Кризис совести. Борьба между преданностью Богу и своей религии - Реймонд Франц

Все это звучало знакомо, поскольку подобные аргументы часто использовались на заседаниях Руководящего совета, — аргументы о том, что нужно придерживаться давно установленных, традиционных учений Общества, как будто долгие годы их существования непременно доказывали их правильность. В центре вопроса находилось не само Слово Бога, а стояли эти традиционные учения.

20 мая я встретился с членами Председательского комитета, и они дали мне прослушать запись отчета, который предоставили Руководящему совету, — об интервью с работниками писательского отдела и последующих шагах Председательского комитета в расследовательском и правовом процессах. Затем они дали мне с собой для прослушивания две записи. Одна из них была двухчасовой беседой с кубинцами (супругами Годинес), а другая — коротким интервью со Свидетелем по имени Бонелли. Здесь я впервые узнал о существовании этой двухчасовой записи и о том, что более месяца назад ее прослушали члены Руководящего совета. Мне кажется почти смешным, что после разрушения людских жизней, произведенного со времени появления записи, меня познакомили с ней только сейчас, накануне слушания моего дела.

Я взял эти записи в свой кабинет и там прослушал их. Мне стало не по себе. Все рассматривалось в совершенно искаженном виде. Я не сомневался, что Годинесы пытались повторять точно то, что слышали, поскольку мне они всегда были известны как порядочные люди. Но по мере того, как Харли Миллер продолжал беседу, я спрашивал себя: «Неужели то, что им сказали, выглядело так ужасно»? Я уже никак не мог это установить, поскольку Председательский комитет уже сформировал правовые комитеты, которые и лишили «виновных» общения.

В конце записи я услышал, как каждый член Председательского комитета по отдельности выразил свои впечатления. Они чувствовали удовлетворение от того, что теперь ясно представляли себе общую картину. Сначала они похвалили супружескую пару за их преданность, осуждая при этом тех, о ком они рассказали. От этого мне стало еще хуже. Как они могли такое сделать, даже не поговорив с Крисом Санчесом? Почему его там не было? Почему был «подставлен» Рене Васкес, когда Харли Миллер попросил Годинеса (это также было в записи) позвонить ему и «тактично» посмотреть, не выдаст ли он себя? Какими интересами руководствовались эти люди, чего они добивались? Хотели ли они искренне помочь людям разобраться в своих взглядах и привести их к мирному решению; постараться прояснить вопросы, сведя до минимума трудности и боль; помочь людям добрым советом, призывая их к умеренности и благоразумию, если этих качеств недоставало? Или их целью было осудить людей? В записи я не нашел ничего, что указывало бы на какую — либо иную цель, кроме последней.

Если от первой записи мне стало плохо, то вторая была гораздо хуже. Годинесы вспоминали разговор у себя дома, подчеркивая то из сказанного, что их поразило, и, как я говорил раньше, по — видимому, делали это искренне. Вторая запись основывалась преимущественно на слухах. Но наиболее обескураживающими в ней были высказывания самих работников штаб — квартиры, задававших вопросы.

Бонелли посещал испаноязычное собрание, соседствующую с собранием Рене Васкеса. Запись начиналась с того, что Альберт Шредер представил Бонелли как человека, бывшего «служебным помощником» (или «дьяконом») в двух предыдущих собраниях, но сейчас таковым не являющегося. Он добавил, что, по словам Бонелли, он не был назначен служебным помощником в этом собрании из — за враждебного к нему отношения со стороны старейшины по имени Ангуло.

Затем Бонелли дал свидетельство против этого старейшины (Ангуло был одним из лишенных общения). Он также сказал, что 31 марта после Вечери Поминания (Вечери Господней) он пошел домой к Рене Васкесу, где увидел, как жена и мать Васкеса принимают от символов — хлеб и вино[204]. Бонелли сказал, что он также принял от символов.

Это последнее утверждение вызвало удивленные замечания у тех, кто задавал вопросы, Альберта Шредера, Дейва Олсона и Харольда Джексона (из служебного отдела). Бонелли сказал (я буквально цитирую его слова так, как они звучат на пленке); «Я хорошо шпионю». Он пояснил, что пошел домой к Рене, чтобы добыть информацию[205].

Далее он сообщил, что из слов другого Свидетеля понял, что старейшина Ангуло уже приобрел здание, где он и Рене будут проводить собрания, и что они уже крестили людей в свою новую веру.

В действительности в этих слухах не было ни слова правды. Люди, проводившие расследование, не спросили, где размещалось предполагаемое место собраний или как звали тех, кого крестили. И если бы они попросили предоставить такую информацию, это было бы невозможно сделать, так как ее не существовало.

Далее по ходу записи Бонелли не смог что — то сказать по — английски, и Харольд Джексон, владевший испанским, попросил его высказать это по — испански, а затем перевел фразу на английский язык. Бонелли усмехнулся и сказал: «Английский у меня не очень, зато информация хорошая». Затем раздался голос Дейва Олсона, быстро проговорившего: «Да, брат, вы говорите как раз то, что нам нужно. Продолжайте».

Услышав эти слова, я почувствовал, как будто мне на сердце лег камень. Во всем интервью этот человек не сказал ничего, что можно было бы счесть полезным, если бы целью расследования было помочь тем, кто неверно толковал Писание. Если же нужно было завести дело, добыть обвиняющие, осуждающие свидетельства, — тогда можно было сказать, что он говорил «как раз то, что нужно». Но даже эти предоставленные свидетельства наполовину состояли из совершенно ложных, необоснованных слухов. Каким — то фактам можно было придавать хоть небольшое значение, когда человек придерживался тех взглядов, что религиозная организация имеет право запрещать частные разговоры о Библии среди близких друзей, если эти разговоры не совпадают полностью с учениями организации, а также право осуждать людей, действующих согласно своим убеждениям, даже если это происходит в их собственном доме.

В конце беседы с Бонелли, Дейв Олсон спросил, может ли тот назвать имена «братьев», которые в состоянии предоставить сходную информацию. Бонелли утверждал, что об «отступнических» убеждениях было рассказано большому количеству людей. На вопрос Олсона он сообщил, что знает «одного брата» в Нью — Джерси, который располагает кое — какой информацией. Олсон спросил, как его зовут. Бонелли ответил, что не помнит, но, наверное, сможет узнать. Олсон сказал: «Но должно быть много других людей, которые могут поделиться сведениями». Тогда Бонелли сказал, что он знаком с некоторыми «сестрами», которые смогли бы это сделать. Как их зовут? Это тоже надо будет выяснить.