Солдаты империи: Беседы. Воспоминания. Документы - Феликс Чуев

США. Зарубежные радиостанции посвящали мне свои передачи, работая удивительно в унисон с отечественными средствами массовой информации – будущими глашатаями перестройки и развала державы. Партия уже переродилась…

Так прошел год. И словно ветошь, политая бензином, возникло в Московском отделении Союза писателей письмо из воинской части с Украины: одного майора-летчика исключили из партии за то, что он в купе поезда вслух прочитал мое неопубликованное стихотворение. Партийное руководство части интересовалось автором: кто он и почему до сих пор на свободе, если только за чтение его стихотворения приходится исключать из партии! Стихи ходили по стране помимо моей воли. Мне сообщили, что в Кишиневе артист Павлов читал «Зачем срубили…» в Зеленом театре – с большим успехом.

В эти дни, в июне 1967 года, меня вызвали в ЦК ВЛКСМ и сказали, что я приглашен к Шолохову, в Вешенскую. Ничего себе! Получил билет и командировочное удостоверение, завтра утром- вылет из Внукова. Добрым словом помяну Сергея Павловича Павлова, тогдашнего первого секретаря ЦК комсомола…

Когда я вошел в Ил-18, меня направили в хвостовую часть салона, а там, за перегородкой,- Павлов, его «завхоз» Светликов и первый космонавт Гагарин. Со всеми я был знаком раньше. Нет их уже на свете…

Основная группа шолоховских гостей прибыла в Ростов заранее, это меня не сразу нашли, я тогда летал в аэроклубе, в Тульской области.

Ил-18 привез нас в Ростов, переночевали в гостинице, утром вылетели на аэродром Базки и на автобусе – до станицы Вешенской. Там нас встретил Михаил Александрович и сразу повез на берег Дона. День был такой ярко-солнечный, что для меня стал одним из самых памятных. Такую зеленую траву, зеленей обычной, я никогда раньше не видел. И небо было сочно-голубое, голубее обычного.

– Здесь у меня встретились Григорий и Аксинья, – сказал Шолохов.

Он стоял и смотрел на нас, молодых, седой, в рубахе навыпуск, парусиновой шляпе. В тени деревьев на

траве постелили скатерть, он сам разложил водку, именно плашмя разложил закупоренные бутылки «Столичной». Пока варилась уха, он познакомился с каждым. Были и иностранцы – молодые писатели из Польши, Венгрии, Болгарии, Германии…

На такой земле и должен был родиться Шолохов! – воскликнул Гоша Константинов, болгарский поэт.

Где он сейчас? С какими мыслями живет?

Колумбийская писательница, приехавшая инкогнито – таковы были отношения между нашими странами, – сказала, что ей не поверят на родине: она сидела рядом с Шолоховым и Гагариным!

Ну?ка, парень, – обратился ко мне Михаил Александрович,- читай, за что тебя бьют в Москве!

Хорошо, что я кое-что потом записал, а то и самому не верится, что это было со мной. Мы стояли под дубом Григория и Аксиньи. Образовался кружок. Народу собралось немало, подъехало местное и областное начальство… Я начал читать «Зачем срубили…» Волновался, конечно. А тут еще сзади кто-то дергает за рубашку, мол, перестань, не надо. Шолохов это заметил.

Вы и мне не даете ничего сказать,- бросил он.- Над Львом Толстым был один царь, а надо мной,- он повел рукой в сторону начальников,- от секретаря райкома до Кремля! Кричали «За родину, за Сталина!», а теперь что говорите? Читай, парень, до конца!

Ободренный, я добил стихотворение. Шолохов прослезился, обнял меня, расцеловал. Потом взял за руку, мы пошли по тропе, и он, поучая меня, говорил о жизни, о писательском труде. Рядом шагал поэт Владимир Фирсов и в другое ухо ласково советовал мне:

Подонок, запоминай все, что тебе говорит Михаил Александрович!

А мне запомнилось одно:

Так и пиши. Только не блядуй! Слушай меня, старика! – И добавил в шутку, показав на своего сына Мишу: – А его не слушай, он ихтиолог, в литературе ничего не понимает.

Стоим на поляне, Шолохов рассказывает, как был на африканской речке, где водятся хищные рыбки – пираньи.

А арабы плавать не умеют, – говорит он.

Как выяснилось, и воевать, – вставляет Володя Фирсов. Все засмеялись. Только что арабы потерпели поражение от Израиля… Когда поспела уха, запомнился шолоховский тост:

Здравствуй, Юра Мелентьев в Москве на Старой площади, а мы, казаки, на Тихом Дону!

День завершился митингом в станице. Народ собрался, конечно, посмотреть на Гагарина. Гости стояли на наскоро сколоченных деревянных подмостках. Шолохов подозвал меня к себе, как бы подчеркивая свое отношение, вопреки Союзу писателей. Кто-то преподнес Михаилу Александровичу букетик ландышей, некоторое время он держал их, а потом отдал мне,- может, надоело держать. После митинга я принес ландыши в гостиницу, и один цветок сохранил меж страниц книги. Вот он сейчас лежит передо мной, засушенный много лет назад, но по-прежнему хранящий магию шолоховской руки…

Дорогие свои! – обратился Михаил Александрович к землякам на митинге.

Мы тоже выступали, читали стихи…

Снова я попал в Вешенскую в мае 1995 года, на 90-летие Шолохова. В саду возле дома теперь две могилы – Михаил Александрович и Мария Петровна. Над ним большой камень, выбито: «Шолохов». И все ясно. Даже короче, чем «Здесь лежит Суворов»…

А на том месте, где в 1967 году был митинг, установлена стела и сказано на ней, что здесь выступал Гагарин…

Сын Шолохова Михаил Михайлович, невероятно похожий на отца, повел меня в дом, где сейчас музей. Во время войны немцы разбомбили шолоховскую усадьбу, она была заранее помечена на штурманских картах «Люфтваффе»: враг понимал, кем мы станем без таких, как Шолохов. Тогда погибла его мать, сгорели рукописи, черновики, книги.

Здесь отец сидел, здесь мама, здесь ты, здесь я,- сказал Михаил Михайлович и усадил меня за тот же стол, где мы были вместе тогда, на второй день, 14 июня 1967 года…

Я проснулся в гостиничной комнате, где ночевал вместе с Юрой Адриановым, Олегом Алексеевым и Васей Беловым. Белова мы решили разыграть. Надо заметить, что внешне своей бородкой он напоминает одного из императоров династии Романовых, Александра Второго, пожалуй. С Олегом Алексеевым мы вышли на крыльцо, на котором покуривали три явно неопохмеленных казачка в штанах с лампасами и фуражках. Их благодарность за появившийся из наших тайников «портвейн» мы использовали в своих целях:

Понимаете, ребята, среди нас присутствует отпрыск императорской фамилии. Конечно, это не следует афишировать, но ему будет очень приятно, если вы, казаки, царевы слуги, достойно поприветствуете его.

Один из нас вернулся в комнату:

Вася, чего ты лежишь? Давай выйдем, подышим воздухом, погода отличная…

И вот на крыльце появился Василий Иванович Белов – бородка, августейшее обличье, – потянулся, посмотрел вокруг:

Красота!