Талиесин - Лоухед Стивен Рэй

— Ты ничего не мог поделать, — сказала Харита. — Никто не мог. Тебя не за что прощать. Откуда ты мог знать? — Она протянула ему руку. — Вставай, Салах, мне нужна твоя поддержка. Нам предстоит долгий путь.

Юноша провел рукавом по лицу и с усилием поднялся на ноги. Харита обняла его и подвела к лежащему.

— Помоги Эйддону поднять Талиесина на коня. Я его здесь не брошу.

Салах колебался, но Эйддон кивнул, и они вдвоем принялись поднимать Талиесина в седло.

Уже давно стемнело, когда они добрались наконец до деревеньки у брода через реку Бид. Горстку круглых мазанок окружал земляной вал, увенчанный частоколом. Ворота были закрыты, но на площадке между домами горел огонь.

Эйддон подъехал ко рву и окликнул стоящих у огня. Те в страхе метнулись в тень. Эйддон снова громко крикнул на бриттском наречии, чтобы его не приняли за разбойника. Через несколько минут над воротами возник факел.

— Ворота закрыты на ночь. Мы никому не откроем, — произнес невидимый голос.

— На нас напали по дороге. Нам нужна помощь, — сказал Эйддон. Последовало долгое молчание. — Серебром заплатим, — добавил юноша.

Почти сразу ворота отворились и появились грубо сколоченные деревянные мостки. Всадники въехали под защиту стен. Обитатели Бида молча столпились вокруг перекинутого через седло тела.

Старик, открывавший ворота, с опаской взглянул на Эйддона.

— Похоже, твой слуга ранен, — сказал он, косясь на золотую пряжку Эйддонова плаща и серебряную гривну на его шее.

— Это мой друг, и он мертв, — тихо отвечал Эйддон. — Мы везем его домой.

Старик кивнул и прищурился в свете костра.

— Значит, на вас напали. — За его спиной обитатели поселка сочувственно загудели. — Наверное, вы голодны.

— Будем благодарны за еду, — отвечал Эйддон. Повернувшись к Харите, он подвел ее к огню, расстелил свой плащ и помог ей сесть. Потом они с Салахом отвели лошадь с Талиесином в темноту, бережно уложили тело на землю, укрыли плащом и оставили на ночь.

Путники согрелись у огня, поели, не чувствуя вкуса еды, и легли спать. Старик без лишней суеты поставил у ворот стража, сказав: «Вам будет лучше спаться под присмотром». Одна из местных женщин обратилась к Харите: «Маленькому здесь холодно, госпожа. Зайдите ко мне вместе со своей служанкой».

Харита встала и пошла в дом, следом Руна с Мерлином на руках. Им предложили одну лежанку на троих — расстеленную на соломе овчину в теплом углу. Харита в изнеможении закрыла глаза и заснула, едва голова ее коснулась подстилки.

Ночь прошла в блаженной пустоте. С первыми лучами света Харита проснулась. Мерлин ворочался рядом и кричал, требуя еды. Она дала ему грудь и лежала, думая о длинном, одиноком дне впереди; потом — о грядущих месяцах и годах. Где найти силы, чтобы держаться? Нет, невозможно загадывать так далеко вперед. Надо думать, только о настоящей минуте, не пытаясь заглянуть в следующую. Так, минута за минутой, она сможет исполнить все, что от нее потребуется.

Когда все встали и приготовились уезжать, старик подошел к Эйддону.

— Не пристало покойнику разъезжать на коне. — Он обернулся и указал на двух своих односельчан, которые подкатили скрипучую двухколесную тележку. — Здесь вашему другу будет покойнее. Возьмите.

— Если бы он знал о твоей доброте, — сказал Эйддон, — то щедро наградил бы тебя. — Юноша запустил руку в суму, вытащил пригоршню серебряных монет и высыпал в ладони старику.

Старик взвесил монеты на руке.

— Он что, король?

— Король, — отвечал Эйддон.

Они запрягли лошадь в тележку и бережно уложили Талиесина, потом выехали из поселка, преодолели брод и двинулись к Аква Сулис. К началу дня они были уже на людных улицах. Здесь поели и, торопясь до заката поспеть в Инис Гутрин, повернули на юг, к перекрестку, оставив позади колоннады, портики, высокие черепичные крыши и каменные стены этого оживленного города.

Время от времени Харита оборачивалась в седле, ожидая увидеть там Талиесина, улыбающегося, со вскинутой в приветствии рукой.

