НИКОЛА ТЕСЛА. ЛЕКЦИИ. СТАТЬИ. - Никола Тесла

Давно, когда я был мальчишкой, я страдал странным недугом, который, по-видимому, был обусловлен исключительной возбудимостью сетчатки. Это было возникновение картин, кото- рые своей устойчивостью затмевали видение реальных объектов и взаимодействовали с мысля- ми. Когда мне говорили слово, образ объекта, который оно обозначает, живо возникало перед моим взором, и часто для меня было невозможно сказать, реален ли объект, который я вижу, или нет. Это вызывало у меня огромный дискомфорт и беспокойство, и я изо всех сил пытался освободиться от наваждения. Но долгое время все мои попытки были напрасными, и у меня ни- чего не получалось, пока, как я все еще ясно помню, когда мне было около двенадцати лет, у меня не получилось первый раз, усилием воли, отогнать образ, который мне явился. Никогда я не был настолько полностью счастлив, как тогда, но к сожалению (как я тогда думал), старая беда вернулась, а с ней и мое беспокойство. С этого времени и начались те самые наблюдения, о которых говорил. А именно, я заметил, что когда бы не появлялся перед моим взором образ объекта, я до этого видел что-то, что напомнило мне о нем. В первые разы считал это чисты- ми совпадениями, но скоро я убедился, что это не так. Зрительное впечатление, сознательно или бессознательно полученное, неизменно предшествовало появлению образа. Постепенно во мне появилось желание каждый раз находить, что заставило образ появиться, и удовлетворе- ние этого желания вскоре превратилось в настоятельную потребность. Следующее наблюдение, которое я сделал, состояло в том, что точно так же, как эти образы возникали в результате че- го-то, что я увидел, так же и мысли, приходящие мне в голову, подсказываются похожим обра- зом. И снова я ощутил желание обнаруживать образ, вызвавший мысль, и этот поиск исходного зрительного впечатления вскоре стало второй натурой. Мой разум стал действовать автоматически, и в течение последующих лет, почти бессознательно, я приобрел способность находить каждый раз, и, как правило, мгновенно, зрительное впечатление, которое запустило мысль. И это не все. Вскоре после этого я осознал, что также и все мои движения были подсказаны тем же путем, и так, постоянно ища, наблюдая и проверяя, год за годом, я каждой своей мыслью и каждым своим действием показал, и делаю это ежедневно, к полному своему удовлетворению, что я являюсь автоматом, наделенным энергией движения, который просто отвечает на внешние стимулы, бьющие по мои органам чувств, и думающий и двигающийся действующий соответственно. Я помню всего один или два случая за всю мою жизнь, когда я не мог обнаружить первое впечатление, которое подсказало движение или мысль, или даже сон.

При наличии такого опыта было просто естественным, что мне, давно, пришла идея сконструировать автомат, который бы механически представлял собой меня, и который бы откликался, как это делаю я, но, конечно, в гораздо более примитивной манере, на внешние воздействия. Такой автомат очевидно должен был обладать двигательной энергией, органами для передвижения, управляющими органами, и одним или более органов чувств, приспособленных так, чтобы они реагировали на внешние стимулы. Такая машина, как я считал, двигалась бы на манер живого существа, потому что она бы обладала всеми главными механическими свойствами или элементами оного. Оставались еще способность к росту, размножению, и, превыше всего, разум, которые бы требовались, чтобы сделать модель полной. Но в данном случае рост был необязательным, потому что машина могла создаваться уже полностью выросшей, скажем так. Что до способности к размножению, ее тоже можно было оставить за пределами рассмотрения, потому что в механической модели это означает просто процесс производства. Сделан автомат из мяса и костей, или из дерева и стали, разница невелика, если только он может выполнять все функции, которые от него требуются как от разумного существа. Чтобы это делать, у него должен быть элемент, соответствующий мозгу, который бы выполнял управление всеми его движениями и функциями, и побуждал бы его действовать, в любом непредвиденном случае, который может представиться, со знанием, разумом, суждением и опытом. Но этот элемент я мог легко воплотить в нем, передав ему мой собственный интеллект, мое собственное понимание. Так развивалось это изобретение, и так появилась к жизни новая наука, которую было предложено назвать "телавтоматика", что означает науку об управлении движениями и действиями удаленных автоматов.

