Драконий перстень - Георгий Григорьянц

ты друг римского народа, наши отношения развиваются и крепнут. Забота о римском войске делает тебе честь, – Канидий позволил себе улыбнуться, – но консул Антоний хочет завершить поход до зимы. Еще раз излагаю просьбу пропустить войска и принять участие в кампании, конечно, сугубо добровольно.

– Для меня честь поддержать экспедицию великого военачальника Антония. Армения разрешает проход римской армии по своей территории, а также выделяет Антонию отряд вспомогательных войск, включая конницу – шесть тысяч всадников.

– О, разумное решение, максимально отвечающее интересам каждой из сторон! Я передам консулу твои слова. Мы вместе навеки! – Ударив себя кулаком в грудь, Канидий хотел развернуться, чтобы уйти, но, помедлив, спросил: – Хотел задать необычный вопрос. Ты располагаешь неким талисманом, который поможет нам одержать победу над врагом в предстоящей войне. Не поделишься? Ценность дружбы – делиться секретами с единомышленниками.

Взгляд царя стал холодным:

– Так думают обыватели, мудрые же знают: дружба довольствуется возможным, не требуя должного.

Все дипломатические уловки вояка Канидий израсходовал. Больше ничего от царя не добиться. Кивнув, по-военному четко развернулся и вышел из зала.

Глава 40

Александрия египетская, не имевшая себе равных в мире, смешавшая стили жизни Египта, Греции и Рима, процветала. Царь Антоний и его соправитель Клеопатра управляли страной мудро, и жители – египтяне, греки, македоняне, иудеи, армяне, сирийцы, персы и другие – чувствовали себя вполне счастливыми.

На террасе дворца с видом на гавань Антоний смотрел на прекрасный город, простиравшийся вдоль моря на 30 стадий85, думая о собственном вкладе в прогресс столицы, основанной Александром Македонским, о своих успехах, призвании и влиянии. Его лепта в восстановление города была весомой: разрушенные храмы отстроены, Александрийский маяк обновлен, дворцы засияли золотом, широкие и прямые улицы вымощены мраморными плитами, в Доме муз поселены ученые и поэты, возобновившие диспуты и беседы. Появились экзотические животные в зверинце и необычные растения в ботаническом саду; заработала обсерватория; Александрийская библиотека, хранящая все знания мира, восстановлена и превращена в крупнейший в мире университет, где созревала научная мысль, а тексты с папирусов переносились на более долговечный пергамент. Улицы города освещались, снабжение же водой по туннелю стало бесперебойным.

Подошла обворожительная Клеопатра и, обвив руками шею Антония, поцеловала. Он наслаждался ее присутствием, чувствуя вожделение и желание быть ее вечным пленником. Праздная жизнь восточного правителя ему нравилась. Пиры шли почти каждый день, а расточительство Клеопатры не знало границ. Возникала мысль: не обладает ли она секретом превращения железа в золото? Вслух сказал:

– Вчерашний пир был великолепен. Аромат ковра из роз, которым ты устлала полы в зале, заставил меня думать о тайне совершенной любви.

– Ты скучаешь… вот и сейчас задумчив, посматриваешь на свой Тимониум.

На берегу моря, перед дворцом, Антоний велел возвести дом с колоннами – для собственного уединения. Называл он его в честь афинского богача Тимона, любившего людей, бескорыстно щедрого к друзьям, мизантропа, после разорившегося и покинутого всеми. Обратившись к друзьям за помощью, Тимон получил отказ и возненавидел не только их, но и весь род людской.

– Тимон не знал середины, – сказал Антоний. – Он был человеком крайностей, как и я. Неблагодарность – худший из пороков.

– О, надеюсь не дожить до тех времен, когда ты решишь жить отшельником, как Тимон! – Божественная царица казалось ему ранимой и доверчивой. Она восхищенно смотрела на любовника. – Марк, в твою честь, чтобы прославить на века, я заложила храм. Назову его Цезариум, а в храме Осириса уже возведена гробница, где мы будем покоиться вдвоем, когда умрем.

