Срок авансом (антология) - Водхемс Джек

— Мисс Колт, постарайтесь не употреблять непристойных выражений.

— Но ведь это и была лачуга! Мы прожили там все лето, а потом явились люди, которых нанял мой дядя, и увезли меня домой. Не представляю, как Эдди добрался сюда — ведь у него не осталось ни гроша. Это было чудесное лето. Днем Эдди возился в саду или удил, а я оставалась дома, и стряпала, и стирала, и даже штопала его одежду…

— Мисс Колт, если вы не перестанете употреблять подобные выражения, вас привлекут к ответственности за неуважение к суду.

— Извините, ваша честь. Но право же, это было очень весело. А вечером перед сном он учил меня читать. Я и сейчас еще умею. Он захватил с собой несколько разных книг и читал их по часу без перерыва. Смешно, конечно, но, по–моему, он действительно любил читать.

— Вы свободны, мисс Колт!

К свидетельнице подошел человек в белом халате, бережно вывел ее из зала суда на улицу и усадил в лимузин, который ждал там, чтобы отвезти ее назад в клинику для душевнобольных «Золотой покой», куда она была помещена по настоянию родных.

Прокурор встал, готовясь произнести заключительную речь, и на галерее опять разгорелись страсти. Появление на скамье свидетелей мисс Колт вновь подняло ставки на оправдание, а после того как обвиняемый отказался отвечать на вопросы своего защитника, букмекеры совсем уже не знали, что им думать и как менять ставки.

Судья призвал присутствующих к порядку.

Точно два перископа, поднимающиеся из океанской глубины, глаза прокурора возникли над розовыми складками жира и холодно уставились на присяжных.

— Господа присяжные! — начал прокурор. — Обвиняемый Эдвин Лоллард повинен во многих преступлениях. Сегодня вам будет предложено рассмотреть одно из них. Возможно, вам покажется, что преступление, за которое его судят, — отнюдь не самое тяжкое из тех, которые он совершил. Но закон, господа присяжные, не допускает расширительного толкования, а согласно закону Эдвин Лоллард виновен лишь в одном преступлении. Он не виновен в превышении грамотности, ибо грамотность не есть преступление. Некоторые из благороднейших деятелей нашей истории были грамотны: те, кто подписал Декларацию независимости, Авраам Линкольн, Дуайт Эйзенхауэр и еще многие другие. Книги вовсе не обязательно оказывают разлагающее влияние, и мне хотелось бы указать для протокола, что лично я книги одобряю. Я читал их немало — нередко с удовольствием и не презираю людей, которые читали больше меня.

Конечно, чтение книг, как и многие другие безобидные занятия, может перерасти в крайность, а любая крайность — это зло. Весьма возможно, что у обвиняемого грамотность превратилась в порок. Но в порок, не наказуемый законом. Прошу вас помнить об этом, господа, когда вы будете выносить свой вердикт.

Обвиняемый не виновен и в банкротстве. Если бы дело обстояло так, это скорее говорило бы в его пользу, ибо свидетельствовало бы, что в своем позорном падении он все же сохранил какое–то чувство собственного достоинства. Но именно это чувство совершенно отсутствует у обвиняемого. Вам всем, возможно, знакома история Билли Соль–Эстеса, одного из величайших светочей духа двадцатого века. В пору своего наивысшего взлета Билли не имел ничего, кроме долгов, но должен он был миллионы! Обвиняемый же не имеет ничего, даже долгов! Он попросту неимущий, он — нищий!

Обвиняемый согласно закону не виновен ни в присвоении чужого имущества, ни в растрате. Деньги, которые он промотал таким чудовищным способом, в определенном смысле не принадлежали ему — они принадлежали Братству святого Франциска. Но согласно букве закона Братство это не может владеть собственностью. Продавая имущество Братства и топя суда, обвиняемый бессовестно обманул своих доверителей, но преступления он не совершил. Как могу я, господа, просить вас не принимать во внимание подобный мерзостный поступок, когда вы будете решать его судьбу? Но я обязан просить вас об этом. Закон не допускает расширительного толкования, господа присяжные, и иногда он бессилен.

