Легко видеть - Алексей Николаевич Уманский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 17
Не спалось. Михаил попробовал найти в эфире успокаивающую музыку, но почти везде натыкался либо на раздражающий треск, либо на непонятную речь. Давно пора было уснуть, но сон не шел, как в тот первый памятный день на Ладоге, когда он пошел совсем один – без Марины и без Террюши, в точности как сейчас.
В тот вечер Михаил как раз вышел из устья Тихой протоки Вуоксы на широкий простор. С юго-востока катила довольно приличная волна, несмотря на то, что акваторию еще частично прикрывали острова. С непривычки в «Колибри» он чувствовал себя не вполне уютно на беспокойной воде, но вскоре втянулся и перестал думать о волнении и примерно через час оказался у Черного острова, который в прошлом походе сюда с Мариной и детьми они дружно назвали Золотым. Именно с его скал перед ребятами – Колей и Аней – распахнулась вширь и вдаль бесподобная Ладога, дивное пресноводное море, чудо европейской континентальной России. Тогда они вечером подошли к острову в штиль и спокойно втащили с Колькой байдарки на почти вертикальные скалы северного мористого берега. Утром тоже светило солнце, сверкала бриллиантами синяя-синяя вода, негромко плескавшаяся у подножия рыжевато-охристых скал.
Метрах в трехстах в воде то тут, то там футбольными мячиками на поверхности возникали головы тюленей. Сосново-морской аромат пьянил голову. И остров действительно нельзя было не назвать Золотым.
Но в этот раз у того же самого северного берега острова кипел внушительный прибой. Как на зло у южного берега, в бухточке, где хотел остановиться Михаил, уже стояла яхта. Михаил решил попробовать пристать с северной стороны, правда, не к тем утесам, на которых они останавливались в прошлый раз, а ближе к середине острова, где берег был низким, хотя тоже скальным. Волны обрушивались на него тоже с немалой силой. За долгие годы прибой выбил в камне длинные щелевидные впадины. Влетая в них, вспененные валы мчали до упора, теряя силу, пока, наконец, не упирались в тупик. Присмотревшись к ним метров с пятидесяти, еще не переходя линии, за которой обрушивались волны, Михаил подумал, что с попутной волной все же можно влететь туда на байдарке и там в глубине пристать. Важно было только вовремя успеть выскочить из байдарки и удержать ее у вершины щели.
Поразмыслив еще немного, не слишком ли будет велик риск, Михаил дождался очередной высокой волны, разогнал байдарку и действительно влетел на гребне вала в глубокий щелевидный заливчик. Там он быстро выскочил из кокпита, подтянул байдарку вверх-вбок и только тут перевел дух. Взгляд с берега на волноприбойную полосу и на щель, по которой шла новая волна, заставила его усомниться в своей нормальности. Он быстро разгрузил байдарку, и стал устанавливать бивак. В ту ночь после яичницы и чая ему никак не спалось. То ли из-за нервной встряски, то ли из-за слишком крепкой чайной заварки. Перед этим его понесло еще раз пройти через волноприбойную полосу туда и обратно. Слишком уж понравился круглый ковшик в конце соседнего скального заливчика. Нести туда байдарку на себе метров двадцать никак не хотелось. А потому Михаил развернул пустую байдарку носом к морю, впрыгнул в нее, едва заливчик заполнился водой и вместе с уходящей волной выскочил из щели. «Колибри» успела пересечь прибойную линию до того, как начал рушиться очередной гребень, а дальше все оказалось проще – новый разворот, ожидание высокой волны, резкий старт и бурная гребля в кипящей воде, несущейся вглубь заливчика к ковшу, и вот он там, в миниатюрной гавани, поднаторевший в рискованном подходе к наветренному скальному берегу, но отнюдь не поумневший. Охота была рисковать из-за лени? – «Охота», – подумав, подтвердил про себя Михаил. Он всей душой ненавидел обносы и перетаскивание судов по суше. Он много чего делал на воде такого, чего другие предпочитали не делать – и все это лишь бы не обносить. Сегодня Марина этого бы не одобрила – во всяком случае этот второй финт ушами. Обещал же ей быть осторожным – и на вот тебе – не устоял.
