Тринити - Яков Арсенов

— Так они что, совсем спрыгнули? — никак не мог поверить в случившееся Прорехов.

— Похоже, — сказал Варшавский.

— Неужели ты не мог тормознуть всю эту вандею до нашего приезда? пытался устроить разбор полетов Артамонов. — Что, гайка заслабила?

— «Тормознуть до приезда»… — повторил Варшавский самый сложный участок вопроса. — Интересно, каким образом? Я говорил Нидвораю…

— Сделал бы Фаддею предупредительную маркировку на морде. Или лучше выключку влево! А потом поставил бы лицом к себе, надломил бы в локте левую толчковую и сказал бы: «Vidal Sosуn?!» — набросал Артамонов сценарий победной разборки, от которой увильнул Варшавский в отсутствие друзей. — И добавил бы через паузу: «Вошь! And Go отсюда!» А тут, глядишь, и мы подтянулись бы.

— Это бы не спасло, — махнул рукой Варшавский.

— Ну, тогда бы взял Фаддея за декольте! — Две-три верхние пуговки у редактора «Смены» были всегда оторваны, поэтому взять Фаддея за грудки, как порой Прорехов брал писсуар для вынимания из него души, не получалось. Получалось — за декольте.

— И это бы не спасло, — оправдывался Варшавский.

— Как сказать. Если бы ты устроил тут хорошую дратву, может быть, и спасло бы. Я одного не пойму — где логика? — продолжил допрос Артамонов. Сначала ты придумал идею безбумажной технологии, мы на нее поддались, потом ты велел срочно организовать персональные рабочие места, мы, как дураки, согласились, а сам спустил все за неделю…

— «Спустил за неделю»… — повторял Артур последние слова собеседника. — Не за неделю! Свой побег от нас «Смена» задумала гораздо раньше и только выжидала момент. Редакция раздобыла себе нового партнера, который явно ничего не смыслит в журналистике. Чтобы не доставал правилами русского языка, — обнародовал он свои явно давнишние мысли. — Вы замотали «сменовцев» ценными указаниями! Вели бы дела попроще…

— Получается, Артур, ты как бы на их стороне? — попал в самую точку Артамонов. — Это очень поучительно. Значит, удобной для противника является ситуация, когда ты здесь, а мы отсутствуем. Правильно я мыслю?

— Входные ворота инфекции, — сказал Макарон отвлеченно и в воздух.

— Не знаю, — не обратив внимания на высказывание Макарона, ответил Варшавский Артамонову. — Может, просто, договоры издательские надо грамотнее составлять…

— С этим, пожалуйста, к Нидвораю! — отбил ложный довод Артамонов. — А я задал другой вопрос: правильно я мыслю?

— Не знаю, — вполголоса произнес Варшавский.

— А ты знай. И когда разговариваешь с нами, ставь перед собою какой-нибудь артикль, желательно определенный… А то тебя фиг поймешь, сказал Артамонов. — Мудришь с нами, как с клиентами. А что касается указаний, то именно ты и советовал Фаддею всякую муру!

— «Советовал всякую муру»… — как всегда в диалоге, в минуты напряга Варшавский повторял последнюю фразу собеседника. — Ничего я не советовал! Я сокращал невозвратные вложения!

— И досокращался! — выпалил Артамонов.

— Ничего страшного не произошло. Даже наоборот — меньше расходов! попытался свернуть в переулки Варшавский. — А чтобы не простаивал комплекс, можно заняться выпуском визиток! Очень даже неплохо идут. От клиентов нет отбоя.

— Визитки пусть шьет швейная фабрика! — перебил его Артамонов.

— Фабрика… А жить на что прикажешь? — тонко поднывал Артур. Повседневно.

— В любом случае, мелкобюджетной ерундой мы заниматься не планировали! — напомнил Артамонов о цели прибытия в регион. — А «Смена» хоть и глупая была, но все же газета! Средство массовой информации!

— Газета… Не желают они с нами сотрудничать, неужели не ясно? убеждал сам себя Артур. — Ненавидят они нас! Терпеть не могут! И воспользовались брешью в договоре.

