История с продолжением - Екатерина Белецкая

Тропинка делала в этом месте плавный изгиб. Лена вышла за поворот и вдруг остановилась, словно пригвождённая к месту. Акварельный мир распался и исчез, словно разорванный надвое некой силой, неподвластной человеческому разуму.

Перед ней, возле узкой дорожки, лежала рыба, очень большая, размером с крупного дога. Рыба эта являла собой жуткое зрелище – тело её, тёмное, почти чёрное, лишённое чешуи, покрывали крупные рваные раны… Однако рыба была ещё жива и когда Лена, превозмогая отвращение, подошла к ней ближе, вдруг открыла единственный оставшийся глаз. Этот глаз поразил Лену – живой, полный муки и боли карий человеческий глаз. Лену передёрнуло – в ней боролись жалость и ужас.

– Возьми меня с собой, – сказала рыба. – Ты же идёшь к реке.

– Я… не могу… я слишком слабая, – пробормотала Лена, отступая на шаг. Карий глаз следил за ней, не отрываясь. – Я не хочу…

– Мы все, возможно, идём к реке, – в голосе рыбы послышалась мольба. – Возьми меня с собой.

– Нет, – ответила Лена. Она ощущала смятение, неуверенность. – Я не могу.

Она отвернулась и пошла прочь от этого кошмара, прочь, вниз по дорожке. Вскоре поворот скрыл от неё странную рыбу, и Лена в мгновение забыла о ней, словно не видела вовсе. “Куда это я иду? – подумала она. – Ах, да! К броду. После вот этого поворота тропинка разветвляется – одна ведёт налево, вдоль холма, по берегу, а другая – направо, к броду. По ней редко ходят, она даже без покрытия…”

За новым поворотом Лена остановилась, как вкопанная – перед ней лежала вторая рыба. Выглядела она ещё хуже, чем первая – из разорванной брюшины в сухую траву вывалились внутренности, чёрную сухую кожу облепили мухи, которые вольготно разгуливали по ранам. Рыба доживала свои последние минуты, это Лена видела чётко, она умирала. Но тем не менее на Лену снова воззрился такой же живой карий глаз. Как у той, первой.

– Возьми меня с собой, – попросила рыба.

Лена промолчала – словно разом забыла все слова.

– Я же знаю, ты идёшь к броду. Ты идёшь к реке. Все мы, вероятно, идём к реке. Только у одних это получается хуже, а у других – лучше. Возьми меня с собой.

– Но… ты же умираешь… – наконец сумела сказать Лена.

– Разве это имеет какое-то значение? – голос странного существа был спокоен, в нём звучало искреннее вежливое удивление. – Я же не спрашиваю у тебя, что со мной, я лишь прошу отнести меня к реке. Мне это очень важно, как же ты не поймёшь…

– Я… может быть, в другой раз? – спросила Лена.

– Другого раза не будет, – рыба слабо шевельнулась, – слишком мала вероятность повторения… Я же не прошу о многом. Это так просто – дойти до реки. И так сложно…

– Я не могу, – с отчаянием в голосе ответила Лена, – ты… ты слишком тяжёлая… у меня не получится…

– Всё в мире относительно, – ответила рыба, – тяжесть – тоже.

– Но я не хочу… почему я должна это делать?

– Почему ты? – повторила рыба. – Странный вопрос. Почему ты? А почему я? Почему все мы?…

Лена хотела отойти в сторону, обратно на дорожку, но тут краски вокруг неё начали меркнуть, свет помутнел, всё слилось в тёмном невообразимом танце… а затем исчезло. И лишь где-то, страшно далеко в её подсознании, остался жить этот путь к броду, по тонкой дорожке, идущий между холмов, в стране осенней японской акварели…

Лена проснулась ночью, сама не поняв, от чего. Ни шумов, ин шорохов. Почти что полная тишина… а, нет, где-то говорят. Лена прислушалась. На террасе. Она тихонько, стараясь не шуметь, подошла к двери своей комнаты и прислушалась.

