Отчий край - Константин Седых

Они дружно бросились к коню, распрягли его и поставили на ноги.

Конь сразу же начал отряхиваться, фыркать, а затем расставил ноги и пустил воду.

- Здорово перепугался бедняга, - пожалел его парень. - Как бы он теперь у тебя водой не изошел.

- Брось трепаться! Подержи лучше его, пока я оглоблю привязывать буду.

Парень принял у Ганьки коня и тут же спросил:

- А он у тебя не кусается?

- Если будешь дураком прикидываться, обязательно укусит, - оборвал его Ганька.

Парень смущенно умолк, но ненадолго. Скоро Ганька, занятый привязыванием оглобли, услыхал его голос:

- Ты не в работниках случаем живешь?

- В работниках.

- А кто у тебя хозяин?

- Председатель нашего ревкома.

- Председатель? - изумился парень. - Постой, постой!.. Как же это так? У вас же председателем Семен Забережный, знаменитый партизан. Неужели ты на него горб гнешь? Заливаешь скорее всего...

- Ничего не заливаю. Так на него работаю, что руки от чернил отмывать не успеваю. Я при нем писарем состою.

- Тьфу ты, черт!.. Я думал ты серьезный парень, а ты первостатейный трепач.

- Это я, глядя на тебя.

- Ладно! Пошутили и хватит... Скажи лучше, как тебя зовут, товарищ секретарь?

- Гавриил Улыбин. А тебя?

- Вениамин Рогожин. Фамилия для такого красивого парня, как я, явно непригодная. Собираюсь переменить на Кумачова или на Бархатова.

Ганька невольно расхохотался и спросил:

- Откуда и куда тебя черти несут?

- Топаю из Завода к вам в поселок, а туда из Читы приехал.

- У нас-то что собираешься делать?

- Комсомольскую ячейку хочу организовать. Такое у меня задание от губкома комсомола. А ты что-нибудь слыхал о комсомоле?

- Слыхать слыхал, а толком ничего не знаю.

- Это Российский коммунистический союз молодежи, если сокращенно, РКСМ.

- А что в этом РКСМ делают?

- Если коротко сказать, учимся новую жизнь строить, готовим смену борцам за советскую власть, за социализм.

Ганька с уважением посмотрел на своего нового знакомого "Видно, не дурак, раз приехал из Читы с таким серьезным поручением. А сам скорее всего из рабочих", - решил он, выводя на дорогу запряженного в сани коня.

Пока ехали до поселка, Ганька рассказал Веньке про свою жизнь. А так как жизнь эта была короткой, то пришлось поведать и о Романе, и о покойном отце.

- Погоди-ка, погоди-ка! - перебил его вдруг Рогожин. - В Чите есть Василий Андреевич Улыбин. Работает он в Дальбюро ЦК РКП(б). Он тебе не родня случайно?

- Это мой родной дядя, - с гордостью признался Ганька. - Я вместе с ним ходил в партизанах.

Рогожин, внимательно разглядывая Ганькино лицо, сказал:

- Ты и вправду похож на него. Ничего тут не скажешь.

- Это все говорят, - самодовольно заулыбался Ганька. - А ты откуда дядю знаешь?

- Бывал он у нас в железнодорожных мастерских на митингах и собраниях. А перед поездкой я с ним даже личную беседу имел, - похвастался Рогожин, но тут же поправился, - вернее, он беседовал с нами со всеми, когда мы из Читы на места выезжали.

- А почему он разговаривал с вами? Что у него за касательство к комсомольцам?

- Вот тебе раз! Да ведь он же заведующий агитпропом в Дальбюро ЦК РКП(б). Пришлось ему и нам инструктаж давать. Часа два с нами проговорил. Толковый у тебя дядька! - закончил Рогожин с такой ноткой зависти в голосе, что Ганька рассмеялся и почувствовал глубокую симпатию к этому рабочему пареньку.

Коню предстояло одолеть крутой бугор. Видя, что он с трудом тянет воз, Рогожин крикнул Ганьке:

- Брось ты к черту вожжи! Давай лучше воз подталкивать.

Ганька закинул вожжи на спину коня и бросился на помощь к Рогожину, налегавшему на сани сзади.

Когда выбрались на бугор и отдышались, Рогожин сказал:

- Как я погляжу, Ганька, ты по всем статьям в комсомол подходишь. Первое, бывший красный партизан, второе, в ревкоме работаешь, а в-третьих, вся твоя семья революционная. Раньше я, грешным делом, и не думал, что среди казаков есть такие семьи. Ко всему к этому у тебя и грамота хорошая. Это тоже много значит. Из тебя со временем может настоящий комсомольский вожак получиться. Как думаешь, сумеешь за новый быт бороться?

- Бороться? А с кем бороться?

- С кулаками, с попами, с пьянством, темнотой и невежеством.

- Легко сказать, бороться! - задумался Ганька. - Это уметь надо.