– Я люблю тебя, Клеопатра, и буду любить вечно. – Влюбленные глаза Антония затуманились, сердце забилось чаще, и сильное чувственное влечение вытеснило в сознании все неважное и пустое…

Волны накатывали на берег, пенились, умиротворяли. Властолюбивая и дерзкая Клеопатра накрепко привязала Антония к себе. Он, наслаждаясь жизнью в объятиях царицы, всегда добивающейся желаемых результатов, подарил ей не только римские земли, но и двух очаровательных близнецов: мальчика Александра Гелиоса (Солнце) и девочку Клеопатру Селену (Луну). Браком с Октавией, сестрой Октавиана, он тоже сочетался, встречаясь с ней в Афинах, и она родила ему девочек-двойняшек. Но так как Клеопатра пригрозила самоубийством, послал своей римской жене письмо с уведомлением о разводе.

– Наши дети будут счастливы, – шептала царица.

– Я сделаю их великими, – вторил Антоний. – Твой сын Цезарион получит в управление Египет, Сирию и Кипр. Маленькая Селена станет царицей Киренаики86, а мой любимец Александр Гелиос будет повелителем Армении, Атропатены и Парфии. Для тебя, дорогая, я приготовил подарок – отчеканил монету с твоим изображением. Вот, посмотри! – На серебряной монете красовался гордый профиль царицы. – А каждый легионер уже написал твое имя на щите.

Он заслужил долгий и страстный поцелуй.

– Дорогой, я мечтаю о другом подарке… – Глаза Клеопатры заблестели ярким пламенем. – Подари мне Артавазда, царя Армении. Он – ключ к познанию тайны бессмертия и могущества.

Антоний с извиняющим видом промолвил:

– Вернулся из Армении Канидий, так и не узнав ничего. Все надо делать самому! Обещаю, любимая, эту игрушку ты получишь…

В кабинет Антония ввели Монеса – полководца из Парфии, недавно сбежавшего от свирепого Фраата IV. Теперь он носил подпоясанный белый хитон на манер греков в жарком Египте.

– Великий консул! Рад служить тебе, – он низко поклонился.

– Монес, я тебя озолочу и сделаю своим полководцем. Со временем станешь этнархом Парфии, а захочешь – получишь римское гражданство. Готов ли участвовать в моем походе?

– Да, консул. Это великая честь для меня.

«Мои обязательства перед сенатом вести войну против Парфии выполняются, слава покорителя Востока не за горами! – думал Антоний. – Хотя… именно за горами».

– Сумеем ли мы преодолеть горы Армении и Атропатены?

– Да, консул. Дорогу я знаю. Эти страны – легкая добыча, а в Парфии нас уже ждут: народ готов восстать против царя.

И опять в голове Антония забилась мысль: «Александр Великий изменил миропорядок, ураганом обрушившись в свои двадцать четыре года на Азию и Африку. Я завладел Египтом, ставшим жемчужиной в моей царской короне. Что мешает мне, как Цезарю, завоевавшему Галлию, покорить Армению, Атропатену и Парфию?».

В зал вошла Клеопатра, которая, как всегда, была в курсе происходившего разговора.

– Это тот самый парфянин, который побуждает тебя, дорогой, к сумасбродному походу? Мы, греки, всех бородатых мужчин, кроме философов, считаем варварами. Чего ждать от человека, который говорит о легком завоевании Армении?! Здесь поможет только хитрость.

– Клеопатра! – воскликнул Антоний. – Ты, любимица судьбы, читаешь мои мысли!

Воодушевленный Антоний решил выступать немедленно.

16 легионов двинулись в поход. Антоний призвал под свои знамена 100 тысяч человек, в том числе иберийских, кельтских, армянских и понтийских всадников. Как и армия Красса, войска Антония подошли к переправе через Евфрат у селения Зевгма, но, не став переправляться, двинулись по берегу реки на север в Армению, обманув парфян, которые