«Я – АНГЕЛ!». Часть вторая: «Между Сциллой и Харибдой» - Сергей Николаевич Зеленин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдруг, я заметил троих красноармейцев с винтовками:
— А, эти?
Тот, тут же потянул меня за рукав:
— Патруль! Уходим!
Выйдя на улицу, служивый махнул рукой:
— А ну их с их буржуйским «Баром»! Пойдём в «Кипяточную», товарищ, что возле «Балтийца» — там никогда ни патрулей, ни милиции нет.
Уточняю:
— «Балтиец» — это завод?
— Совершенно верно!
— «Кипяточная», это…?
— Пивнушка.
Декламирую из народного творчества:
— «Пиво пить — только хрен гнобить»!
Хохотнув, согласился и уточнил:
— Водку там тоже можно купить — если деньги есть.
— Ну, тогда пойдём…
Долго идём… Сбоку Нева-река серебрится… Заборы… Покривившиеся домики… Длинной полосой тянется село-фабричный городок… Дым заводов… Заводы-фабрики…
Наконец, почти пришли:
— Счас, завернём за угол и на месте.
Вопию:
— Ивашка! Это что ещё за «Зомбокалипсис»⁈
Если бы были на голове волосы — они бы дыбом от ужаса встали. Люди, как отравленные дихлофосом мухи, с бессмысленно блуждающими глазами шатаются по заводскому кварталу, испуская какое-то невнятное бормотание.
Мой новый знакомый лишь махнул рукой:
— Получка в пятницу у заводских была! Эти, видать пропили всё — опохмелиться в понедельник не на что. Пойдём, чё встал? Или хочешь и их «подлечить»?
— Нет, не хочу.
«Зомбаки», услышав человечью речь, а может почуяв исходящее от наших тел тепло — несколько ожили и потянулись в нашу сторону, что-то мыча.
— Бежим!
Не успели подбежать к «Кипяточной» (оказавшейся обычной забегаловкой, расположившейся — едва ли не у проходной завода), как услышали длинный гудок.
«Ивашка под простоквашкой» только ахнул:
— Опоздали…
Не успел я спросить, «почему и куда» мы опоздали, как послышался гул «копыт» и почувствовалась дрожь земли — как будто тысячное стадо бизонов в американских пампасах, во весь опор неслось на водопой.
— … Потому, что у заводских обед. Отойди в сторону, товарищ!
Не успел я последовать его совету, как заводские ворота под напором изнутри широко распахнулись — и из их широкого проёма вырвалась тысячаногая синеблузая толпа представителей «класса-гегемона». Расталкивая друг друга руками, они наперегонки несутся к пивнушке, снося всё на своём пути:
— УЙДИ, РАСШИБУ!!! ЁБ… МАТЬ!!!
Буквально мгновения и, вот уже первые добежавшие «счастливчики» — нетерпеливо выбивают пробки с бутылок и жадно лакают пиво прямо с горла… Остальные толпой дожидаются свой очереди, гудя как потревоженный шмелиный рой.
Вдруг смех:
— Смотри, робя — за Булыгой «буксиры» пришли!
— Хахаха! Ну, жди теперяча представленье!
Изнеможённая женщина в жалком рубище, с огромными глазами — полными слез, тянет из толпы за рукав оборванного пролетария с красным носом:
Рисунок 28 . Обложка журнала «Трезвость и культура».1929. № 2(8) на очень злободневную в 20-е годы (и не только) тему.
— Да, что ж ты, ирод…? Ты пьёшь, веселишься — а нам скажи на что жить⁈
Двое худосочных детей — мал-мал меньше и, «краше» в гроб кладут, ей помогают:
— Папа, не пей! Папа, пошли домой!
Отталкивает её, детей:
— Уйди, тварь! Пшли вон, щенки! Учить меня вздумали…
И, та падает оземь под гогот толпы, дети садятся на землю и ревмя ревут, размазывая по синюшным щеками слёзы и сопли перемешанные с грязью.
Какой-то из пожилых помогает женщине подняться, жалеючи говоря:
— Эх, бабонька, шла бы ты домой! Пока всю получку не пропьёт — вновь человеком не станет…
Дети плачут, ревут в два голоса:
— Мама, мама! Зачем ты нашла нам такого папу?
— Да, все они такие — ироды окаянные.
Та, сама плачет, с бессильной злобой их лупит:
— И вы когда вырастите — такими же будете, как ваш папка…
Захотелось выхватить свой «Бэби-Наган», и — стрелять в эти рожи, стрелять, стрелять, стрелять… И последнюю пулю себе в лоб.
Глубоко дышу, что успокоиться.
Подошёл и стараясь чтоб со стороны незаметно — молча ей сунул сложенный четверной. Не дожидаясь ответной реакции — так же молча отправился восвояси.
— Слушай, товарищ…
Еле сдержался, чтоб от всей души ему не врезать:
— Что тебе, служивый?
— Я ещё одно место знаю… Здесь, неподалёку.
Однако, с меня хватит — по крайней мере на сегодня.
— Ну, что молчишь?
Немного отойдя, останавливаюсь, выгребаю из кармана оставшуюся мелочь:
— Давай прощаться, Ивашка.
Удивлённо-обижено:
— Что? Не пойдёшь со мной? А, зря…
Задерживая передачу меди:
— Куда после дембеля… После демобилизации, куда собрался? Обратно на завод?
Предельно легкомысленно:
— А, не знаю!
Отсыпаю в протянутую руку медь:
— Вот держи и, давай «до свиданья»…
Хотя…
— Постой!
Прячет за спину жменю и насторожено, почти враждебно:
— Чего тебе?
Протягиваю визитку:
— Если после дембеля не найдёшь куда приткнуться — отыщи меня.
Не рассматривая прячет в нагрудный карман гимнастёрки и, буркнув: «Так и знал — нэпман, деньгами сорит», уходит.
Тоже медленно, сутулясь ухожу и я, а сзади доносятся всё более и более веселеющие голоса… Затем — крики, шум, гвалт, звон разбиваемой бутылки, стоны, милицейские свистки[2]…
А из подворотни неслось заунывное из «Бубличков»:
'Отец мой пьяница,
Гудит и чванится.
Мать к гробу тянется
Уж с давних пор
Совсем пропащая,
Дрянь настоящая —
Сестра гулящая,
А братик — вор…'.
* * *
Скажите — ужас, да?
Должен несколько разочаровать: это — ещё не «ужас», весь ужас ещё впереди.
Борьба красных большевиков с «зеленым змием» — закончилась победой змия и, Советская Власть в 1920-х годах — медленно, но верно отступала от когда-то торжественно данного обещания не спаивать освобождённый от оков Самодержавия народ.
Прежде всего, новыми властителя страны двигали сугубо практические мотивы: ведь доходы от продажи крепких спиртных напитков — могли существенно пополнить вечно пустой государственный бюджет, а не карманы подпольных производителей и продавцов суррогатов всех видов.
Пока они ещё держались!
Но, уже с 3 декабря сего года — будет допущена в свободную продажу знаменитая «Рыковка» — водка крепостью 30 градусов, а с 1 октября 1925 года — «нормальная» 40-градусная. С этих пор — потребление крепкого алкоголя в стране будет расти и расти, вплоть до следующего «сухого закона» — уже при Горби Меченном.
Здесь хочется заострить один немаловажный момент…
При «сухом законе» было очень плохо — народ суррогатиной травился, не спорю.
Стало ли лучше народу, когда этот закон отменили?
Кой-чё в загашнике своего «послезнания» имею, поэтому могу предугадать события:
