Отель «Нью-Гэмпшир» - Джон Уинслоу Ирвинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ту ночь,
когда ты видел Швангер,
ты не видел
меня. У меня тоже
был пистолет! «Так мы
и пытаемся плыть вперед…»
Фельгебурт завершила письмо любимым окончанием Лилли.
Мне больше не довелось увидеть Фельгебурт. Я ждал Фрэнка в коридоре за ее дверью. Фрэнк был не в такой хорошей форме, как я, поэтому мне пришлось подождать, пока он доберется до дверей дома Фельгебурт. У ее комнаты был отдельный выход на черную лестницу, которой люди из старых квартир пользовались, только когда выносили мусор или отходы. Наверно, они решили, что это пахнет мусорный бак. Мы с Фрэнком даже не стали открывать дверь. Запах и снаружи был достаточно сильным — сильнее, чем та вонь, которую издавал в свое время Грустец.
* * *
— Я же говорил. Всем вам говорил, — сказал отец. — Мы переживаем поворотный момент. Готовы мы к этому?
Мы видели, что на самом деле он не знает, что делать.
Фрэнк вернул в Нью-Йорк Лиллин контракт. Он сказал, что как ее «агент» не может принять предложения настолько расплывчатого, когда налицо все признаки явного гения — «расцветающего гения», добавил Фрэнк, хотя сам он «Попытки подрасти» не читал — пока не читал. Фрэнк указывал на то, что Лилли всего только восемнадцать лет, — «значит, сколько же всего она еще сделает!». Как выразился Фрэнк, любой издатель хорошо заработает, если войдет в то исполинских размеров здание, которое предстоит выстроить Лилли-писателю, еще на первом этаже.
Фрэнк затребовал пятнадцать тысяч долларов — и еще пятнадцать тысяч на рекламный бюджет. «Пусть экономические вопросы не станут препятствием на пути к нашему плодотворному сотрудничеству», — так завершил свое письмо Фрэнк.
— Если уж мы знаем, что Фельгебурт мертва, — резонно заметила Лилли, — то и радикалы тоже скоро узнают.
— Там достаточно принюхаться, — сказал Фрэнк; я предпочел промолчать.
— Я почти нашел покупателя, — сказал Фрейд.
— Кто-то хочет купить отель? — не поверила Фрэнни.
— Они хотят сделать из него офисное здание, — сказал Фрейд.
— Но Фельгебурт мертва, — сказал отец, — теперь мы просто обязаны сообщить в полицию. Рассказать им все.
— Расскажи им сегодня вечером, — сказал Фрэнк.
— Расскажи американцам, — сказал Фрейд, — и сделай это завтра. Сегодня вечером скажи проституткам.
— Да, предупредим проституток сегодня вечером, — согласился отец.
— Тогда утром, рано, — сказал Фрэнк, — мы пойдем в консульство или посольство. Куда нам идти?
Я понял, что не знаю, чем занимается консульство, а чем — посольство. Отец, оказывается, тоже не знал.
— Ну что же, в конце концов, нас много, — смущенно сказал отец. — Кто-то пойдет и расскажет все в консульстве, а кто-то пойдет к послу.
Мне стало ясно, как мало мы приобрели, живя за границей: мы даже не знали, в одном здании находятся консульство и посольство или же в разных; все, что мы знали, так это то, что посольство и консульство могут оказаться одним и тем же учреждением. И тогда мне стало ясно, что́ семь лет назад случилось с отцом: он утратил тот порыв, который, должно быть, ощущал в ту ночь, когда повел мать на прогулку в Элиот-парк и ослепил ее своим проектом преобразования Томпсоновской семинарии для девиц в отель. Сначала он утратил Эрла, обеспечившего ему образование. Лишившись Айовы Боба, он вместе с ним лишился и его инстинктов. Айова Боб был приучен бросаться на ускользающий мяч — очень ценный инстинкт, особенно в гостиничном бизнесе. А теперь я мог увидеть, чего стоили ему Грустец и вызванные тем грустные события.
— Его шариков, — скажет позже Фрэнни.
— Он играл с неполной колодой карт, — скажет Фрэнк.
— Все будет хорошо, пап, — сказала ему в тот полдень в бывшем «Гастхаузе Фрейд» растроганная Фрэнни.
— Конечно, папа, — сказал Фрэнк. — Дома мы будем свободны!
— Я буду зарабатывать миллионы, папа, — сказала Лилли.
— Давай прогуляемся, папа, — предложил я ему.
— А кто скажет проституткам? — озадаченно спросил он.
— Скажи одной — и ты скажешь всем, — заметила Фрэнни.
— Нет, — возразил Фрейд. — Иногда они бывают очень скрытными. Я скажу Бабетте, — сказал Фрейд.
Бабетта ходила у Фрейда в любимчиках.
— Я скажу Старине Биллиг, — предложила медведица Сюзи.
— Я скажу Визгунье Анни, — сказал отец; он казался совершенно ошеломленным.
Никто не вызвался ничего говорить Иоланте, так что я сказал, что сообщу ей сам. Фрэнни взглянула на меня, но я сумел отвести взгляд. Я заметил, что Фрэнк сосредоточился на портновском манекене; он хотел получить от него какие-то определенные сигналы. Лилли направилась в свою комнату; она выглядит такой маленькой, подумал я, — но, конечно, она ведь и была такой маленькой. Она, должно быть, пошла в свою комнату, чтобы попробовать подрасти еще, — писать и писать. В тот день, когда мы совещались всей семьей во втором отеле «Нью-Гэмпшир», Лилли была по-прежнему такой маленькой, что отец, кажется, забыл, что ей уже восемнадцать; временами он поднимал ее, и сажал к себе на колени, и играл с ее хвостиками. Лилли не возражала; единственный, на ее взгляд, плюс того, что она такая маленькая, сказала она мне, так это что отец обращается с ней, как будто она еще ребенок.
«Наш автор-дитя» — как Фрэнк, агент, будет часто ее называть.
— Давай пройдемся, папа, — сказал я снова.
Я не был уверен, что он услышал меня в первый раз.
Мы пересекли фойе; кто-то перевернул пепельницу на продавленный диванчик, стоявший напротив регистрационной стойки, и я понял, что сегодня Сюзина очередь убираться. Сюзи с готовностью бралась за дело, но она была неряха; когда подходила очередь Сюзи убирать фойе, оно выглядело черт знает как.
Фрэнни стояла у подножия лестницы, уставившись наверх. Я не мог вспомнить, когда она в последний раз переодевалась, но она внезапно показалась мне необыкновенно нарядной. На ней было платье.
