Красный тряпочник (СИ) - Афонин Владислав

С этими словами полковник отмахнулся от профессора, словно от надоедливой мошки, и через боковой ход ушёл вглубь тёмного госпитального коридора.

Пожилой доктор остался стоять посреди лагеря в тяжёлых размышлениях. Ведь правда, что судьба всех находящихся здесь будет трагичной?

Глава XXVII. МРАМОРНАЯ ЛЕДИ И НЕМИРНЫЙ АТОМ

От темноты кружится голова. Человеку необходим свет. Кто углубляется в мрак, тот чувствует, как у него замирает сердце. Когда перед глазами тьма, затемняется и сознание. В ночи, в непроницаемой мгле даже для самого мужественного человека таится что-то жуткое.

В. Гюго, «Отверженные».

Вспышка. Ярослав стоял на крыше белого ЛАЗа.

«Так вот оно что. Я тогда не успел разглядеть».

На крыше аэробуса чёрной краской была выведена греческая буква «λ», лямбда. Да уж, наверное, слишком много в биографии Ярослава оказалось связано с буквами греческого алфавита. Поморщившись, Коломин выстрелил «Кошачьей лапой» и зацепился за подоконник окна на четвёртом этаже. Его не успели перегородить изоляционным брезентом. Путник почти бесшумно пересёк расстояние в воздухе и влетел в ординаторскую. Ярослав порадовался, что попал не в одну из палат, где, вероятно, лежали пациенты с очень странными симптомами. Коломин прицелился и шаг в шаг направился к выходу из помещения. Хоть проёмы первого этажа являлись намертво заваренными, а на втором и третьем этажах — закрыты плотным брезентом, нежелательной встречи исключать не стоило. Кто знал, вдруг госпиталь обладал подземными коммуникациями с окружающим миром или в других частях стен от времени возникли крупные дыры и трещины, через которые могли пробраться бандиты и жадные мародёры?

«Я сердечно рассчитываю, что эта радиация, которая вроде как вирус, вычищена отсюда или хотя бы слегка сошла на нет. Испытывать её на себе или принести с собой за барьер я не хочу». — Коломин открыл дверь ординаторской.

Его встречал полутёмный коридор с застывшими каталками и рядом настежь открытых палат. Умеренный беспорядок и запустение царили в помещениях. В комнатах на солнечной стороне здания в лучиках светила умиротворяюще летали пылинки. Зелёная и голубая краска давно начали слезать со стен, обнажая гнилую штукатурку, однако внутри госпиталь сохранился на порядок лучше, чем это могло случиться со зданием, за которым не ухаживали двадцать с лишним лет. Только ветер, где это являлось возможным, подчищал кафель, выложенный в шахматном порядке, и местами привносил свежесть в душный застоявшийся воздух. Кое-где, не до конца свалившись, полусвисали вытянутые энергосберегающие лампы.

Ярослав решил выйти к лифту, где обычно висел план эвакуации, по которому можно было узнать, как выбраться из здания. Пассажирский лист остановился где-то на другом этаже, а вот грузовой оказался как раз здесь. В его мрачном подрагивающем мраке за тяжеленными распахнутыми дверьми зловеще застыло инвалидное кресло.

А вот и план эвакуации. Согласно ему переход располагался на третьем этаже и связывал все корпуса в чём-то вроде переходной башенки. Ярослав аккуратно преодолел пару лестничных маршей и, попав на третий этаж, сразу включил прибор ночного виденья: все окна оказались закупорены противоэпидемическим брезентом. Путник шагнул в бывшее отделение нефрологии, через которое можно было попасть в переход.

Сестринский пост военные переоборудовали, превратив его в контрольно-пропускной: успели поставить полноростовой турникет и систему дезинфекции. За КПП виднелись палаты, изолированные уже знакомой плотной тяжёлой тканью с прорезью в ней вместо второй двери. Ярослав побоялся, что застрянет в изъеденном временем турникете, а поэтому специально проверил ближайшее будущее на предмет возможных неприятностей. Вспышка. Нет, ничто его не заблокирует, так что Коломин спокойно прошёл сквозь начинавшее ржаветь устройство. Протяжный скрип, казалось, раздался на всё отделение и весьма неприятно подействовал на нервы.

Обычно анализаторов не мучило чрезмерное иррациональное любопытство, свойственное обычным людям. Но в этом страшном месте, некогда ставшем ареной неясной трагедии, Ярославу хотелось узнать, что же именно тут произошло. «Зевс» больше ни о чём не предупреждал, и Коломин было занёс руку над проходом в ближайшую палату, но что-то — и вовсе не первоклассное устройство — остановило его. Хотел ли он вновь становится невольным свидетелем страстей минувшего прошлого?

