Граф Монте-Кристо. Том 1 - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не приходится объяснять, что Альбер жил на названной улице, каждый день прогуливался на фешенебельном бульваре и обедал в том единственном кафе, где подают обед, и то лишь при условии хороших отношений с официантами.
Маэстро Пастрини ничего не ответил, очевидно обдумывая ответ Альбера, показавшийся ему не вполне ясным.
– Однако, – сказал Франц, прерывая географические размышления хозяина, – вы все же пришли к нам с какой-нибудь целью. С какой именно?
– Вы совершенно правы; речь идет вот о чем: вы велели подать коляску к восьми часам?
– Да.
– Вы хотите взглянуть на Колоссео?
– Вы хотите сказать: на Колизей?
– Это одно и то же.
– Пожалуй.
– Вы велели кучеру выехать в ворота дель-Пополо, проехать вдоль наружной стены и воротиться через ворота Сан-Джованни?
– Совершенно верно.
– Такой путь невозможен.
– Невозможен?
– Или во всяком случае очень опасен.
– Опасен? Почему?
– Из-за знаменитого Луиджи Вампа.
– Позвольте, любезный хозяин, – сказал Альбер, – прежде всего, кто такой ваш знаменитый Луиджи Вампа? Он, может быть, очень знаменит в Риме, но, уверяю вас, совершенно неизвестен в Париже.
– Как! Вы его не знаете?
– Не имею этой чести.
– Вы никогда не слышали его имени?
– Никогда.
– Так знайте, что это разбойник, перед которым Дечезарис и Гаспароне – просто мальчики из церковного хора.
– Внимание, Альбер! – воскликнул Франц. – Наконец-то на сцене появляется разбойник.
– Любезный хозяин, предупреждаю вас, я не поверю ни слову. А засим можете говорить, сколько вам угодно; я вас слушаю. «Жил да был...» Ну, что же, начинайте!
Маэстро Пастрини повернулся к Францу, который казался ему наиболее благоразумным из приятелей. Надобно отдать справедливость честному малому. За его жизнь в его гостинице перебывало немало французов, но некоторые свойства их ума остались для него загадкой.
– Ваша милость, – сказал он очень серьезно, обращаясь, как мы уже сказали, к Францу, – если вы считаете меня лгуном, бесполезно говорить вам то, что я намеревался вам сообщить; однако смею уверить, что я имел в виду вашу же пользу.
– Альбер не сказал, что вы лгун, дорогой синьор Пастрини, – прервал Франц, – он сказал, что не поверит вам, только и всего. Но я вам поверю, будьте спокойны; говорите же.
– Однако, ваша милость, вы понимаете, что, если моя правдивость под сомнением...
– Дорогой мой, – прервал Франц, – вы обидчивее Кассандры; но ведь она была пророчица, и ее никто не слушал, а вам обеспечено внимание половины вашей аудитории. Садитесь и расскажите нам, кто такой господин Вампа.
– Я уже сказал вашей милости, что это разбойник, какого мы не видывали со времен знаменитого Мастрильи.
– Но что общего между этим разбойником и моим приказанием кучеру выехать в ворота дель-Пополо и вернуться через ворота Сан-Джованни?
– А то, – отвечал маэстро Пастрини, – что вы можете спокойно выехать в одни ворота, но я сомневаюсь, чтобы вам удалось вернуться в другие.
– Почему? – спросил Франц.
– Потому, что с наступлением темноты даже в пятидесяти шагах за воротами небезопасно.
– Будто? – спросил Альбер.
– Господин виконт, – отвечал маэстро Пастрини, все еще до глубины души обиженный недоверием Альбера, – я это говорю не для вас, а для вашего спутника; он бывал в Риме и знает, что такими вещами не шутят.
– Друг мой, – сказал Альбер Францу, – чудеснейшее приключение само плывет нам в руки. Мы набиваем коляску пистолетами, мушкетонами и двустволками. Луиджи Вампа является, но не он задерживает нас, а мы его; мы доставляем его в Рим, преподносим знаменитого разбойника его святейшеству папе, тот спрашивает, чем он может вознаградить нас за такую услугу. Мы без церемонии просим у него карету и двух лошадей из папских конюшен и смотрим карнавал из экипажа; не говоря уже о том, что благодарный римский народ, по всей вероятности, увенчает нас лаврами на Капитолии и провозгласит, как Курция и Горация Коклеса, спасителями отечества.
Лицо маэстро Пастрини во время этой тирады Альбера было достойно кисти художника.
– Во-первых, – возразил Франц, – где вы возьмете пистолеты, мушкетоны и двустволки, которыми вы собираетесь начинить нашу коляску?
– Уж, конечно, не в моем арсенале, ибо у меня в Террачине отобрали даже кинжал; а у вас?
– Со мною поступили точно так же в Аква-Пенденте.
– Знаете ли, любезный хозяин, – сказал Альбер, закуривая вторую сигару от окурка первой, – что такая мера весьма удобна для грабителей и, мне кажется, введена нарочно, по сговору с ними?
Вероятно, такая шутка показалась хозяину рискованной, потому что он пробормотал в ответ что-то невнятное, обращаясь только к Францу, как к единственному благоразумному человеку, с которым можно было столковаться.
– Вашей милости, конечно, известно, что, когда на вас нападают разбойники, не принято защищаться.
– Как! – воскликнул Альбер, храбрость которого восставала при мысли, что можно молча дать себя ограбить. – Как так «не принято»!
– Да так. Всякое сопротивление было бы бесполезно. Что вы сделаете против десятка бандитов, которые выскакивают из канавы, из какой-нибудь лачуги или из акведука и все разом целятся в вас?
– Черт возьми! Пусть меня лучше убьют! – воскликнул Альбер.
Маэстро Пастрини посмотрел на Франца глазами, в которых ясно читалось: «Положительно, ваша милость, ваш приятель сумасшедший».
– Дорогой Альбер, – возразил Франц, – ваш ответ великолепен и стоит корнелевского «qu'il mourût»[23]; но только там дело шло о спасении Рима, и Рим этого стоил. Что же касается нас, то речь идет всего лишь об удовлетворении пустой прихоти, а жертвовать жизнью из-за прихоти – смешно.
– Per Bacco!
