Таис Афинская. Роман - Иван Антонович Ефремов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Змей свернулся кольцами, устремив не ведающий жалости или страха взгляд на жрицу, почтительно ему поклонившуюся. Продолжая свой напев, она подняла высоко над головой сложенные ладонями руки и, вытянувшись на пальцах, стала раскачиваться в стороны боковыми изгибами на плотно сомкнутых ногах, сохраняя удивительное равновесие. Раскачивание учащалось. В такт ему громадный змей стал ерзать по полу, извиваясь, и поднялся так, что его голова оказалась на уровне прически жрицы. Только сейчас Таис заметила вплетенные в волосы девушки три перевязи, снабженные рядами сверкающих полированных острий. Змей раскачивался в такт со жрицей, медленно приближаясь. Внезапно она вытянула правую руку и погладила чудовище по голове, неуловимо быстро отпрянув от разинутой пасти, которая ударила в место, где за долю секунды перед этим было ее лицо.
Снова повторилось раскачивание и пение, жрица с красотой и соразмерностью танцовщицы, переступая босыми ногами, приближалась к змею. Улучив момент, она взяла обеими руками его голову, поцеловала и опять отпрянула. Змей бросался с едва заметной глазу быстротой, но всякий раз повелительница змей точно угадывала его намерение и отстранялась еще быстрее. Трижды молодая женщина целовала змея в голову, с непостижимой легкостью ускользая от его укуса или подставляя змею край своего передника, куда он погружал свои длинные ядовитые зубы. Наконец, раздраженный змей взвился спиралью, бросился на девушку, промахнулся и замер, качаясь и нацеливаясь снова. Жрица выгнулась, хлопнула в ладоши опущенных рук и молниеносным рывком вперед на одно кратчайшее мгновение прижалась губами к змеиной пасти. Змей ударил в ту же секунду. На этот раз он не остановился и погнался за жрицей. Непостижимо, как она смогла увернуться и ускользнуть в узенькую дверь за решетку, которую заранее распахнула и захлопнула четвертая девушка.
Лязг металла, тупой удар тела змеи и свист разозленного гада отозвались стихийной силой на натянутых, точно струны, чувствах Таис.
— Что будет теперь?! — громко вскрикнула она на аттическом наречии, и индийцы удивленно уставились на нее.
Лисипп перевел, и старший жрец усмехнулся.
— Ничего. Мы уйдем, факелы погасят, и Наг возвратится к себе в пещеру. Там устроена площадка, куда он выползает греться на солнце. А в это время закроют дверь.
— Он сильно ядовит? — спросила Таис.
— Подойди к моей сестре, — ответил жрец.
С почтительностью и не без примеси страха афинянка приблизилась к женщине, стоявшей без волнения и позы, с любопытством глядя на эллинов. Почувствовав резкий запах, напоминавший раздавленный лист чемерицы, Таис увидела, что передник повелительницы змей залит желто-зеленой жидкостью, медленно стекавшей на пол.
— Яд! — пояснил жрец. — С каждым броском Наг, готовясь укусить, выбрызгивает его из своих зубов.
— И яд силен? — спросил Лисипп.
— Это самая большая и самая ядовитая змея Индии. Конь и слон умирают через минуту, человек и тигр живут дольше — две, по вашему счету времени. Этого яда хватит на три десятка человек.
— Она приручена сколько-нибудь? — спросила Эрис.
— Приручить Нага невозможно! Тварь не ведает благодарности, привязанности, страха или беспокойства. Она лишена почти всех чувств, свойственных животному с теплой кровью, и походит в этом на людей толпы самого низшего разряда. Только необычайное искусство нашей Нагини спасает ее от смерти, стерегущей каждое мгновение.
— Тогда зачем она делает это? — Таис взглянула на жрицу, осторожно сворачивавшую обрызганный ядом передник и теперь совсем похожую на древнюю бронзу с сильными формами женщины, привычной к труду земледельца.
— Каждый из нас имеет потребность вновь и вновь испытывать себя в искусстве, особенно если оно опасно и не исполнимо другими людьми. Кроме того, могущество тантрической подготовки дает ей надежный щит!
— Если Тантра столь сильно влияет на чувства, сердце и тело людей, то можешь ли ты исцелить молодого художника от чрезмерной и безнадежной любви к моей подруге?
— Художники занимают место посредине, между последователями аскетизма и Тантры. Поэтическая мысль не боится искушения, поскольку сама позиция коренится в любви, которая есть желание, а желание — надежда продолжать жизнь. Истинная поэзия отбрасывает все фальшивое и в этом подобна аскезе, но в то же время сгорает в пламени Эроса к возлюбленной или Музе. Эта двусторонняя способность художника затрудняет лечение. Все же попробуем.
— В чем состоит лечение?
— Каждая мысль проявляется внешне, если внимание сильно сосредоточено на ней. Напряженное желание вызовет нужное следствие.
— Ты имеешь в виду сэтэп-са, гипноз?
— И это. Однако для художника более важно заострить тоску о Кхадо-Лилит, скрытую в сердце каждого мужчины. Так же, как и у вас, эллинов, у нас есть предание о нескольких расах людей, которые предшествовали теперешним. Эллины верят в людей золотого, серебряного и медного веков, что доказывает единство происхождения мифов. Одна существенная разница — мы считаем прежних людей более небесными, а вы более земными, чем современные, и, следовательно, менее совершенными.
— Ты не прав, жрец, — вмешался Лисипп, — разве титаны и титаниды хуже современных? Прометей и его сподвижники жертвовали собой, чтобы избавить людей от невежества.
— И только прибавили им страдания от осознанной ответственности, дав мечту о свободной воле, но не подняв из мрака несвободной жизни, — прибавил высокий жрец.
— По нашим мифам, Кронос пожирает своих детей от Реи-Геи. Уран тоже истребляет их. Иначе говоря, Время и Небо стирают с лица Земли плоды свои. Означает ли легенда неспособность Земли, Природы или Шакти создать настоящих богоравных людей?
— Означает, что человечество должно в конечном итоге пересоздать само себя, совершенствуясь в познании и самовосхождении. Наши священные писания говорят о прежних расах людей — духов. Не буду говорить о трех первых, они очень далеки от нас. Непосредственно предшествовала нам четвертая раса с прекрасными женами Небесного происхождения. Еврейская мифология не признает чередования нескольких рас, а единожды сотворенную пару людей, одинаковых с современными. Однако и у них есть предание, будто у первого из людей, Адама, была
