Форсайты - Зулейка Доусон

Под высоким козырьком свидетельской трибуны появилась и застыла хрупкая молодая женщина. Одетая в зеленовато-голубое с синим, в круглой шляпке, сидевшие совершенно прямо на ее прекрасных золотых волосах, с высоко поднятой головой, она была похожа на куклу. Нежно-персиковый цвет лица, который запомнил Майкл из того далекого времени, когда видел ее в последний раз, сменился фарфоровой бледностью, и от этого ее темные немигающие глаза казались огромными. «Кажется, прикоснись неосторожно, и она разобьется», – мелькнуло в голове Майкла. И сразу же за этой мыслью: «Присяжные тоже это увидят».

Боумен задавал вопросы и получал на них ответы, которые дополняли и уточняли то, о чем он говорил во вступительном слове. Его свидетельница отвечала спокойным, ясным голосом, который не дрогнул, даже когда спросили, в каких отношениях она находилась с соответчицей.

– Она была моя самая близкая подруга.

Если слухом можно уловить, как уши у людей поднимаются к макушке, то Майкл это уловил. Среди присяжных пробежало легкое движение, они уселись поудобнее, готовясь к тому, что может последовать.

– И что конкретно произошло, миссис Монт, какой именно эпизод привел вас к решению о раздельном проживании, – тот, что случился в январе сего года?

Наступила долгая пауза, наконец прозвучал ответ:

– Я поняла, что отношения моего мужа и соответчицы продолжаются.

Слезящиеся глаза Боумена были устремлены на козырек над головой его свидетельницы. Ее ответ, казалось, причинил ему безмерное страдание.

– Конкретно, миссис Монт.

Еще одна пауза, и еще более долгая, чем раньше. Потом:

– Я застала их обоих в постели.

Тихий ропот негодования, смешанного с восторгом, пробежал по залу. Высокочтимый судья Орр глянул поверх своих в форме полумесяца линз, и все стихло.

– Фактически in flagrante delicto [112] ?

– Вероятно, тот самый термин.

– И где именно произошел этот эпизод?

– В нашем доме…

Взгляд Боумена снова выразил, насколько важно уточнить, где именно в доме.

– В моей спальне.

Зал снова ахнул. Судья опять поглядел на публику. Один из присяжных высморкался.

– Видели ли ответчик и соответчица, что вы их обнаружили?

– Минуту или две спустя.

– И какова была их реакция на это?

– Они рассмеялись.

– Господи Боже! – раздался изумленный вскрик в дальнем конце зала. Благородный зритель был, без сомнения, потрясен.

Боумен воспользовался паузой и стал протирать стекла очков рукавом мантии, после чего водрузил их на переносицу. Этим действием он отвлек внимание всех присутствующих в зале.

– Мой следующий вопрос, миссис Монт, будет столь же вам неприятен, сколь и необходим для данного слушания. Я обязан спросить, закончился ли означенный эпизод описанной вами реакцией?

Тихий голос прозвучал еще тише, когда она произнесла в ответ одно-единственное слово:

– Нет.

– Что же затем последовало?

– Мой муж обратился ко мне.

– Лежа в вашей постели?

– Да.

– И что он сказал?

Она не ответила. Боумену явно не хотелось давить на свою свидетельницу, но тут вмешался судья Орр.

– Миссис Монт, вы слышали вопрос?

– Да, милорд.

– Тогда соблаговолите ответить.

И опять она промолчала.

– Суд в подобных обстоятельствах готов проявлять терпение. Мистер Боумен, будьте любезны повторить ваш вопрос для протокола.

– Да, милорд. – И словно повторяя припев песни, Боумен пропел: – Миссис Монт, когда ваш муж, лежа в постели, обратился к вам, что он сказал?

– Он сделал мне предложение.

– Какого рода предложение?

– Присоединиться к ним.

Зал единодушно ахнул и тут же замер в трепетном ожидании.

– И последний вопрос, миссис Монт: вы что-то ответили на упомянутое вами предложение?

Истица неожиданно в гневе затрясла головой. Это произвело тем более сильное впечатление, что до этой минуты она стояла совершенно неподвижно.

– Нет. Я убежала из дому.

– Благодарю вас.

Королевский прокурор Боумен сел на место. Со свидетельской трибуны послышался тихий ясный голос:

– Можно попросить воды?

Воду принесли. Майкл чувствовал, как у него на лбу выступает холодный пот. Он вынул носовой платок и увидел, что рука слегка дрожит. «Спокойно, Баркер!» [113]  – приказал он себе, но чувство юмора в этот раз ему не помогло. Когда твоего сына во всеуслышание называют в суде развратником… такой удар нелегко перенести! Сидящая рядом с ним Флер не шевельнулась.

