебя, мой ангел, за письмо из-под Торжка. Ты умна ты здорова — ты детей кашей кормишь — ты под Москвою. — Всё это меня очень порадовало и успокоило; а то я был сам не свой. У нас святая неделя, шумная, бурная. Вчера был у Карамзиной и побранился с Тимерязевой. Сегодня пойду к тетке, с твоим письмом. Завтра напишу тебе много. Покаместь цалую тебя и всех Вас благословляю.

922. H. И. Павлищев — Пушкину. 26 апреля 1834 г. Варшава.

Варшава, 26 апреля — 8 маия 1834.

Милостивый государь Александр Сергеевич,

Узнавши из писем Сергея Львовича, что вы берете на себя труд уплачивать долги Льва [1015] Сергеевича и доставлять ежегодное содержание жене моей, я нужным считаю объясниться с вами насчет этих двух предметов.

Лев Сергеевич, живя здесь почти два года, часто бывал в крайнем положении и делал долги. Нередко случалось мне выручать его из беды, занимая на честное слово деньги для удовлетворения нужд его. Отъезжая отсюда, он обещал выслать из Петербурга должную им сумму и даже оставил мне счет своим долгам; но не исполнил того, не отвечав даже ни слова на три письма мои. Многие заимодавцы его ропщут и нераз уже обращались ко мне с своими домогательствами: я решительно отказался от всякого посредничества; между тем будучи сам в долгу за Льва Сергеевича, я вынужден обстоятельствами просить вас покорнейше о высылке мне 1539 злотых, которые я для него занял. До сих пор заимодавец довольствовался процентами; но теперь требует неотступно капитал. Денег у меня нет, занять не где, заложить нечего, — следовательно я сам в беде, из которой только вы меня выручить можете.

Сергей Львович, заботясь о долгах Л.[ьва] С.[ергеевича], в одном письме своем изъявил желание знать, как велики они? Хотя узнать это можно всего ближе от самого Л.[ьва] С.[ергеевича]; но я посылаю собственноручный (примерный) счет его, который удовлетворит отчасти этому желанию. Говорю отчасти, потому что сверх того Л.[ев] С.[ергеевич] должен Плещееву 2000 руб. ассигнац.[иями] и 30 червонцев. — Долг этот каким-то образом принял Аничков на себя, в надежде получить деньги от Л.[ьва] С.[ергеевича] в Петербурге. Денег он не получил, а между тем Плещеев, по случаю сдачи своей роты попавши в трудное положение, требует платежа от него. Чем это кончится, не знаю; но вышла большая путаница. Есть еще у Л.[ьва] С.[ергеевича] денежные счеты с Аничковым; какие же именно, мне неизвестно.

Перехожу к другому предмету. Батюшка, говоря о содержании, какое вы ежегодно будете доставлять жене, пишет, что в первый год вы не можете дать более 1500 руб., а в следующие дадите может быть и больше. Соразмерявши до сих пор расходы свои обещанному Сергеем Львовичем пособию, я не могу не сделать вопроса: с какого именно времени считаться будет первый год? Для разрешения его надобно войти в некоторые подробности.

Батюшка назначил когда-то содержания жене моей по четыре тысячи в год; назначение это было принято с полною благодарностию. Не смотря на то, в первые два года дано было только по 2/ т., в последующие два по 1500, а в остальные еще менее, так что в последние 20 месяцев пребывания нашего в Варшаве вся выдача ограничилась только тысячью руб. Оставленный таким образом на одном царском жалованьи, я не смел никогда роптать, сократил расходы и только старался предупреждать неприятные последствия нужды: два раза имев случай получить награду, я отказался от чинов и крестов, а удовольствовался деньгами для расплаты с кредиторами, и вперед, покуда положение мое не переменится, буду просить денег. Но случай не всегда может представиться, и тогда кто заплатит долги мои? Не мне одному грозит нужда: обо мне и речи нет; но жена моя, сестра ваша, имеет кажется право на участие родных в ее судьбе. Считая доходы не тысячами и сотнями, а единицами, я порадовался, что наконец вы, вступив в управление имением Сергея Львовича, будете постоянно помогать нам хотя тысячью пятью стами руб. Но скажите, когда именно начнется первый год? Разрешение этого вопроса, как видите, для меня очень важно.

Итак, всё содержание длинного письма моего заключается в двух просьбах: 1) прислать мне без отлагательства 1539 злотых, должных Л.[ьвом] С.[ергеевиче]м, и 2) уведомить положительно на счет срока, с которого считается первый год. Я надеюсь, что вы поспешите исполнением моих просьб, — что не оставите письма этого без ответа: адрес мой есть у С.[ергея] Л.[ьвовича], но на всякий случай вот он: Помощнику статс-секретаря Государственного совета.