Этот принцип, очевидно, применим к машине любого вида, которая движется по земле, в воде или по воздуху. Применяя его в первый раз, я выбрал лодку (см. Рис. 2). Находящаяся внутри аккумуляторная батарея обеспечивала двигательную энергию. Гребной винт, приводимый в движение мотором, представлял двигательные органы. Руль, управляемый другим мотором, также работающим от этой батареи, занял место управляющих органов. Что касается органа чувств, очевидно, первой мыслью было использовать прибор, реагирующий на лучи света, вроде селеновой ячейки, который бы соответствовал человеческому глазу. Но при ближайшем рассмотрении я обнаружил, что из-за экспериментальных и других трудностей нельзя добиться полностью удовлетворительного управления автоматом при помощи света, лучистого тепла, излучения Герца, или с помощью лучей в целом, то есть, возмущений, которые распространяются через пространство по прямым линиям. Одна из причин состояла в том, что любое препятствие, возникающее на пути между оператором и удаленным автоматом, лишит его управления. Другая причина состояла в том, что чувствительный прибор, представляющий собой глаз, должен был бы находиться в фиксированном положении относительно дистанционно управляемого аппарата, и эта необходимость наложила бы огромное количество ограничений на управление. Еще одна и очень важная причина — то, что при использовании лучей было бы трудно, если не невозможно, придать автомату индивидуальные черты или свойства, которые бы отличали его от других машин этого вида. Очевидно, автомат должен реагировать лишь на индивидуальный вызов, как человек откликается на имя. Эти рассуждения привели меня к заключению, что чувствительный прибор этой машины должен соответствовать уху, а не глазу, человеческого существа, потому что в этом случае его действиями можно было бы управлять безотносительно к возникающим препятствиям, независимо от его положения относительно удаленного управляющего аппарата, и последнее, но не по важности, — это что ом останется глух и безответен как верный слуга ко всем сигналам, кроме как от его хозяина. Эти требования вынуждали применять в управлении аппаратом вместо света — или других лучей, — волны или возмущения, которые распространяются через пространство во всех направлениях, как звук, или которые следуют пути наименьшего сопротивления, как бы он ни был искривлен. Я добился поставленной цели с помощью электрической цепи, размещенной внутри лодки, и отрегулированной, или "настроенной", точно на вибрации определенного вида, передаваемые ей от удаленного "электрического осциллятора". Эта цепь своей реакцией, пусть и очень слабой, на передаваемые вибрации влияла на магниты и другие приспособления, посредством которых осуществлялось управление движениями винта и руля, а также работой множества других устройств.

С помощью этих простых средств, которые описал, в машину были вложены знание, опыт суждение — разум, так сказать, удаленного оператора, и она тем самым могла выполнять все свои действия разумно и осмысленно. Она вела себя как человек с завязанными глазами, повинующийся приказам, которые он слышит ушами.

Автоматы, созданные до сих пор, имели, скажем так, "позаимствованные мозги", просто как составная часть удаленного оператора, передающего ей свои разумные команды. Но эта наука только зарождается. Я собираюсь показать, что каким бы невозможным это ни могло показаться, можно придумать аппарат, который будет иметь свои "собственные мозги", и под этим я понимаю то, что он будет способен независимо от оператора, оставленный наедине с самим собой, выполнять, в ответ на внешние воздействия, воспринимаемые его органами чувств, огромное разнообразие действий и операций так, как если бы он был разумен. Он будет способен следовать проложенному курсу или выполнять приказы, данные ему заранее; он сможет различать, что он должен делать, а что не должен, и накапливать опыт, или, иначе, записывать впечатления, и это будет влиять на его последующие действия. На самом деле, я уже разработал такой проект.

Хотя я начал развивать это изобретение много лет назад и часто объяснял его своим посетителям на лабораторных демонстрациях, но только лишь намного позже, по прошествии длительного времени после того, как я разработал его, оно стало известным, когда оно послужило началом дискуссиям и вызвало сенсационные репортажи, и это достаточно естественно. Но истинное значение этой новой науки большинство еще не ухватило, как и не осознало оно великой силы лежащего в ее основе принципа. Настолько, насколько могу судить по многочисленным комментариям, полученные мной результаты считаются совершенно невозможными. Даже те немногие, кто был настроен допустить осуществимость изобретения, рассматривали его просто как самодвижущуюся торпеду, которая должна применяться для подрыва военных кораблей, и с несомненным успехом. Общее впечатление было, что я намеревался просто управлять таким судном посредством Герцевых или иных лучей. Есть торпеды, управляемые электрически по проводам, и есть средства беспроводной связи, и вышесказанное, было конечно очевидным умозаключением. Даже если бы не сделал ничего, кроме этого, я на самом деле все равно добился бы небольшого прогресса. Но технология, которую я развиваю, не ставит целью просто изменение направления движения судна; она предоставляет средства абсолютного контроля, во всех отношениях, над всеми бесчисленными видами поступательных движений, а также действий всех внутренних органов, неважно сколько их, индивидуализированного автомата. Критика в том смысле, что управлению автомата может что-то помешать, выражают люди, которые не могут даже в мечтах представить себе чудесные результаты, которых можно достичь с помощью электрических вибраций. Мир движется медленно, и новые истины разглядеть трудно. Определенно, применение этих принципов может дать новое оружие как нападения, так и обороны, разрушительность которого будет тем большей, что этот принцип будет применен к подводным и воздушным судам. Практически нет ограничений ни на количество взрывчатки, которые он может нести, ни на расстояние, на котом он может нанести удар, и не попасть практически невозможно. Но сила этого нового принципа не ограничивается одним только разрушением. Его приход приносит в приемы ведения войны элемент, которого до этого никогда не было — боевую машину без человека как средство нападения и обороны. Продолжительное развитие в данном направлении в конечном итоге должно превратить войну в соперничество машин без людей и без потерь жизни — ситуацию, которая была бы невозможной без этого нового направления, и которая, по моему мнению, должна настать как преддверие к постоянному миру. Будущее либо подтвердит эти взгляды, либо опровергнет их. Мои идеи в этом вопросе были выдвинуты с глубоким убеждением, но со смиренным духом.