Секрет долголетия - Григорий Исаакович Полянкер

Вася беспомощно развел руками.

— Оно, конечно, так, но что поделаешь! Ну, ешь, они ничего себе, — настаивал он, кивая на конфеты.

Шифра взглянула на них с каким-то недоверием, словно в этих бумажках был яд, и перевела взгляд на Васю:

— А ты почему не берешь?

Он пожал плечами, поправил зеленую фуражку:

— Я на этот счет не очень… Цельный месяц лежат конфеты в мешочке, а я про них вроде и забыл… Махорочку уж лучше покурю… Это для солдата мечта! Ну, вроде невесты… Вот в плавнях как-то три дня сидели, в воде, в болоте, а вокруг — камыши, фашисты-каратели да немецкие овчарки… Не кашлянешь, не покуришь. Прямо-таки погибель… Махорочка и спички совсем промокли, прямо-таки пропадай, солдатская душа!.. Вот когда туго было!..

Заметив, с каким вниманием девушка смотрит на него и прислушивается к его словам, Вася расцвел. Лицо его расплылось в улыбке и стало совсем мальчишеским. Он достал кисет, спички, ловко свернул самокрутку, важно затянулся терпким дымом, выпустив его через нос, и продолжал тем же шепотом, чтобы не разбудить спящих:

— Да, а командир у нас — душа! И строгий, и душевный. А смелый какой!.. Если б ты видела, какой бой мы у себя на границе выдержали, а не пропустили гадов! Людей осталось раз, два и обчелся, а выстояли! Осталось нас в живых двенадцать душ, да и то ни одного целого — все раненые… Но кто на раны смотрит, когда немец прет и прет, хочет под носом у нас переправу навести?.. Ох и били ж мы ему морду! Горы трупов лежали на том берегу… Будет время, расскажу тебе все… А я насчет нашего командира… Все его любят, хоть и строгий он, дисциплинку требует. Да в нашем деле иначе и нельзя. Граница, понимаешь? За рекой — капитализм. Надо держать ухо востро… Строгий, а никто не обижается. Там, где опасно, он всегда первый в огонь лезет. Уж как я с ним за это ругался! Зол он на немцев очень… «Сам, — говорит, — буду им мстить…» Часто задумывается… Сядет в сторонке, голову возьмет в руки и думает… Горе у него великое: жена у него была, хорошая такая, и ребеночек малый. На заставе жили, в домах комсостава, значит. И первые бомбы фашисты сбросили на эти домики. Ну, от них, конечно, дым один остался… Тоскует по ним капитан, страшно переживает… А когда схватка какая в пути — бой с фашистами, — тут уже он обо всем забывает. Автомат в руки, гранаты за пояс и пошел, пошел, а мы все за ним… Видала, какой отряд сколотил по дороге? А как уходили с границы, было нас двенадцать душ…

Шифра смотрела на Васю, не отрывая глаз, и, затаив дыхание, слушала его взволнованный рассказ. Он сделал паузу, затянулся дымом и добавил:

— А в общем, жизнь у нас подходящая… Если удастся перебраться на ту сторону, к своим, совсем житуха будет… Ты подумай, может, останешься у нас санитаркой?.. Я как-нибудь с начальником еще раз поговорю, попрошу за тебя. Хорошо?

— Хорошо… — ответила она не сразу.

Вася обрадовался, посмотрел на спящих и, сам не зная зачем, несмело провел рукой по голове Шифры. Она укоризненно посмотрела на него и отодвинулась.

— Как тебе не стыдно! — проговорила она. — Так, Вася, нехорошо…

— Знаю… — опустил он голову. — Но ты такая красивая… Расцеловал бы я тебя…

— С ума сошел! — промолвила она и после долгой паузы, глядя вдаль, добавила: — У меня… у меня жених есть…

— А где он?

— Там, где все… На фронт ушел в первый день войны…

— А-а… — разочарованно протянул парень и вздохнул. — Да я так… Как сестру… А пишет он тебе?

— Одно письмо прислал, больше не пишет… Верно, погиб…

Вася задумался. Потом с невыразимой горечью проговорил:

— Да, не пишут женихи… Сколько их уже полегло, сколько невест плачет… — Но тут же спохватился, поняв, что очень расстроил девушку: — А может, твой и жив!.. Мало чего на войне бывает. Вот я сколько не пишу мамаше своей… Наверно, глаза свои выплакала, думая, что уже нет в живых ее сыночка, панихиду по мне, наверно, справила. А я, видишь, жив и с фашистами воюю… Может, как раз и твой жених тоже так…

Шифра посмотрела на него грустными, полными слез глазами. Взяв его за руку, она пожала ее и чуть слышно прошептала:

— Хорошее у тебя сердце, Вася… Не думала я, что ты такой хороший…

Она молча вышла из палатки, вытирая платком слезы, прислонилась к дереву и долго смотрела на хмурое небо.

Кажется, в самых жарких схватках было легче, чем в этой балке, под лесом, где нужно было сидеть и ждать возвращения разведчиков. До линии фронта отсюда рукой подать, и, если немцы обнаружат у себя под боком отряд, туго ему придется. Это хорошо понимал капитан Спивак и очень нервничал.

В голове возникали все новые и новые планы, но все они были связаны с большим риском, а ему хотелось провести отряд через линию фронта без потерь. И, посоветовавшись с боевыми товарищами, он решил обождать до утра, а там…

Глубокой ночью за лесом, где стояли высланные вперед патрули, послышалось какое-то движение, шум. Схватив автомат, гранаты, капитан с ординарцем побежал туда и через несколько минут уже обнимал и целовал своих бойцов, посланных накануне в разведку через линию фронта.

Скоро весь отряд уже был на ногах. Приказ командира был краток: бросить все громоздкое имущество, взять с собой только необходимое — оружие, боеприпасы, — обеспечить, чтобы на марше не было шума котелков, лязга оружия. Предстояло совершить бросок в несколько километров, укрыться в глубокой балке и после сильного артиллерийского налета с той стороны, когда в небо взлетят три красных ракеты и одна зеленая, ринуться в «коридор», проложенный снарядами, и — вперед, к своим…

Настали решающие часы в жизни отряда. Люди готовились в поход молча, быстро, тщательно.

Жаль было бросать повозки, хозяйство, которым оброс отряд по пути, но приказ есть приказ, и обсуждать его нельзя.

Вася Рогов все время был рядом с капитаном, быстро и проворно выполнял все его приказания, чаще, чем требовалось, козырял. Это он делал, должно быть, для Шифры, которая смотрела на него не спуская глаз.

В последнюю минуту перед выходом Вася подбежал к ней, вспомнив, что накануне дал девушке слишком большие сапоги. Отозвав ее в сторонку, он властным тоном сказал:

— Ну-ка, скидай свои трофеи-скороходки…

Она испуганно и вопросительно на него взглянула.

А он