Но лишь грубая телега медленно раскачивалась перед ней из стороны в сторону.

Часы проходили один за другим. Солнце еле ползло за облаками. Остаток пути Харита не запомнила, ощущалась только глубочайшая, неведомая прежде боль да черная пустота, в которую рвались вопли ее сердца. Она ехала, как во сне, придавленная бременем своего неизбывного горя.

К вечеру доехали до речки Бру и свернули с мощеной дороги на проселок, ведущий к Стеклянному острову. Когда горизонт на западе заалел, Харита подняла голову и увидела дворец Аваллаха на вершине холма, плывущий в окаймленном тростником озере.

В сердце ее не шевельнулась радость, на душе не стало легче или светлее. Она лишь горько подумала о том, какой могла быть эта встреча и какой ей уже никогда не стать.

Вскоре конские копыта застучали по дамбе. Вьющаяся серпантином дорога вывела путников к дворцу. Их увидели заранее и распахнули ворота. Как только телега с телом Талиесина остановилась, во двор вышли Лиле и Аваллах.

Эйддон помог Харите спешиться. Царь приветственно распростер руки, потом внимательнее взглянул на дочь, и улыбка сошла с его лица.

— Харита? — спросил он, заметив свиту из незнакомцев. — Где Талиесин?

Харита указала на грубые дроги, но не сумела выговорить ни слова. Эйддон подошел и встал рядом с ней. Почтительно склонив голову перед Аваллахом, он произнес:

— Талиесин мертв, о владыка, — сражен по дороге пиктской стрелой.

Мощные плечи Аваллаха опустились, он протянул руку и привлек Хариту к себе. Лиле, тихо стоявшая рядом, подошла к телеге и приподняла плащ, которым укрыли тело. Мгновение она смотрела в некогда светлое лицо, потом легонько тронула стрелу, все еще торчавшую в груди. Она опустила плащ и быстро пошла к конюшне. Когда она вернулась, оттуда вылетел всадник и во весь опор устремился прочь.

— Надо сообщить его родичам, — сказала она Салаху, молча наблюдавшему за происходящим. — Я велела сказать, чтобы они сразу ехали сюда.

Салах печально кивнул и вновь потупил глаза.

Наконец Аваллах поднял голову и подозвал Руну. Та протянула ребенка, отогнув шерстяной край, чтобы можно было увидеть Личико.

— Ах, дитя! — промолвил он. — Дитя… такое прекрасное…

Харита шевельнулась.

— Его зовут Мерлин, — сказала она, забирая ребенка у служанки и протягивая его отцу.

— Здравствуй, маленький Мерлин, — сказал Аваллах, проводя указательным пальцем по детскому лбу и щекам. — Здравствуй и ты, дочь! — Он помолчал и вновь взглянул на похоронные дроги. — Прости меня, Харита. Его смерть я буду носить в сердце, покуда сам не умру. Господь да покарает меня за мою жестокость.

— За что тебя прощать, отец?

— Я прогнал вас прочь и тем навлек на него смерть.

Харита решительно покачала головой.

— Ты ли натягивал лук, отец? Ты ли приладил стрелу и наугад спустил тетиву во мраке? Нет, тебя не за что прощать.

Лиле подошла ближе и сказала:

— Ведите Хариту в дом. Я займусь телом.

Аваллах отдал ребенка Руне и повел Хариту во дворец. Руна шла за ними.

Когда Хариту с младенцем проводили в ее покои, Аваллах вернулся во двор.

— Я не знаю тебя, — обратился он к Эйддону, — но вижу, что ты сослужил мне добрую службу — доставил домой мою дочь, за что я тебе благодарен.

Эйддон печально покачал головой.

— Не благодари меня, ибо я и сейчас охотно поменялся бы с Талиесином местами.

— Ты был его другом?

— Был и остаюсь, — сказал Эйддон. — Меня зовут… — он замялся, — меня зовут Мелвис, и я приветствую тебя от имени моего отца, Пендарана Гледдиврудда, владыки Диведа.

— Да, друиды, которые принесли мне весть, говорили о твоем отце. Тебе и твоему брату рады в моем доме.

Они подошли к телеге, и Аваллах долго и печально глядел на певца. Лиле вернулась со слугами, которые принесли носилки. Когда тело вносили в дом, во двор вбежали, запыхавшись, Давид с Колленом. Лица их были искажены горем, рясы развевались на бегу.