Вставший со своего кресла Хабедэшер нетерпеливо топтался на месте. И он, и судья ждали, когда истица поставит стакан. Она его наконец отставила, и судья Орр спросил:

– Миссис Монт, вы готовы продолжать?

– Да, милорд.

– Очень хорошо. Сэр Клиффорд?

Хабедэшер погладил свой длинный землистого цвета подбородок с таким выражением, с каким гробовщик прикидывает, подойдет покойнику гроб или нет. Голос его, когда он заговорил, оказался таким же сальным и вкрадчивым, как и манеры.

– Миссис Монт, вы сейчас подвергаетесь тяжелому испытанию, поэтому я сведу свои вопросы к минимуму. Насколько суд понимает, вы, хотя и простили однажды своего виновного в прелюбодеянии супруга, во втором случае, который мы сейчас и рассматриваем, не согласились его простить, – суд правильно понимает суть дела?

– Да.

– В таком случае я хотел бы попросить вас прояснить одно обстоятельство. Когда вы простили своего супруга после процесса «Феррар против Феррар и Монта», в какую форму было облечено это прощение?

– Боюсь, я не понимаю, что означает ваш вопрос.

– Что же, в таком случае позвольте изменить формулировку. Когда вы простили своего супруга за нарушение супружеской верности, были ли между вами восстановлены нормальные супружеские отношения?

– Да.

– Вплоть до сексуальной близости?

– Да.

– Ведь вам известно, миссис Монт, что прощение одним из супругов прелюбодеяния, совершенного другим супругом, суд квалифицирует как потворство?

– Да.

– И что подобное потворство восстанавливает – прошу прощения за очередное употребление юридического термина – status quo [114] ?

– Да.

– Благодарю вас.

Хабедэшер вернулся к своему столу.

– У вас больше нет вопросов, сэр Клиффорд? – спросил судья, глядя на него поверх линз-полумесяцев.

– На данную минуту нет, милорд.

– Тогда предлагаю объявить перерыв на обед.

Обед прошел в молчании. Дневное заседание, посвященное рассмотрению доказательств, которые были представлены соответчицей, а также нынешними и бывшими слугами обоих домов, кончилось около четырех дня.

Кит вернулся в свой клуб, но хотя бы согласился, чтобы его туда подвезли. Роджер отказался от ужина, однако сказал, что выпьет чаю. Сидя втроем в гостиной на Саут-сквер, они разговаривали исключительно о посторонних предметах, хотя отсутствие Эм остро ощущалось, она была в подобных обстоятельствах незаменима.

– Как Марта? – спрашивала Флер, разливая чай. – По-прежнему играет в гольф?

– Конечно! Сахару не надо, спасибо. Девять лунок каждый день, и никакой дождь не остановит, гольф – ее великая страсть. А меня он, если можно так выразиться, сделал вдовцом.

– Папа начал играть в гольф, когда ему исполнилось шестьдесят девять.

– Дядя Сомс? Вот не знал, что он так увлекся.

– А он и не увлекался. Просто Джек Кардиган подарил ему на день рождения набор клюшек, и он не захотел, чтобы они пропали зря.

– Семейная черта, – заметил Роджер.

– Верно, – согласилась Флер и, протягивая чашку Майклу, добавила не без горечи: – Я и сама не слишком люблю, когда что-то зря пропадает. Возьмите еще фруктового пирога.

– Не надо, Майкл! Прошу тебя.

Он положил руки на плечи Флер, которая вечером расчесывала волосы перед трельяжем, желая всего лишь ее утешить. Почувствовав, как она отпрянула от его прикосновения, Майкл мгновенно убрал руки.

– Прости!

Увидев безысходность в ее глазах, глядящих в центральную створку трельяжа, – она не видела своего отражения, просто тупо глядела прямо перед собой, – он вспомнил, какова истинная суть нынешнего процесса. Ей придется еще целый день присутствовать при слушании дела не «Монт против Монта», а «Форсайт против Форсайта». Ведь если бы у Флер не отняли ее любовь еще до того, как на сцене появился некий Монт, эти двое были бы брат и сестра, и никому не пришлось бы испытать этого горя. Да, они пропали; и все пропало.

– Не знаю, хочет ли Кит на самом деле, чтобы мы там присутствовали, – неожиданно сказала Флер, выразив ту самую мысль, что пришла в голову ее мужу.

– Свадьбы и разводы, – ответил он, пожав плечами. – И от того, и от другого тошнит. Не могу сказать, что жажду быть свидетелем смертельной травли.

– Кит все еще считает, что выиграет он. Не понимаю, каким образом.

Ее отражение в зеркале словно бы добавило: «И почему?»

– Как все это нецивилизованно, – сказал Майкл, – вынуждать людей демонстрировать перед всеми свою личную жизнь.