Исправительная академия (Оболенский, том 1 и том 2) - Алекс Хай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глыба непонимающе покосился на пассию.
— Серьезно?
— Ну да. Они явно очень дорогие и красивые. Цвет мой. А мне как раз на улице вечерами холодно — так хоть буду греться. У него рука вон какая тонкая, словно девичья. Мне подойдут.
Кажется, всех нас удивило решение Люси. На самом деле девчонка просто хотела поскорее закончить этот конфликт, вот и попросила самую простую вещь. Эх, Олег, она ведь тебя сейчас спасла. Интересно, дойдет ли это до тебя?
Нет, Глыба, конечно не убил бы его и вряд ли бы даже серьезно покалечил. Но на правах местного короля признанного бастарда самого горчакова он точно мог сделать жизнь Вяземского невыносимой. Подозреваю, даже за пределами Извары.
Но Олег решительно мотнул головой.
— Нет. Перчатки отдать не могу.
Ну не сказочный ли идиот?!
Глыба положил руку на стол ладонью вверх.
— Перчатки, ваше сиятельство. Слово дамы — закон.
Я уставился на него и едва заметным жестом поторопил. Мне самому смертельно надоела эта аудиенция, да и жрать хотелось, а еда уже остыла. Вяземский поймал мой взгляд. Что-то промелькнуло в его глазах. Страх? Не поздновато ли испугался?
— Нет, — он снова замотал головой и попытался выскочить из-за стола, но один из «братков» Глыбы тут же возник рядом с ним. — Нет, не могу…
Люся таращилась, ничего не понимая. А вот Глыба, казалось, начал сердиться.
— Олег, — позвал он странным, словно изменившимся на уровне низких вибраций, голосом. — Олег, посмотрите на меня.
Вяземский, все еще по инерции пытаясь вылезти из-за стола, все же взглянул в глаза Глыбе.
И застыл.
— Сядьте за стол, снимите перчатки и отдайте их моей даме, — все тем же изменившимся голосом приказал Глыба.
Мне стало не по себе. Тьма внутри меня заворчала, чувствуя угрозу. И лишь когда Вяземский послушно, словно кукла-марионетка, опустился за стол и начал в точности выполнять приказ, я убедился, что Глыба применил дар.
Значит, не только умел отличать правду ото лжи. Горчаковы же были менталистами, владели какими-то практиками по работе с головой… Ничего себе дар у парня!
Тьма тут же снова заворочалась, и я ощутил… Жажду.
«Забери!»
«Хочу!»
«Он должен быть нашим!»
Пришлось тряхнуть головой, чтобы отогнать наваждение и этот внутренний голос, который принадлежал не мне. Дар ценный, но у каждого жара есть своя обратная сторона, нужно помнить об этом. И собирая силу, ты забираешь и слабость, которую она в себе несет.
Да и просто не хотелось идти на поводу у этого прожорливого силового каннибала, который во мне поселился с появлением Тьмы.
Вяземский тем временем принялся медленно стягивать перчатки. Сначала с одной руки, потом со второй… Он расправил их и положил перед Люсей.
А я уставился на красные пятна на его пальцах. Сперва мне показалось, что это был яркий маникюр — еще хотел посмеяться. Но, поймав мой взгляд, Олег тут же спрятал руки.
Не ногти накрашенные это были. Пятна от краски. От ярко-алой несмываемой краски.
Которую никак не могли вывести наши слуги с дверей Аптекарской усадьбы.
— Ну ты и сволочь… — прошипел я, впервые за вечер потеряв самообладание. — Сам, значит…
Люся схватила перчатки и спрятала в карман робы, а Глыба непонимающе на меня уставился.
— В чем дело?
— Нашелся виновник одного преступления. Этот придурок расписал вандальной краской двери моего дома.
Вот за это я уже был готов бить лица. Так напугать мать, поставить на уши всех слуг, да еще и в день, когда сгорел дворец…
Я медленно поднялся из-за стола и направился к Вяземскому. Один из головорезов Глыбы хотел было перегородить мне дорогу, но Глыба с циничной улыбкой велел ему не вмешиваться. Ну да, он же у нас любил смотреть представления и потешаться над разборками аристократов. Извини, бастард, в этот раз я тебе такого удовольствия не доставлю.
В один миг оказавшись возле Олега, я крепко схватил его и шепнул на ухо:
— Не дергайся. Сейчас мы выйдем. Иди спокойно. Рыпнешься — будет хуже.
Почему-то он обмяк под моей хваткой и позволил торопливо вывести себя из обеденного зала. Я огляделся, нашел дверь с большой буквой «М» и затолкал Вяземского туда.
— Пошли вон! — рявкнул я двум парням, и те ретировались, едва успев застегнуть ширинки.
Подперев дверь черенком от швабры, я с силой толкнул Вяземского в стену, и тот с глухим стуком долбанулся спиной о кафель.
— Ты, значит, — шипел я. — Совсем идиот?
Олег внезапно переменился. Лицо исказилось гримасой ярости. Загнанный в угол решил сражаться.
— Потому что вы воры и есть! — выплюнул он мне в лицо, брызнув слюной. — Что, думал, я не узнаю, да?
— О чем?
— Ты еще издеваешься? Я все знаю! Я знаю, что вы задумали! Но все равно не сдамся.
Я закатал было один рукав, но остановился.
— Ты о чем вообще? Какие к черту воры? Если ты по поводу спора из-за усадьбы…
— Нет! Не только! Я знаю, что задумал твой дед. Выяснил, но уже поздно было.
Он попытался броситься на меня, но даром воина Вяземский не обладал. Я легко поймал его, прижал к стенке и зафиксировал руку на его шее так, что дышать он мог, а вырваться бы не получилось.
— Ты чего несешь вообще? При чем здесь дед?
— Ты что, серьезно не знаешь? Они не сказали тебе после аварии? — удивился Олег. — Да ну. Не верю.
Я сильнее сжал его горло.
— О чем мне не сказали? А ну говори!
— Это твой дед хотел сорвать помолвку, — прохрипел он. — Я узнал… Старик вел переговоры с Орловыми за нашей спиной… Хотел женить тебя на Маше, забрать все… Это он, это старый князь все это подстроил. Он тебя подослал… Он устроил скандал, чтобы расстроить договор…
Глава 18
Я опешил настолько, что убрал пальцы с шеи Вяземского.
— Бред ты несешь. Полный бред.
— Я говорю то, что знаю. То, что выяснил, — огрызнулся вражина. — Потому вы и воры. Вечно отнимаете у моего рода то, что должно принадлежать нам.
Я почти не слышал его. У меня не укладывалось в голове, что старый князь мог пойти на столь грязный метод устранения соперников. Это ведь шло вразрез со всеми традициями, обычаями и пониманием о чести. А дед честь ставил превыше всего.
Или я просто не успел его как следует узнать?
— Что ты из себя невинность-то корчишь? — скривился Вяземский. — Это все ведь дело многих лет. Наши роды давно соперничали, просто вам в двадцатом веке повезло больше. Ладно, черт с ней, с усадьбой, хотя она должна быть нашей. Исторически была нашей… Но так низко
