Сказки скандинавских писателей - Ганс Христиан Андерсен

Никлас тоже стал ждать вместе с ним. Ему хотелось поглядеть, что из всего этого получится. И вскоре ему довелось увидеть настоящее чудо. Там, где были посажены зернышки, выросла уйма соломинок, которые вскоре распространились по всему полю. Но они росли и в вышину, и внезапно пред Никласом раскинулось и заколыхалось целое пшеничное поле. Пшеница тут же заколосилась. Колосья набухали, желтели и стали под конец такими тяжелыми, что свисали до самой земли.

Тогда старый тролль топнул ногой, и из-за каменных глыб и земляных куч выползло несметное множество маленьких троллят и давай вырывать с корнем колосья. Потом они стали отряхивать снопы колосьев в огромные мешки, которые притащили с собой. И посыпались из колосьев спелые, золотистые зерна. А когда все зерно было высыпано в мешки, троллята взвалили их на спину и исчезли, словно дым, вместе со старым троллем среди кочек и горных расселин.

— Вот это урожай так урожай! — сказал самому себе Никлас и отправился в поле — поглядеть, не достанутся ли ему какие-нибудь брошенные колоски.

Но троллята, видимо, поработали на славу — в поле не осталось ни единого зернышка. Там валялась лишь сухая, смятая солома.

«Пойду-ка я к той сосне и возьму мешок. Такой урожай мне по душе», — подумал Никлас.

Но, освободив корни сосны от мха и земли, Никлас не обнаружил ни малейших следов мешка, и сколько он ни разрывал землю руками и острым камнем, ему так ничего и не удалось найти.

Время шло, близился полдень, и в конце концов Никласу пришлось отправиться со своей корзинкой домой.

Пора было на поденщину. А поиски клада придется отложить до следующего дня. Так он и сделал, снова отправившись на рассвете в лес и взяв с собой лопату.

Но, когда он подошел к тому месту, где вчера было поле, оно уже исчезло, а хуже всего то, что он не смог узнать сосну, под которой лежал кожаный мешок. Никлас стал копать то под одной, то под другой сосной вокруг, но все напрасно. А он все же упрямо копал, не замечая времени, и опоздал на поденщину. Староста отругал его и урезал долю ржаной муки, которая причиталась ему в уплату за труды. Но это его ничуть не остановило. На другой день он уже снова был в лесу, снова опоздал на поденщину, и снова ему урезали долю муки. Жена плакала и сетовала, что он заставляет её и детей голодать, а сам слоняется по округе, словно бродяга с проселочной дороги. Ни словом не выдал Никлас, чем он занимается, потому что знал: тот, кто ищет клад, если хочет найти его, не должен об этом говорить.

Однажды утром, когда он, как обычно, рыл землю, увидал его случайно какой-то старый торпарь и давай насмехаться.

— Вот как, любезный мой Никлас, ты хочешь найти клад! — уязвил его старик. — Но скажу тебе, днем это не делается. Человеческим рукам никогда, кроме как ночью, не добраться до троллевых сокровищ.

— Ах так! — сказал Никлас и бросил лопату, потому как он знал, что старый торпарь был сведущ во всех тайных, скрытых от людей делах. — Тогда попытаю-ка я счастья ночью.

Но старик только засмеялся ему в ответ.

— Невелика от этого польза. Невелика польза, — повторил он. — Если кто и найдет клад, он не сможет вытащить его наверх, прежде чем взойдет солнце. За это время тролли так тебя запугают, что и клада не захочешь, а выпустишь сокровище из рук или же вымолвишь какое-нибудь словечко. И тогда не успеешь оглянуться, и сокровище раз — и исчезло. Тролли-то знают немало волшебных заклятий. Они нашлют на того, кто ищет клад, шипящих змей и прожорливых волков, так что тут гляди в оба — как бы ноги унести. Ищи, любезный Никлас, ищи клад, коли тебе это по душе. Только, боюсь, ничего тебе не найти.

С этими словами заковылял старый торпарь прочь, рассказывая всем встречным и поперечным, всем, кто только хотел его слушать, о том, что Никлас ищет клад в лесу.

Ну и смеялась же над Никласом вся округа! А жена его плакала и бранила мужа за все его глупости. И он и вправду перестал ходить в лес по утрам. Однако же вместо этого стал ходить туда по ночам, когда все другие спали. Днем же он бывал такой сонный и усталый, что не в силах был справляться с поденной работой и получал муки еще меньше обычного. В лачугу его пришла настоящая нужда, да и сам он голодал, так что остались только кожа да кости. И все-таки он продолжал искать клад, потому что, найди Никлас клад, стал бы этот клад счастьем и спасением не только для него самого, для его жены и детей, но и для всей страны.

Однажды ночью, только Никлас подошел к камню, где сидел, подсматривая за старым троллем, как взошел месяц. И тут вдруг будто пелена спала с глаз бедняка, и он тотчас узнал сосну, под которой старый тролль спрятал кожаный мешок.

Несколько ударов лопаты, и Никлас убрал слой земли и камни, а вскоре уже лопата его наткнулась на что-то круглое, толстое и гладкое.

Мешок! Ведь это кожаный мешок!

Никлас отчетливо видел его при свете месяца. И, дрожа от радости, начал окапывать мешок, чтобы легче было приподнять его. Потом он нагнулся, обхватил обеими руками мешок, приподнял его и стал тащить. Но не тут-то было — мешок прочно засел в земле.

Казалось, будто кто-то крепко-прекрепко держит его снизу.

Никлас изо всех сил тянул мешок, дергал его и рвал. Но все напрасно. У того, кто ему противился, была такая хватка, словно вместо пальцев у него были железные клещи.

«Ладно, — подумал Никлас, встав на колени возле ямы, — видно, ничего больше не остается, как простоять здесь до самого раннего утра. Только бы не напали на меня чудовища».

Вглядываясь в кустарник, он прислушивался к малейшему шороху. Вскоре он и вправду услыхал какой-то хруст и треск, и из кустов ринулся на него страшный, мерзкий волк с разинутой пастью.

Никласу стало не по себе, но он подумал: «Не все ли равно, умереть ли в пасти зверя или же медленной голодной смертью зимой. А раз так, троллям, если они прячутся за деревьями и смотрят на меня, не видать моего страха».

И Никлас, не отрывая острых глаз от чудовища, еще крепче обхватил руками мешок.

Волк скалил зубы и все шире разевал пасть, словно желая проглотить человека. Но