Последний солдат Третьего рейха - Ги Сайер

Наши роты вместе с другими частями начали борьбу с партизанами в тылу. В остальном мы представляли собой подвижной отряд: предполагалось, что будем немедленно приходить на помощь туда, где особенно велика была угроза.

Однако подвижность наша зависела от машин, а про них я уже рассказывал. Постепенно мы бросали их и передвигались верхом или на велосипедах, шины которых приходилось набивать травой. Лошадей и велосипеды мы отбирали у тысяч беженцев — украинцев, цыган, польских поселенцев. Иногда среди них были и партизаны, прикидывающиеся крестьянами. Но в какие-то моменты они стреляли в спину немецким солдатам, что приводило к неразберихе. Предполагалось, что мы потеряем самоконтроль и будем мстить беженцам, а те, в свою очередь, перейдут на сторону наших противников. С точки зрения врага цель оправдывала средства.

К концу мая мы загнали в ловушку в лесных массивах крупный партизанский отряд, состоявший из четырехсот хорошо вооруженных бойцов.

Даже хищные животные боятся вооруженных людей. Но те, кто спасался от нас, даже и вообразить не могли, что породили врага, отвага которого сравнялась с той, которую проявляли они.

Нервы наши были на пределе. Несмотря на то что многих снова охватила апатия, становилось ясно, кто трус, а кто храбростью спасает свою жизнь. Для нас это было уже не боевое крещение, а обычное дело, правда опасное: медали за героизм вручали, как правило, посмертно. Мы уже выпили свою чашу ужаса и вдоволь повидали остекленевших глаз тех, кто получал медали. И об этой стороне жизни знали уже все.

Мы стали фаталистами и лишь вымученно смеялись. Те, кто посильнее, убедили себя: всем нам суждено умереть, так не все ли равно когда? Те же, кто был не столь силен, стремились отсрочить последнюю минуту до смерти и глядели на мир расширенными глазами, черными, как дула винтовок. Остальные — то есть большинство — от страха покрывались потом. Он стекал по синтетическим рубашкам, тек по ногам и по израненным рукам. Они боялись. Их страх сводил на нет любые доводы. Время для них словно останавливалось.

Этот страх уходил, как только мы сталкивались лицом к лицу с врагом. Первые выстрелы поднимали занавес. Начиналась драма, поглощавшая все чувства. Падают первые, и напряжение падает вместе с ними. Все теряет свой смысл. Слышно лишь, как хрустят под ногами ветви.

Наш командир, фельдфебель Шперловский, указывает на признаки, по которым можно определить, что здесь прошел большой отряд. Многочисленные следы от потухших костров указывают, что мы приближаемся к большому партизанскому лагерю. Как бы не нарваться на мины! Надо следить за каждым шагом и как следует смотреть вокруг. Низкие кусты вполне могли укрыть проволоку со взрывчаткой. Каждый метр приходилось проходить с осторожностью. Низко, на уровне верхушек деревьев, прошел самолет. Мы замерли от страха: вдруг начнется бомбежка. Наконец, раздался короткий свисток, и мы упали навзничь. В конце тропинки стояло сооружение из бревен — настоящая крепость. Завязался бой.

Шперловский приказал Баллерсу и Принцу забросать крепость гранатами. Принц был одним из солдат зенитного расчета Ленсена. Но сегодня в нем не было необходимости, поэтому Принц тащил взрывчатку. Баллерс вообще напоминал мертвеца. Он карабкался по другой части дороги. Мы молча наблюдали за ними.

Кто такие эти Баллерс и Принц? Двое солдат, неизвестно откуда взявшихся? Хорошие они или плохие? Полны ли они ненависти? Любит ли их Бог или он на стороне их врагов?

Это просто два человека. Они, такие же безумцы, как и мы, стали нашими друзьями. При обычных обстоятельствах, не на войне мы вряд ли бы захотели с ними дружить.

Здесь же от каждого их шага зависело многое. У нас сильнее бились сердца. Два безвестных солдата, одни из нас, стали для каждого более важными, чем самые близкие родственники. Мы как бы перевоплотились в них. Повернись все иначе, и они бы наблюдали за кем-то из нас. Не важно, чего мы им желали. Лишь бы они остались живы.

Они отошли уже на довольно большое расстояние. Может, подошли поближе к смерти. Просто листья скрывают ее от нас. Я еще видел их. Неожиданно Принц выпрямился и швырнул свою поклажу в крепость, а затем бросился на землю.

От взрыва содрогнулся весь лес. Раздалось долгое эхо. Птицы взлетели и испуганно захлопали крыльями. Принц не добросил: образовалась воронка, сверху которой лежали семь-восемь метров досок партизанского укрытия.

— Дерьмо, — процедил фельдфебель сквозь зубы.

— Там никого нет, — сказал кто-то. Теперь я увидел Баллерса. Он бежал, потом тоже швырнул взрывчатку и замер. Среди деревьев взметнулась вспышка. Лес будто застонал от потрясения. Теперь птицы не летели. Баллерс привстал, как и Принц, находившийся чуть поодаль. Их фигуры выделялись на фоне развороченной земли. А позади уже ничего не было: крепость партизан исчезла с лица земли.

— Сюда, друзья, — крикнул Баллерс, радуясь совершенному подвигу. — Здесь нет никого!

Мы побежали к нему. Баллерс нервно смеялся. Из кустов донесся какой-то свист, затем еще раз, и еще. Принц побежал к нам, а Баллерс бросился на землю.

Партизаны как львы сражались в кольце, которое мы постепенно сжимали вокруг них. Три роты — то есть пятьсот-шестьсот солдат — сражались с опытным противником. Партизаны настолько умело организовали свою позицию, что приблизиться к ней было равносильно смерти.

Двое наших нарвались на мины. Их тела взлетели к ветвям деревьев, на которых уже распускались листья. Мы без конца подвергались обстрелу из четырехствольных пулеметов. Мы попытались вырыть окопы, но в земле попадались одни корни, и вместо атакующей позиции получилась оборонительная, которая не могла бы выдержать прорыва неприятеля.

Лишь зенитки, которые стреляли почти вертикально, могли достигнуть неприятельской позиции. К сожалению, партизаны выдерживали наш обстрел. У них были две-три гаубицы, возможно захваченные у немцев. От снарядов вырывало с корнем деревья. Определить, откуда стреляют, было трудно, а значит, невозможно и уничтожить орудия. Десять раз мы начинали атаку и каждый раз возвращались на свои позиции, оставляя раненых. Позже мы узнали, что Весрейдау сделал все, чтобы нам в помощь направили моторизованные и бронетанковые части. Но близко их не было, так что пришлось обходиться своими силами. На помощь фронту посылалось все без остатка.

Прошел час ожидания и усиленных атак. Наш командир решил рискнуть. Оставив вокруг укрепленного партизанского лагеря дюжину солдат, он сосредоточил остальных против самой слабой точки противника — клинообразной траншеи, которую удерживали сорок партизан, вооруженных винтовками и пулеметом. По его приказу пятьсот солдат бросились на врага, используя гранатометы. Такой удар заставил неприятеля дрогнуть.