Так неужели Эдвин Лоллард избежит кары из–за казуистики судопроизводства, из–за негибкости закона и капризов логики? Неужели он уйдет от наказания с помощью спасительных лазеек? Нет, господа, к счастью, это ему не удастся. Ибо Эдвин Лоллард повинен в гнуснейшем преступлении, и закон объявляет его виновным. Как объявите и вы, господа.

Обвиняемый виновен, самым непростительным образом виновен в преступной бедности.

Трудно поверить, что в век, подобный нашему, — в век просвещения, в обществе, подобном нашему, — в обществе благосостояния и все растущего процветания хотя бы один человек, как бы ни был он убог духом, позволил себе стать нищим. Много веков назад существовало такое явление, как безработица. Нищета была настолько распространена, что никто не осмеливался вслух заявить о ее преступной природе. Но в наши дни никому нет нужды быть бедняком. Современная наука и чудеса автоматики уничтожили не только нищих, но и просто обеспеченных людей. В наши дни все люди богаты, а если бедны, то лишь благодаря преднамеренным и преступным действиям. Подобным тем действиям, господа, к каким прибегал Эдвин Лоллард.

Господа присяжные, рассмотрите представленные вам улики! Человек воспитывается богатыми родителями в доме, так похожем на те, в которых росли вы сами. Он ни в чем не знает отказа, любая его прихоть удовлетворяется. Обычное детство идеальное детство! Он поступает в колледж, и уже там его преступные наклонности дают себя знать. Он агрессивен, неуживчив, угрюм. Вы сами видели, как он вел себя с женщиной, которая посвятила год своей жизни его образованию. Подобно всем прочим предоставленным ему благам, он отверг и это благо.

Он женится и находит хорошую работу. Но добропорядочная жизнь для него невыносима. Он бросает работу и вынуждает жену развестись с ним. Он становится банкротом. Если бы не роковое и необычное стечение обстоятельств, его похождениям уже тогда был бы положен конец. Но, как мы слышали, это оказалось лишь началом. Он вступает в организацию, которая тут мы вновь видим всю меру снисходительности закона! беспрепятственно проповедует в демократическом обществе свое евангелие, разлагающее нравы. Это называют религией! Но даже пользующееся столь дурной славой Братство недостаточно мерзко для вкусов этого человека. И вот он предает и его!

Эта организация снабдила его богатством, о котором он не мог и мечтать. И тогда в сообществе с женщиной, безусловно душевнобольной и несомненно порочной, обвиняемый совершает свое последнее невероятное деяние. Он обращает новообретенное богатство в сотни тонн печатного мусора, а потом выбрасывает эти плоды своей закоснелости в воды Гудзонова залива — самое подходящее для них место, по моему мнению.

Поступок сумасшедшего? Да, такое черное злодеяние не может не показаться безумным всякому нравственному человеку. Но Эдвин Лоллард сознавал последствия своего поступка. Он понимал, что сделал себя нищим.

Полагаю, мне незачем объяснять вам всю чудовищность преступления Лолларда. Оно наносит удар по самой основе нашего социального строя. Оно возвращает нас к кошмарным дням неудовлетворенных потребностей. Да, святой Франциск Ассизский это достойный символ тех дней: худой человек, одетый в лохмотья, целующий руку прокаженного! Я знаю, господа, что позволил себе прибегнуть к сильным выражениям, но без них невозможно выразить сущность бедности.

Заложенное в ней зло наиболее ярко выразил Бернард Шоу, этот пророк двадцатого века, лично наблюдавший бедность. Шоу говорил о «неопровержимой», заложенной в самой природе истине, от которой мы все с отвращением отворачиваемся и отрекаемся, а именно что величайшее из наших зол и худшее из наших преступлений — это бедность и что наш первый долг, которому следует принести в жертву все остальное, — это не быть бедным. Уверенность в завтрашнем дне, это высшее достижение цивилизации, не может существовать там, где над каждой головой нависает самая страшная из опасностей — опасность бедности.

Общество не может терпеть существование бедняков! Святое Писание гласит: «Сожги колдунью!», подразумевая, конечно, бедняка.