Лежать внутри палатки надоело. К тому же защемило сердце. Михаил подумал, что снаружи, где дул свежий ветер, может стать лучше. Он вылез наружу, вытащил за собой надувной матрац со «слоновьей ногой» и улегся на ровной плите поверх него. В пуховой куртке с надетым на голову капюшоном и «ноге» было тепло. Темнота ночи была еще очень условной – скорее напоминала сумерки, которые скоро сменятся зарей. Михаил подумал, что надо попытаться заснуть до того, как это случится, и в самом деле скоро заснул.
Ровно в шесть утра – по часам – он снова открыл глаза. Словно первый луч начинавшего всплывать над Ладожской водой солнца сам пробудил его ото сна. Настал торжественный момент восхождения светила, огромного и красного, каким оно никогда не бывает в более позднее время. Михаил заворожено наблюдал, как меняются краски неба и цвет воды, стараясь не пропустить тот миг, когда солнечный шар оторвется от водной поверхности. И вот уже тонкая ножка, последний низенький столбик воды связывал Солнце с Ладогой, чтобы уже через миг раскаленный шар оторвался от него и пустился в чисто небесное плавание. Было очень тихо. Солнце, только что умывшееся в светлых водах, уверенно поднималось над горизонтом, уменьшаясь в размере и меняя красные тона на золотые. Полноправное воцарение дня свершилось в небесном церемониале, все было лаконично, законченно и просто. Ничего лишнего, ничего ненужного. Только то, что должно было присутствовать, только то, что должно было происходить. И, похоже, только он был допущен к участию в таинстве как зритель. Этого тоже нельзя было забыть.
Грандиозных закатов Михаил насмотрелся очень много в самых разных краях, но вот грандиозных восходов, наверное, на два порядка меньше. Разве что в горах, когда приходилось отправляться на восхождение в предутренней тьме, где поразительно быстро начинали вспыхивать и сиять самые верхние части хребтов и вершин, когда первые солнечные лучи вырывались из-за соседнего восточного гребня. Только стоящий в стороне от Главного Кавказского хребта Эльбрус, розовый Эльбрус, уже давно был освещен по грудь, как старик, очнувшийся ото сна раньше всех молодых членов горной семьи, с улыбкой наблюдающий за пробуждением своих детей и внуков.
В такой миг всегда казалось, что и ты можешь быть осенен каким-то особым благостным озарением, позволяющим прикоснуться к Мудрости, порождающей такие зрелища, движения и перемены – ведь без какого-то грандиозного замысла ничего подобного ни возникнуть, ни появиться в полном блеске не могло.
Михаил все еще посматривал за восходящим Солнцем, когда услышал за спиною шаги. С пологих в этом месте скал к нему спускался человек. Когда он приблизился, на его лице явно читалось удивление. Пришедший поздоровался первым. Михаил ответил.
– Вы пришли вчера вечером? – спросил незнакомец. – Как вам удалось высадиться здесь?
– Нужда заставила, – усмехнулся Михаил. – С той стороны бухта уже была занята, вот и пришлось перейти сюда. Это ваша яхта стоит там?
– Да. Но здесь ведь здорово хлестало!
Яхтсмен отказывался что-либо понимать. Ранним вечером здесь точно никого не было, а сегодня для завершения перехода и установки палаточного лагеря было еще слишком рано, да и под треногой были угли потухшего костра. А вечером и ночью и впрямь хлестало. Пришлось объяснять.
– Конечно, высаживаться в таком месте не очень разумно – скорее наоборот, но с воды я заметил, что в щель можно войти и задержаться в конце, чтобы оттуда не вытянуло и не накрыло следующей волной. Выбрал момент, понесло на гребне. В глубине щели мягко опустило. Там выскочил, подтянулся чуть выше и разгрузился. Потом только увидел, что лучше было бы войти в другую щель – вот сюда, она с таким симпатичным ковшиком в конце. С воды я этого заметить не мог.
Яхтсмен понимающе кивнул.
– Я решил, что если прибой назавтра не прекратиться, лучше будет загружать байдарку в ковше. Поэтому на пустой байдарке я вышел из той щели и перешел в эту, тем более, что и ровная площадка для палатки нашлась совсем рядом с ковшом.
– А вы бывали раньше
