«ПЕТР ВЕЛИКИЙ, Историческое исследование - Казимир Валишевский

Каково оно будет? Сомнения в том быть не может. Нельзя допустить, чтобы все труды пропали даром. Нельзя допустить, чтобы царевич, преданный в руки палача, вышел оправданным из своего процесса и тюрьмы и вынес бы наружу на своей спине, истерзанной, окровавленной ремнями, жестокое свидетельство отцовского беззакония. Но дерзнет ли Петр?

Герой легенды X века Василий Буслаевич в борьбе с новгородцами заносит меч на родного отца. Чтобы удержать его руку, мать сзади хватает его за полы одежды, и герой ей говорит: «Ты хитра, старуха! Ты сумела совладать с моей силой. Подойди ко мне ты спереду, я бы тебя не пощадил, матушка; убил бы тебя, как мужика новгородского!» Петр принадлежал к той же породе; он последний представитель эпического цикла грозных рубак, и нет позади него никого, чтобы его остановить. Несмотря на легковесность улик, собранных против него, Алексей все-таки олицетворял в глазах Преобразователя враждебную партию, против которой он вел борьбу уже двадцать лет. Это не сын, это противник, мятежник, «новгородский мужик», с которым он очутился лицом к лицу. Между Москвой и Петербургом, вокруг главного обвиняемого, допрос уже разлил целые моря крови. Двадцать шесть женщин и много' мужчин стонали под плетьми, корчились в мучениях над раскаленными жаровнями! Несчастных слуг, сопровождавших Алексея за границу, не подозревавших, что они исполняют нечто иное, чем свой долг, пытали кнутом, дыбой, сослали в Сибирь, «потому что неудобно было, - говорит приговор, - оставлять их жить в Петербурге». Столица долгие месяцы задыхалась под гнетом свирепствовавшего террора. «Город этот, - писал ла Ви в январе 1718 года, - сделался зловещим благодаря такому количеству обвинений; все живут, словно охваченные общей заразой,- остались только обвинители и обвиняемые». Петр также поддался заразе. Пролитая кровь бросилась ему в голову.

Верховный суд, состоявший из сенаторов, министров, высших военных чинов, гвардейских штаб-офицеров, - участие духовенства, показавшегося ненадежным, было отклонено, - должен был произнести приговор. Сто двадцать семь судий. Каждому известно решение, от него ожидаемое, и никто не имеет смелости отказать в своем голосе воле повелителя, о которой все догадывались. Единственный гвардейский офицер уклонился от подписи: он не умеет писать. И процесс подошел к своему роковому концу. 24 июня вынесен был приговор: смерть,

Однако драма еще не кончилась. Она осложнилась последним эпизодом, самым мрачным, загадкой, наиболее темной из известных истории. Приговор не был приведен в исполнение. Алексей умер раньше, чем отец его решился предоставить правосудие его течению или помиловать сына. Как он умер?

Вот официальное сообщение. Петр в рескриптах к иностранным министрам своим писал: «Мы, яко отец, боримы были натуральным милосердием, с одной стороны, попечением же должным о целости и впредь будущей безопасности государства нашего - с другой, и не могли еще взять в сем многотрудном и важном деле свою резолюцию. Но Всемогущий Бог, восхотев через собственную волю и праведным Своим Судом по милости Своей нас от такого сумнения и дом наш и государство от опасности и стыда свободити, пресек вчерашнего дня его, сына нашего Алексея, живот, по приключившейся ему по объявлении оной сентенции и обличении его в толь великих против нас и всего государства преступлениях жестокой болезни, которая вначале была подобна апоплексии. Но хотя он потом паки в чистую память пришел и по должности христианской исповедался и причастился Св. Тайн и нас к себе просил, к которому мы, презрев все досады его, со всеми нашими зде сущими министрами и сенаторами пришли, и он чистое исповедание нам принес и у нас в том прощения просил, которое мы ему по христианской и родительской должности и дали, и тако от сего июня 26, около 6 ч. пополудни жизнь свою христиански окончил».

Тело царевича, кроме того, было выставлено в течение трех дней. «Каждый мог видеть его и убедиться, что он умер естественной смертью».