«Это место напоминает мне лаборатории Института, в которых нас испытывали химией. С меня хватит и этого… А, к чёрту! Возможно, тут случилось такое, что не сможет быть обуздано даже анализаторами. Мне нужно найти Екатерину! Вперёд!» — Коломин отвернулся от палаты и в темпе пробежал нефрологическое отделение. На втором посту его проводил пластиковый плакат, содержимое которого поведывало зрителю о строении почек и их наиболее распространённых патологиях.

Вот и переход. Осталось добраться до противоположной стороны и вновь подняться на четвёртый этаж, а там будет проще простого выбраться при помощи «Кошачьей лапы». Бетонная прямоугольная артерия с изолированным окнами оказалась плотно забита медицинскими саквояжами, приборами, каталками, носилками и рулонами неиспользованного брезента. Создавалось ощущение, что военные и персонал госпиталя запутались и сами не понимали, как распределить принадлежащие им ресурсы, и свалили всё по середине лечебного комплекса.

«Самое страшное в таких местах — увидеть кого-то на противоположном конце», — усмехнувшись, попытался приободрить сам себя Ярослав.

Зря он так пошутил. Внезапно Коломин встал как вкопанный. В противоположной части перехода прямо по середине лифтовой площадки стояла высокая, весьма статная женщина. Лицо её скрывали неухоженные пепельно-золотые волосы, а одета она была в простой больничный халат, местами дырявый и сильно изношенный. Босые ступни силой упирались в грязный шершавый пол. На вид незнакомке приходилось не более тридцати лет. Выглядела она крайне измождённо, смертельно устало, по худобе напоминая узницу концентрационного лагеря. На руках и ногах синими проводками проступали вены, ногти сточились, чётко различались рёбра и тазобедренная кость. Женщина, будто сомнамбуличка, неподвижно и бесшумно продолжала стоять на пути Ярослава.

Однако самым странным являлось не появление ничуть не постаревшей жительницы территорий, что в будущем вошли в зону отчуждения. Время от времени — то ли при моргании ока, то ли при какой-то иной закономерности — оттенок кожи незнакомки мигал, будто изменяя её цветовую гамму. То она становилась полностью серой, точно высеченная из мрамора, то вновь приобретала свою естественную окраску. Женщина своими контурами словно проваливалась в плёнку чёрно-белого кино, а потом возвращалась обратно.

«Ещё это чёртово место. Много нехорошего я о нём слышал».

«Не один храбрый и подготовленный человек сгинул в этом чёртовом “Мёртвом кольце”. Я бы туда никогда добровольно не сунулся…» — опешившему Коломину живо вспомнились слова Боровикова. Чуточку придя в себя, Ярослав поднял АЕК-971-Э на жутковатую незнакомку.

«Я, конечно, без ума от блондинок, но вместо этой дамы, пожалуй, вновь встречусь со Светой, — в такой страшной ситуации Ярослав вспомнил любимую женщину, с которой, возможно, провёл самое хорошее время в своей жизни. Мысленно обратился к “Зевсу”: — А ты что опять замолчал, дружище?!»

— Дима! Димочка, это ты? — внезапно заговорила незнакомка, словно пробуждаясь ото сна. — Где Яна? Где наша девочка?

«Дима, Яна… Это что, жена того моториста?! Сколько же лет она тут пробыла? Да и не выглядит она настолько постаревшей!..» — от греха Коломин стал пятиться в обратном направлении.

— Внимание! — «Асклепий» предупредил через «Гекату». — Выявлена неопределённость. Повторяю: выявлена неопределённость. Подробный отчёт будет отправлен вашему куратору.

Подобного страха Коломин не испытывал с тех пор, как его возможность использовать «Зевс» была временно приостановлена Шуриком при помощи генераторов псевдогоризонта событий. Но тогда Ярослав и Виолетта на остаточном «Псио» всё равно смогли выяснить, как действовать в ближайшем будущем. Неопределённость же выявлялась «Зевсом» в очень редких случаях, и происходило подобное обычно во время первых испытаний при использовании ранних версий прибора или «Псио». Неопределённость означала, что устройство столкнулось с такими условиями пространства и времени, при которых оно не может адекватно выстроить оптимальную траекторию будущего. Анализаторов, несмотря на низкую вероятность таких событий, учили не впадать в панику и бороться с ситуациями неопределённости.