- Научим, - уверенно сказал Рогожин и хлопнул Ганьку по плечу. Доедем до твоей хаты, похлебаем чайку с устатку и начнем вместе действовать. Месяц у вас проживу, а сколочу крепкую ячейку, если ты помогать мне будешь. Деревня ваша вон какая большая. Сколько в ней дворов?

- Больше трехсот.

- Значит, молодых парней и девок достаточно. Есть кого в комсомол вовлекать.

- Беда, что грамотных у нас мало. В нашем краю я самый грамотный. Я все-таки пять лет учился, а другие всего по два да по три года в школу ходили. Это я о парнях говорю, девки почти сплошь неграмотные.

- Возьмемся пока за грамотных ребят. Сговорим таких человека три-четыре, а потом станем к другим подход искать.

Когда приехали в улыбинскую ограду и стали сбрасывать с саней кряжи, Рогожин спросил:

- Как твою мать зовут-величают?

- Авдотья Михайловна. Тебе, что, обязательно надо это знать?

- Конечно, обязательно. Я в командировке уже второй месяц болтаюсь, у чужих людей живу. Раз такое житье, прежде всего надо вежливость проявлять.

У Авдотьи Михайловны сидели гости. Это был Семен Забережный, поджидавший Ганьку, и Лука Меньшов из Чалбутинской со старшей дочерью Клавдией, которая два года тому назад вышла замуж, а через полгода овдовела.

Увидев Семена через окно, Ганька тут же сообщил Рогожину, что у них сидит председатель ревкома.

- Это мне кстати, - ответил тот.

Войдя в кухню вперед Ганьки, Рогожин снял с головы шапку и отвесил всем присутствующим общий поклон, потом пошел знакомиться.

Подойдя к седобородому Луке, он необычайно эффектно и ловко вскинул вверх сжатую в кулак руку, быстро разжал ее и, протянув для пожатия Луке, представился:

- Рогожин, дедушка!

Авдотье Михайловне он отрекомендовался уже по-другому:

- Вениамин, Авдотья Михайловна!

При виде красивой Клавдии он приосанился, расцвел в улыбке и, пристукнув своими солдатскими сапогами, с поклоном сообщил:

- Веня, девушка!

Семену, как человеку серьезному и облеченному властью, он отрекомендовался более подробно:

- Вениамин Рогожин, товарищ! Инструктор губкома комсомола.

- Это, что же, из Читы выходит?

- Так точно, товарищ! Разрешите раздеться, Авдотья Михайловна?

- Милости просим, милости просим! Раздевайтесь, молодой человек, да к столу пожалуйте.

Венька разделся, потом спросил:

- Где у вас можно помыть руки, Авдотья Михайловна?

- Полей, Ганя, гостю на руки, - приказала довольная почтительностью Рогожина мать и полезла в сундук за чистым полотенцем. Видя это, Ганька понял, что Венькина вежливость действует безотказно.

Когда Рогожин подсел к столу, не перекрестившись, Лука насмешливо спросил:

- Пошто лба-то не перекрестил? Не православный, что ли?

- Почему не православный? Крещенный по всем правилам, да только теперь неверующий.

- Неверующий?! - испугался Лука. - Тогда, паря, я, однако, с тобой за одним столом сидеть не буду. Грех На душу из-за тебя не возьму.

Авдотья Михайловна поспешила вступиться за Рогожина:

- Какой он, сват, неверующий! Так все это, баловство одно. Случись беда, вперед нас с тобой бога вспомнит. И никакого греха на тебе не будет, если посидишь с ним рядом.

Улыбнувшись своей заступнице. Рогожин дипломатично промолчал и взялся за ложку. Поставленные перед ним в тарелке мясные щи он съел, не торопясь, не забывая о сдержанности. Отодвигая тарелку, с чувством сказал:

- Хорошие щи, Авдотья Михайловна! Давно я таких не едал.

- Может, тебе еще подлить?

- Если можно, не откажусь. Пожалуйста.

Жаренную на сале картошку он тоже расхвалил и отдал ей должное.

Пока он ел, Семен и Клавдия разглядывали его. Семена поразило умение Веньки вести себя с умом и достоинством, не теряться в обстановке. А Клавдии пришлось по душе, что он назвал ее девушкой и явно хотел ей понравиться при знакомстве.

- Из каких ты людей, инструктор? - спросил Семен.

- Из рабочих. Отец у меня котельщик в Читинских железнодорожных мастерских, один брат машинист, другой слесарь шестого разряда, а я на промывке паровозов работаю.

- Сколько же тебе лет?

- Да уже много. Жениться еще рано, а за девушками ухаживать можно, сказал Венька и так поглядел на Клавдию, что та покраснела и потупилась.

- Вишь ты какой ловкий! - сердито усмехнулся Лука, недовольный тем, что Клавдия умильно поглядывала на Рогожина. - Гулять с девками ты тут как тут, а как жениться - сразу в кусты.

- Нет, дедушка, на моем месте шибко не разгуляешься. Больно рано на работу вставать приходится. Прогуляешь ночь, а потом целый день все из рук валится.