Следовательно, существовали сомнения в «естественной» смерти царевича. Не только сомнение, но категорическое утверждение другой развязки встречаем мы во всех остальных сообщениях современников о случившемся, Существуют только разногласия в способе насильственной смерти. Имперский резидент Плейер утверждает, что царевичу была отрублена голова в тюрьме, а Шерер даже указывает палача: тс был генерал Вейде. Девица Крамер, дочь нарвекого горожанина, будто бы, по словам, пришила голову к телу казненного, изгладив следы убийства, что не помешало ей впоследствии сделаться гофмейстсриной великой княжны Натальи, дочери казненного. Штехлину известно лишь, что ей было поручено одеть тело покойного царевича, и других объяснений для ее вмешательства у него не имеется. Но Генрих Брюс рассказывает историю о микстуре, за которой генерал Вейде явился к дрогнету Беру, побледневшему, прочитав рецепт. В сборнике анекдотов, напечатанном в Англии, также находится рассказ о яде, которым была пропитана бумага, врученная царевичу, с приговором суда. Письмо Алексея Румянцева, многочисленные рукописные копии которого ходили по рукам, казалось бы, достаточно убедительно. Автор рассказывает одному из своих друзей, Дмитрию Титову, что царевич погиб по приказу государя, задушенный подушками. Исполнителями царской БОЛИ были Бутурлин, Толстой, Ушаков и он сам. Но подлинность документа оспаривается (между прочим, Устряловым) и кажется сомнительной. Де Би и Вилльбуа передают, что царевич умер от «растворения» жил, но они повторяют лишь чужие разговоры. Наиболее подробные рассказы принадлежат Лефорту, позднее советнику саксонского посольства, состоявшему в то время на службе у царя, и графу Рабутину, заместившему впоследствии Плейера на резидентском посту. У них разногласия встречаются лишь относительно совершенно второстепенных пунктов. «В день смерти царевича, - повествует Лефорт, - царь в четыре часа утра в сопровождении Толстого отправился в крепость, где в сводчатом подземелье находилась кобыла и остальные приспособления для наказания кнутом. Туда привели несчастного и, подняв его, дали ему несколько ударов, причем, за что не могу ручаться, хотя меня в том уверяли, отец нанес первые удары. В десять часов утра повторилась та же история, и к четырем часам царевич был настолько истерзан, что умер под кнутом». Рабутин говорит более утвердительно и указывает также на причастность к делу Екатерины. Петр ударил и, «не умея хорошо управлять (кнутом), нанес так удар, что несчастный сейчас же упал без сознания, и министры сочли его мертвым. Но Алексей лежал только в обмороке, и, видя, что он приходит в себя, Петр сказал с досадой, удаляясь: «Еще черт не взял его». Очевидно, он предполагал возобновить свою работу. Екатерина избавила его от этого труда. Узнав, что царевичу лучше, и посоветовавшись с Толстым, она послала к узнику придворного хирурга Хобби, открывшего ему вены. Петр, предупрежденный, пришел взглянуть на труп, покачал головой, словно догадываясь о случившемся, и ничего не сказал».

Эти свидетельства имеют заслугу ужасного согласования с документом бесспорной правдивости - с записной книгой с.-петербургской гарнизонной канцелярии, в которой велась изо дня в день запись всего происходившего в крепости, где разыгралась драма. Там мы читаем следующие подробности: «14 июня привезен в гарнизон под караул царевич Алексей Петрович и посажен в раскат Трубецкой, в палату, в которой был учинен застенок. 19-е - в этом помещении дважды происходили пытки, с полудня до часа и с шести часов вечера до девяти; на следующий день снова пытки от восьми часов до одиннадцати; 24-е - пытки происходили дважды, первый раз с десяти часов утра до полудня, второй с шести до десяти часов вечера, 26-е - снова пытки в присутствии царя, с восьми до одиннадцати, и в тот же день в шесть часов вечера царевич скончался».

Таким образом, в этом отношении установлена полная достоверность: даже после осуждения Алексей подвергался пыткам, в чем, впрочем, его палачи только следовали обычным приемам уголовного судопроизводства того времени. Но, допустив это, трудно понять, с одной стороны, для чего понадобилось Петру или Екатерине прибегать к другим способам, чтобы ускорить конец своей жертвы: достаточно было бы кнута; а с другой - предположение о смерти, вызванной.неумеренным применением пытки, получает большую долю правдоподобия. Аналогичные случаи насчитывались тысячами в судебных летописях той эпохи, а Алексей, как известно, не отличался особенно крепким телосложением. Уже в 1714 году, по свидетельству де Би, с ним был удар, поразивший правую сторону тела. Наконец, резкий характер развязки, при вероятном вмешательстве какого-то насилия - топора, яда или чрезмерных пыток, ~ по-видимому, вполне подтверждается весьма знаменательным случаем. Перехваченное, подобно донесению Плейера, донесение де Би навлекло на его автора жестокую немилость; произведено было дерзкое вторжение в его жилище в нарушение общепринятых дипломатических обычаев. Свидетельства, им собранные, послужили предметом особого следствия, главным образом направленного на следующий факт: плотник по имени Болссс, зять голландской повивальной бабки Марии фон Хуссе, работал в крепости, когда туда заключен был царевич. Кушанья, подававшиеся Алексею, приготовлялись у него в доме. На следующий день после смерти Алексея жена этого плотника рассказывала матери, повторившей этот рассказ жене резидента, что накануне в полдень обед был подан царевичу по обыкновению. Она видсла, что блюда возвращались початыми, и этому обстоятельству не придала никакого значения, но следствие обратило на него особое, настойчивое внимание. Допрошенные, вероятно с пристрастием, бедные женщины могли лишь подтвердить, за исключением некоторых противоречий, свои слова, и так как впоследствии они были выпущены на свободу, то правдивость их не подлежит сомнению. Если же за несколько часов до смерти Алексей был в состоянии еще принимать пищу, следовательно, смерть его была насильственная.