Пропавший чиновник. Загубленная весна. Мёртвый человек - Ханс Шерфиг

—      А ты посмотри на другие.

Бранд снимает со стены несколько полотен и поворачивает лицевой стороной. На одном катафалк. Лошадь, покрытая черной попоной, запечатлена в момент бешеного бега. Гроб свалился, крышка приоткрыта, и оттуда выглядывает покойник. Провожатые ухмыляются и размахивают венками, пальмовыми ветками и лентами. Эта картина поярче предыдущей, но сама по себе тоже мерзкая. Второе полотно не лучше. Тоже кладбище, гробы, похоронные дроги — в общем, один и тот же мотив: смерть, погребение.

Несмотря на послеобеденное время, Бранд был, как это ни странно, трезв. Правда, выглядел он плохо. Под глазами темные круги, лицо позеленевшее. Нос, по обыкновению, сбился на сторону. Торчала, словно ощетинясь, рыжая борода.

—      Что говорит твоя подруга фру Друссе об этих картинах?

—      Ни слова о ней. Я ее больше не вижу. Между нами все кончено.

—      Жаль, жаль. Чем же она провинилась?

— Ничем. Она — ангел. Понимаешь, ангел, спустившийся с небес на землю.

—      Непонятно.

Бранд промолчал. Однако он явно нервничал и вел себя неспокойно, все время озирался, словно боясь чего-то. Я невольно подумал о том, что он сказал мне в тот вечер в «Пивном дворе», когда ни за что не хотел уходить домой. Было очевидно, — он боится чего-то. Да и эти картины — ужасы, которые он вдруг стал рисовать, — явно говорили о том, что с ним что-то стряслось. Не исключено, что фру Друссе права, предполагая, что Бранд пережил какое-то загадочное потрясение.

—      Почему ты боялся идти домой в тот вечер в «Пивном дворе»?

Бранд вздрогнул.

—      Я был пьян. На меня вдруг напал ужас. Я страшился остаться один.

—      Почему ты напиваешься до потери сознания? Чтобы не оставаться трезвым?

—      Может быть.

—      Что ты имел в виду в тот вечер? Говорил о каком-то мертвеце, который уже не сможет тебе угрожать. Кто это?

Бранд обернулся и, против своего обыкновения, заговорил очень тихо:

—      Да никто. Все это чепуха! Ты же сам сказал, что я был так пьян...

—      Ну да, бог тому свидетель. Был пьян, в стельку. Тем не менее что-то подразумевал под этими словами. Я знаю, как ты любишь порисоваться у всех на виду, но в тот раз, я уверен, ты действительно струсил.

Бранд побледнел еще сильнее. Руки у него дрожали. Сейчас уже было видно, до чего довело его постоянное пьянство. Если и дальше он будет продолжать в том же духе — не миновать белой горячки.

Он опять огляделся вокруг. Затем пододвинул ко мне стул и прошептал:

—      Пожалуй, я расскажу тебе, что случилось. Ты можешь решить, что я спятил, ну, что ж, мне все равно. А если вздумаешь донести в полицию, я откажусь. Скажу, что все это враки. Ха-ха-ха! У нас же нет свидетелей. С пьяного взятки гладки. Может болтать все, что взбредет в голову. А трезвому ничего не стоит соврать, наплести всякое. Так что, если донесешь на меня, это ни к чему не приведет.

—      Я вовсе не собираюсь доносить, а уж если ты я учинил неладное, я не советовал бы тебе распространяться об этом.

—      Ни единой душе не говорил. Ты первый.

—      А почему бы тебе не рассказать фру Друссе?

—      Нет, нет, ни за что. Ее нужно пощадить.

Я ждал, будет ли он продолжать, я был уверен, что это очередной трюк. Он обожал мистифицировать людей. Хотя его бледность и возбуждение все же заставили меня усомниться.

—      Не знаю, почему я решил рассказать тебе эту историю. Но это не повредит мне. Риска нет... К тому же скрывать больше нет сил. А никого у меня нет на примете.

Несколько секунд он молчал. Затем наклонился ко мне близко-близко и выпалил прямо в лицо:

—      Я убил человека.

Глава 6

Бранд с любопытством наблюдал, какое впечатление произведет на меня его признание. Я сидел спокойно, так как хорошо знал Бранда и его штучки. Ни на минуту не поверил, что он совершил убийство.

—      Вот как! — только и сказал я.

—      Ты говоришь «вот как» — ты говоришь только «вот как», значит, не веришь? Наверно, думаешь, что все это выдумки? Ха-ха-ха! Ну ладно, тем лучше! Что ж тебе остается сказать, как не «вот как»? Ты прав. Собственно, нет ничего особенного в том, что человек убит и что это я лишил его жизни. Я не испытываю ни малейших угрызений совести. Ты, конечно, не поверишь. Но это так. Суть совсем в другом, и если я боюсь возвращаться домой и оставаться один, то совсем по другой причине. Нет, нет. Содеянное убийство не нарушило бы моего сна. Я сделал доброе дело, уничтожил гнусную тварь, раздавил вошь. Переживать из-за этого? Нет, после этого-то и можно спокойно спать... Суть в другом.

—      Кого же ты убил?

—      Человека, которого ты тоже знаешь. — Бранд наклонил лицо к моему так близко, что я почувствовал его дурное дыхание, и прошептал: — Я убил Поуля Вольбека. Надеюсь, ты не считаешь его особо полезным экземпляром рода человеческого?

—      Как тебе сказать... Во всяком случае, это далеко не причина, чтобы убивать.

—      Не причина? Как на это взглянуть! Я иного мнения. Это же был низкий человек. Гнусное животное! Он сказал Сильвии — фру Друссе — одну вещь, чтобы унизить меня. Она поверила. В общем, это была правда. Потому-то она и не должна была знать... Как-то во время попойки, когда я был чертовски пьян, я рассказал ему одну пикантную штучку, касающуюся наших с ней отношений. И этот гад передал ей все слово в слово. Самым гнусным, лицемерным способом. И не то чтобы сплетничал, нет, изобразил с возмущением. Выходило, будто он любит ее нежно. Его же, пройдоху, интересуют лишь денежки. Предатель проклятый... Только ради Сильвии его стоило прикончить!.. У нас произошла сцена — между Сильвией и мной. Я покинул ее разгневанной. Ипредставь себе, этот Вольбек набрался наглости прийти ко мне. Сюда! Конечно, пришел извиняться. Дескать, сделал не по дурному умыслу. Я должен простить его. Он совершил ужаснейшую ошибку. Все можно поправить. Ничего страшного не произошло. Ничего. «Правда, фру Друссе поплакала, но теперь надеется, что ты скоро вернешься...» Он стоял здесь,