Эпоха сериалов. Как шедевры малого экрана изменили наш мир - Анастасия Ивановна Архипова

Техника, столь блистательно использованная Моффатом и Гейтиссом в «Ужасной невесте», – сгущение, смещение, повествовательные швы и нестыковки, переплетение иллюзии и реальности – изобретена, разумеется, не ими. В не меньшем разнообразии, хотя и не столь изощренно, как у Моффисов2, она представлена в другом знаменитом шерлокианском нарративе – сериале «Доктор Хаус», в сезонах, снимавшихся до появления «Шерлока» на телеэкранах. Достаточно вспомнить такие эпизоды, как «Без причины» (2006 г.)3, «Три истории» (2005 г.)4 и двухчастный финал 4-го сезона – «Голова Хауса» и «Сердце Уилсона» (2008 г.)5.

Убить Вещь

В серии «Без причины» раненый Хаус лежит в одной палате со своим несостоявшимся убийцей Джеком Мориарти. Вынужденные делить общее пространство, они ведут друг с другом язвительные беседы. Параллельно с этим Хаус пытается диагностировать загадочного пациента, у которого сначала распухает язык, потом вываливается глаз, а под конец взрываются тестикулы. Все идет как обычно, пока в какой-то момент Хаус не осознает, что часть происходящих с ним событий, скорее всего, его галлюцинации, причем отличить правду от иллюзии становится все труднее. Впрочем, Хаус уверен, что ему удастся справиться с этой проблемой, как и с любой другой, с помощью логических умозаключений. Но и тут его ждет неприятный сюрприз: Кадди и Уилсон без ведома Хауса опробовали на нем после ранения экспериментальный метод – ввели в кетаминовую кому и «перезапустили его мозг» с целью устранить хронические боли в искалеченной ноге Хауса. Нога и впрямь больше не болит, а вот гениальный мозг Хауса, похоже, начинает ему отказывать, и полагаться на силу разума ему все сложнее.

Пациент, не поддающийся никакой логике, превращается в бесформенную тушу; Хаус все глубже погружается в пучину галлюцинаций – не осталось ни одного лоскутка реальности, за который можно было бы ухватиться в попытке обрести истину. В спорах с Мориарти он все еще отстаивает рациональную природу истины, но тот выворачивает логику Хауса наизнанку: ты ищешь смысл, но истину измерить нельзя, и в своих поисках смысла ты только обессмысливаешь все, к чему прикасаешься, и прежде всего собственную жизнь. «Ты несчастен без причины» – «you are miserable for nothing» – так говорит Хаусу Мориарти. В этот момент Хауса осеняет – а мы знаем, что разгадка приходит к нему всегда именно так, в виде эпифании, озарения, в игре означающих, между которыми проскакивает внезапная искра.

Nothing, ничто – это Tyuja пациента, лежащего на операционном столе. «Проверьте, человек ли это», – поручает своей команде Хаус. И это действительно не человек, а Вещь, наделенная признаками влеченческого объекта: оральный (язык), скопический (глаз), фаллический (тестикулы). Перед нами объект, утративший агальмическое сияние формы, образа человеческого тела. Хаус натыкается на бессмыслицу, лежащую по ту сторону всякого знания, – дыру, ничто. Ему остается только одно: радикальный жест, убийство Вещи, – и он раскраивает пациента пополам на глазах у застывшей в ужасе команды.

В награду ему достается маленький сгусток смысла: пуля, выпадающая из безжизненной руки пациента. Хаус приходит в себя на каталке, его везут на операцию, ведь его подстрелили буквально несколько минут назад. За эти минуты он, как Шерлок в самолете, успевает пережить целую жизнь. Во сне Шерлок вступает в общение с Мориарти, у которого полчерепа снесло выстрелом, со своим братом – чудовищной прожорливой тушей, с Невестой – полусгнившим трупом. Разгадывая загадку, он натыкается на бессмыслицу. Сон указывает на желание Шерлока, но одновременно – на то, благодаря чему запускается бег всякого желания: на дыру, провал, ничто, травму как столкновение с Реальным. Желание бесконечно перебирает свои объекты, маскирующие дыру объекта-причины, недоступного рациональному познанию. В этот провал – бездну Рейхенбахского водопада – суждено рухнуть Шерлоку, как бросается в пучину безумия Хаус, приводя в движение лезвие хирургического робота, вспарывающего плоть пациента6.

Не было никакого заговора Кадди и Уилсона – идея насчет кетаминовой комы родилась в мозгу самого Хауса. Маленькая пуля – еще одно обличье неуловимого объекта-причины. Этот объект, сигнализирующий о разрушении галлюциногенных чар, запускает желание Хауса, известное нам по эпизоду «Три истории», в котором мы узнаем о том, что произошло с ногой Хауса, как он пытался ввести себя в кому после инфаркта и как Кадди и тогдашняя возлюбленная Хауса Стейси обманули его, решившись на полумеры. Ампутации Хаус избежал, но с того момента обречен на вечные боли, как король Амфортас из вагнеровского «Парсифаля», раненный священным копьем7. В своем видении Хаус проигрывает заново сценарий пережитого предательства и в то же время пытается воссоздать ситуацию целительной комы, в которой ему было отказано несколько лет назад8.

Сфинга и хромоногий Эдип9: «подвешенная» кастрация

У Хауса, похоже, есть даже что-то вроде «чертогов разума». В финале 4-го сезона он пытается попасть в них насильственным образом (как и Шерлоку, ему необходимо «погрузиться глубоко», вспомнить) – прибегает к гипнозу, к сенсорной депривации, глотает горстями викодин и стимулирующие работу мозга вещества, отчего у него останавливается сердце. Наконец, Хаус решается на смертельно опасную для него глубокую стимуляцию мозга с помощью устройства, напоминающего электрический стул; так он в очередной раз оказывается в автобусе10, потерпевшем аварию, только теперь это что-то вроде ладьи Харона, везущей его в загробную жизнь (таким образом, любой экстремальный психический опыт Хауса, связанный с галлюцинациями, флешбеками, сновидениями и другими «научно объяснимыми» явлениями, всегда имеет мистический оттенок шаманского потустороннего путешествия).

Тем не менее доступ к своим воспоминаниям, к интересующим его фактам Хаус получает отнюдь не напрямую: ему приходится разгадывать загадки Сфинги, стерегущей вход, расшифровывать ребусы, возникшие в силу работы механизмов сгущения и смещения (Кадди «сгущается» с танцовщицей-стриптизершей, которую Хаус видел в клубе сразу после аварии, – ее танец вокруг шеста/автобусного вертикального поручня привлекает внимание к металлическому шесту, именно он, как выяснится, стал причиной травмы человека, которого пытается вспомнить Хаус; рюмка хереса (sherry) указывает на бар «Sharrie's» и т. д.). В своих флешбеках-галлюцинациях Хаус раз за разом сталкивается с темноволосой незнакомкой, которая задает ему вопрос: кто я?

Незнакомка теребит янтарную подвеску у себя на шее: в конце концов Хаус поймет, что дело не в смоле и