– Ёт, риаст, – сказал тихий голос, – ю тро…

– Рие!… Хи спере, Дзеди! – в голосе Лина позвучала горькая насмешка.

– Та, ю тро, – отчаяние и безразличие. – Ио… тецре.

– Ин кас? – вопрос был задан словно походя, но реакция на него последовала незамедлительно:

– Ски! Рие! Ёт рабе, Лин! Ёт! Скерсе!… Та ю, ёт!…

– Тёрис… дурак, – закончил Лин, словно подвёл некую черту. – Хватит, поцапались на сегодня. Понял?

– Нет, – голос Пятого стал глух и невыразителен. – Не понял. Я вообще не могу понять, с какой это радости ты берёшь на себя…

– Это моё дело. Любой, кто причастен, имеет право…

– Нет, это всё – я. А ты…

– Тс-с-с… слышишь? – Лин, судя по лёгкому шороху, поднялся на ноги. – Это ещё кто тут ночью бродит?

– Я, кажется, понял, кто, – голос Пятого обрёл твёрдость, неуверенность исчезла.

– Я тоже… Лена, ты заходи, – пригласил Лин. Лена вошла на террасу и остановилась возле стола. – Ты чего-то хотела?

– Да, попить, – нашлась Лена. – Душно тут.

– Вот-вот, – с сарказмом поддакнул Пятый. – Душно, а как же. Только зачем врать-то, скажи на милость?

– Пятый, не злись, зачем ты так, – попросил Лин. – Она же ни в чём не виновата…

– Я не нарочно, – жалобно сказала Лена. – Я и не поняла ничего…

– Ещё не хватало, чтобы ты поняла, – едко ответил Пятый. Он сидел на стуле, подле окна, спокойно смотрел на Лену своими странными кошачьими глазами и задумчиво покусывал ноготь большого пальца. – Да-а-а… Вот уж влипли, так влипли, нечего сказать!… Мало того, что ты натыкаешься на нас в девятой. Мало того, что ты видишь этот позор, что был той ночью. Теперь ты ещё умудряешься подслушать тот позор, который происходит этой ночью. У меня нет слов.

– Пятый, не грызи ногти, – с раздражением сказал Лин, – на тебя смотреть тошно. А то, что Лена постоянно сталкивается с нами в подобные моменты – это, по-моему, неспроста. Это уже судьба, не иначе.

– Врагу такой судьбы не пожелаю, – покачал головой Пятый, явно сдаваясь. – Лена, я же не злюсь на тебя, мне просто тебя жалко. Зачем тебе всё это?… Это же страшно, на самом деле страшно. Правда. Или ты не веришь?

– Я вообще пока ничего не могу понять, – призналась Лена. – Я так запуталась за вчера и сегодня, что теперь… ничего не пойму. Вы спросили, почему я встала. Да мне такой кошмар приснился, что я наверное, сегодня вообще не усну.

– Всё будет хорошо, – пообещал Пятый. – Уснёшь, мы поможем. Расскажи, что тебе приснилось.

Лена принялась рассказывать, вначале медленно, путаясь, запинаясь, потом – всё свободней и свободней. Лин и Пятый слушали внимательно, не перебивая. Лин примостился на стуле возле ветхого колченого стола, Пятый сел на пол возле Лениных ног… Наконец Лена смолкла. Несколько минут царила тишина, затем Лин сказал:

– Да, приснится же такое… Пятый, как ты думаешь, из-за чего это?…

– Реминисценции, ассоциации, немного смещённые понятия… странно, но мне показалось, что я знаю это место. По-моему…

– Не стоит, – Лин предостерегающе поднял руку.

– Я и не собирался, – Пятый легко поднялся на ноги и подошёл к окну, – просто показалось, что я узнал… это и странно…