Иван III - Николай Борисов

Юный Ховрин не сумел найти правильный тон в отношениях со своим более опытным, но менее знатным напарником. В итоге Ермолин вынужден был отказаться от всякого участия в строительстве собора. «…И отступися всего наряда Василеи, а Иван почя наряжати» (29, 160). Оскорбленный и униженный старый мастер навсегда отходит от дел. Его имя более не упоминается в летописях.

Строительство требовало больших средств. Основная тяжесть платежей легла на митрополичью кафедру. Успенский собор изначально являлся кафедральным собором митрополита Киевского и всея Руси. Соответственно, и заботиться о нем должен был прежде всего сам митрополит. Есть основания полагать, что и первый Успенский собор в московском Кремле строил на свои средства святитель Петр, а украшал его преемник митрополит Феогност (64, 199–204; 25, 94). У московских князей была на той же Соборной площади своя общая святыня — Архангельский собор. Случалось, что храм в московском Кремле возводил на свои средства кто-то один из членов великокняжеского семейства. В конце концов, это был вопрос личного благочестия и благосостояния каждого.

Разумеется, в ходе строительства митрополит с благодарностью принимал любую помощь от светских властей. Однако это было делом добровольным. Иван III, вероятно, не упускал случая проявить свое благочестие и уважение к митрополиту путем щедрых пожертвований «на храм». И все же он не хотел возлагать на себя чужие заботы. Время для его собора и его мастеров еще не пришло…

Нехватка средств дала о себе знать уже в первые месяцы строительства собора. И хотя после кончины святителя Ионы и ухода с кафедры Феодосия Бывальцева. митрополичью казну не успели разворовать так, как это обычно бывало при смене митрополитов-византийцев, Филипп испытывал такую нужду, что принужден был пуститься на крайние меры. «Сътвори же митрополит тягину (тяготу. — Н. Б.) велику, съ всех попов и манастырей збирати сребро на церковное създание силно; яко же събра много сребра, тогда бояре и гости своею волею части своя имениа вдаша митрополиту на церковное создание» (27, 297). Принудительные взносы черного и белого духовенства, добровольные пожертвования бояр и купцов пополнили митрополичью казну. Теперь можно было приступать к делу.

Весной 1472 года множество работников облепили как муравьи могучее тело обреченного старого собора. Строителям предстояло преодолеть несколько серьезных трудностей. Новый собор должен был встать на месте старого, который предполагалось разбирать по частям, так как в течение всего времени строительства в соборе не должно было прекращаться богослужение. Необходимо было в высшей степени бережно отнестись к гробницам московских святителей Петра, Феогноста, Киприана, Фотия и Ионы, находившимся внутри здания. Особый трепет вызывала рака с мощами святого Петра — главная святыня Москвы, малейшее пренебрежение по отношению к которой могло привести к неисчислимым бедствиям для города и всей страны.

История строительства собора, весьма противоречиво изложенная в летописях, убедительно воссоздана Е. Е. Голубинским.

«К постройке собора приступлено весной 1472 года. Кругом старого собора выкопали рвы для фундамента новому собору и, когда фундамент был сделан, разобрали алтарь старого собора и меньшие притворы к нему, но оставили до времени нетронутыми его стены, так как подле них находились раки погребенных в нем митрополитов, которые должны были оставаться на своих местах до тех пор, пока не приготовят для них мест у стен нового собора; над ракой с мощами св. Петра, находившейся у северной алтарной стены, по ее разобрании, поставили временную деревянную церковь. После этого 30 числа апреля месяца совершена была торжественная закладка нового собора. Когда его стены выведены были в высоту человека, старый собор разобрали весь до основания и раки митрополитов перенесли на новые, приготовленные для них у новых стен, места… Рака с мощами св. Петра имела остаться в новом соборе на том самом месте, на котором она находилась в старом. Но так как пол нового собора был сделан выше против пола старого собора на рост человека, а рака с мощами должна была находиться в нем на полу, как находилась в старом соборе, то на новом полу сделали новую раку, в которую и переложили мощи по уничтожении прежней раки» (73, 541).

Заслуживает внимания дата закладки нового собора — в четверг 30 апреля 1472 года (31, 294). На торжестве присутствовала вся московская знать во главе с великокняжеским семейством. Митрополит Филипп под непрерывный колоколыши звон собственными руками заложил первый камень в основание будущего храма. День для такого рода церемоний обычно выбирался весьма тщательно и имел символическое значение. Однако тайный смысл даты закладки собора во многом остается неразгаданным. С точки зрения церковного календаря, это был самый обычный день, отмеченный лишь памятью «святаго апостола Иякова, брата Иоанну Богослову» (31, 294). Возможно, сокровенное значение избранного дня было связано с какими-то уже неизвестными нам важными датами в истории ранней Москвы.

Как и следовало ожидать, столь сложное и щекотливое дело, как строительство нового собора вокруг старого и перенос мощей митрополитов из прежних гробниц в новые, не обошлось без пересудов, кривотолков и обвинений митрополита в недостаточном благоговении перед святынями. Московские летописцы (как митрополичьи, так и великокняжеские) внимательно следили за развитием событий. История строительства собора прописана ими столь же детально, как и история второго брака Ивана III.

В конце мая 1472 года началось перенесение останков прежних московских митрополитов в новые раки. Эта акция имела огромное религиозное значение: нетленность мощей, по народным представлениям, считалась обязательным условием святости. Такое мнение разделяли и многие представители церковных верхов. Состоявшееся в пятницу 29 мая перенесение мощей нескольких митрополитов принесло результаты, которые обрадовали как Филиппа, так и великого князя. Мощи первого московского автокефального митрополита Ионы, соратника Василия Темного и Ивана III, оказались нетленным. «Тогда Иону цела суща обретоша… Фотея же цела суща не всего, едины ноги толико в теле, а Киприяна всего истлевша, едины мощи (кости. — Н. Б.)» (27, 298).

Нетленность мощей считалась явным признаком святости. У гробницы Ионы, к которой тут же началось паломничество, стали происходить исцеления. Молящиеся принесли в дар новому чудотворцу такое количество серебра и других ценностей, которое один склонный к иронии летописец сравнивает с библейской Газофилакией — казнохранилищем в Иерусалимском храме (27, 298). Однако, к великой досаде соборного причта, все приношения были немедленно конфискованы митрополитом и вложены в фонд строительства собора.