Дети Дюны - Фрэнк Герберт

Песчаная форель извивалась у него на груди, вытягиваясь и удлиняясь. При этих ее движениях он ощутил, как вытягивается и удлиняется и избранное им видение. «Эта ниточка, а не та». Он почувствовал, как песчаная форель становится все тоньше, все больше и больше распространяясь на его руку. Ни одна форель еще не встречала руки, подобной этой, так перенасыщенной спайсом. Ни один человек еще не жил и не мыслил и подобных условиях. Лито тонко подрегулировал свой энзимный баланс, со светлой уверенностью, обретенной им после того, как это было проиграно в видении транса. Знания бесчисленных жизней, сливавшиеся внутри него, обеспечили надежность и точность всех его действий, защитили от смерти от передозировки, которая бы поглотила его, если б он хоть на долю секунды ослабил внимание. И, одновременно, он сливался с форелью, впитывая ее, обильно ее подкармливая, изучая ее. Он действовал точно по лекалу своего видения.

Он почувствовал, как форель делается все тоньше, все больше растекаясь по руке, взобравшись уже не предплечье. Он поймал еще одну, положил поверх первой. При соприкосновении по двум созданиям прокатились возбужденные корчи. Ресничка сцепилась, и они стали единой пленкой, по локоть обволокшей его руку. Ну, в точности живая перчатка детской игры, но теперь тоньше и чувствительней, подавшаяся на его приманку, занимая свое место в симбиозе с его кожей. Он опустил руку в живой перчатке, ощупал песок, отчетливо чувствуя каждую песчинку. Это уже не форель, то, что выходит — это крепче, сильнее, и будет делаться все сильней и сильней… Его шарящая рука наткнулась еще на одну форель, внахлест примкнувшую к первым двум и приспособившуюся к новой роли. Кожистая мягкость уже одела всю его руку вплоть до плеча.

С жуткой до небывалости концентрацией он достиг единства своей новой кожи со своим телом, предотвратил отторжение. На это потребовалось все его внимание, и ни уголка не осталось в мозгу, где могло бы сохраниться осознание устрашающих последствий делаемого им. Только то, что видение его транса представило необходимым, имело значение. Золотая Тропа могла отвориться только после того испытания.

Лито скинул одежды и обнаженным лег на песок, протянув одетую в перчатку руку на пути мигрирующей форели. Он припомнил, как однажды они с Ганимой поймали песчаную форель и терли ее о песок до тех пор, пока та не превратилась в «червя-детеныша» — жесткую трубочку, налитую изнутри зеленым сиропом. Только аккуратно надкуси и быстро выпей — пока укус не затянется, спасая хоть немногие капли.

Они были теперь по всему его телу. Он чувствовал, как пульсирует его кровь под этой живой оболочкой. Одна попыталась закрыть ему лицо, но он грубо ее покрутил, пока она не вытянулась в тонкую трубочку — удлинилась намного больше червя-детеныша, оставаясь при этом гибкой. Лито надкусил ее кончик и стал смаковать тонкую струйку сиропа, которого вытекло намного больше, чем когда-либо приходилось отведывать Свободному. Он почувствовал, как энергия сиропа разливается по его телу. Его охватило занятное возбуждение. Некоторое время он был занят тем, что отвертывал от лица наползающую пленку, пока не получилось окоченевшей кромки, замкнувшейся в круг от лба до челюсти и оставляющей его глаза открытыми.

Теперь надо испытать видение.

Он встал на ноги, повернулся, чтобы побежать назад к хижине — и обнаружил, что бежит так быстро, что не в состоянии сохранять равновесие. Он рухнул в песок, перекувыркнулся и вскочил на ноги. Прыжок на дна метра вознес его над песком — а когда он, приземлившись, попробовал просто идти, то опять-таки он двигался слишком быстро.

«Стоп!» — велел он себе, и погрузился в расслабляющее прана-бинду, собирая все свои ощущения в пруд своего сознания. Пробежала внутренняя рябь ТЕПЕРЬ-ПОСТОЯННО, через которую он вживе ощутил Время, и возвышенный восторг видения его согрел. Оболочка работала в точности так, как предсказало видение.

«Моя кожа — не моя собственная».

Но его мускулам надо было немного потренироваться, прижиться к усилению любого движения. Когда он пошел, он упал и покатился. Вскоре он сел. В спокойствии кайма под его челюстью попыталась стать пленкой и закрыть ему рот. Он плюнул на нее и ее надкусил, отведал сладкого сиропа. Потом рукой закрутил ее вниз.

Прошло достаточно времени, чтобы возникло единство его новой кожи с его телом. Лито вытянулся на спине, перевернулся на живот. Затем он пополз, царапая оболочкой по песку. Он отлично ощущал песок, но ничто не царапало его собственного тела. Сделав лишь несколько плавательных движений, он одолел пятьдесят метров песка. От трения по телу разлилось тепло.

Пленка больше не пыталась закрыть его нос и рот, но теперь ему предстоял второй значительный шаг к Золотой Тропе. Его упражнения вывели его за канал, в каньон, где находился пойманный червь. Он услышал, как червь приближается с шипящим свистом, привлеченный его движениями.

Лито вскочил на ноги, намереваясь встать и подождать, но это движение послало его метров на двадцать вглубь каньона. Невероятных усилий стоило контролировать свои реакции, он опять присел на корточки, выпрямился. Теперь прямо перед ним начал пухнуть песок, вздымаясь чудовищным завитком, освещенным лунным светом. Песок разошелся перед ним на расстоянии всего в два его роста. В тусклом свете полыхнули кристальные зубы. Он увидел, как разверзается рот-пещера, далеко в глубине которой тягуче шевелилось тусклое пламя. Всепобеждающий аромат спайса захлестнул его. Но червь остановился. Он продолжал стоять перед Лито, когда из-за круч вышла Первая луна. Ее свет отразился на зубах твари, окаймлявших пламенные отсветы горения химических реакций внутри нее.

Так глубоко был в нем закоренелый страх Свободных, что Лито просто с места срывало желание удрать. Но его видение удержало его в неподвижности, в очарованности этим затянувшимся моментом. Еще ни один, стоявший так близко к пасти живого червя, не уцелел. Лито тихо двинул правую ногу, зацепился за песчаный бугорок и, среагировав слишком сильно, полетел прямо к пасти червя. Он остановился, упав на колени. Червь так и не шевельнулся. Он чувствует только форель, и не станет нападать на эту глубоко-песочную ядовитую штуку, его родню. Червь нападет на другого червя, посягнувшего на его территорию, или пожалует на обнаженный спайс. Только водный барьер его останавливает — а песчаная форель, живая капсула воды, и есть такой водный барьер.

Ради эксперимента Лито протянул руку к наводящей благоговейной ужас пасти. Червь подался назад на целый метр.

К Лито вернулась уверенность, и он, отвернувшись от червя, принялся обучать свои мускулы жить с этой новой заключенной в них силой. Он осторожно прошелся назад к каналу. Червь позади него оставался недвижим. Когда Лито оказался за водной преградой, он подпрыгнул от радости, пролетел метров десять над песком в парящем полете, шлепнулся, перекувырнулся и расхохотался.