— А за что нас любить? За то, что мы их содержали? За то, что правили за ними тексты?! За то, что заставляли их быть в матерьяле?! — загибал пальцы Артамонов. — За это не любят. Ты не мог этого не знать! За это ненавидят! Причем не только у нас, но и там… — махнул Артамонов в ту степь, из которой только что вернулся с Макароном и Прореховым, — но и там, где правит чистоган! Где их уровень смерти — наш уровень жизни! Все полезное для народа можно ввести только силой. Ты же читал старика Нерона!

— Ну и скатертью им перо! — заходил петухом Варшавский. — Пусть катятся!

— Это мы катимся, они-то остаются, — не мог успокоиться Артамонов и запустил в Варшавского набор слов грубого помола. — Развел тут гондонарий! Курьеров каких-то понабирал!

— А что, мне самому по городу бегать?! — начал оправдываться Варшавский.

— Ведешь себя, как двухвалютная облигация! — намекнул Артамонов. — И нашим, и вашим!

— А ты — как последний бланкист! — нашелся Артур.

— От андердога слышу! — сделал еще один укол Артамонов.

— Не раздражай мою слизистую! — высказался Варшавский.

— А ты не делай из меня истероида! — произнес Артамонов на полном взводе. Он заводился редко, зато на полную катушку. Декремент затухания его спорадических вспышек был невелик, поэтому выбег из обсуждаемой темы в таких случаях мог продолжаться сутками.

— Скажи мне, кто я, и я тебе скажу, кто ты, — шуточно заключил Прорехов, стараясь успокоить друзей.

Галка выскочила в коридор с мотком пряжи, курьер, боясь попасть под горячую руку, свернулся клубком в кресле, а Нидворай, сказавшись больным, отправился в поликлинику. На шум потянулись гостиничные служащие, и ничего лучшего, как поминутно заглядывать в дверь, они не придумали. Соседи по номерам выключили телевизоры и замерли, вслушиваясь в перепалку.

— Мне, конечно, все по гипофизу, — неожиданно заговорил Макарон, — но все это юмор низкого разбора, господа. — Он решил взять контроль над зрелищами и протиснулся между Варшавским и Артамоновым. — Предлагаю тормознуть войну Алой и Белой розы. Давайте будем жить дружно и умрем в один день. Иначе на хрена мы сюда съехались?! — И сам себе ответил: — Чтобы помогать, а не вместе печалиться.

— Печалиться… Это ведь твоя мысль — присосаться к «Смене»! Варшавский обвинил Макарона и бросил на него укоризненный взгляд. — Ты придумал весь этот саксаул!

— Все правильно, — согласился Макарон. — Но из «Cмены» можно было бы высечь лишнее.

— «Высечь лишнее»… — повторил клаузулу Артур.

— Или просто высечь! — сказал Макарон. — На площади Славы! Связать вместе Фаддея и Кинолога и высечь у музея имени комсомолки Лизы Чайкиной! Разложить плашмя на тротуарной плитке и — по чреслам, по чреслам! по черпаловидным хрящам! Получилось бы очень даже кинематографично! А город бы подумал, что ученья идут.

— Или что имажинисты медитируют, — прикинул Прорехов. — Или что флагелланты разминаются.

— А кто такие флагелланты? — спросил Макарон.

— Это те, которые достигают полового возбуждения путем бичевания партнера и самобичевания, — провел ликбез Прорехов.

Все представили картину наказания Фаддея и Кинолога и задумались.

— И самое интересное, что таким способом все это не купируется, сказал Макарон.

— Хорошо хоть технику вернули, — сказал Прорехов отвлеченно. — И то дело.

— Не всю, — сообщил вдогонку Варшавский. — Сканер зажали. Обещали отдать через неделю.

— Уроды! Дегенетивные сосальщики! — выругал «сменщиков» Артамонов. Сблёвыши! Без нас им действительно будет лучше! Тля и пепел!

— Ну и картридж им в руки! — искал, где поставить точку в разговоре Прорехов, которому стала надоедать перебранка друзей. — Пусть играют сами! Возиться с ними — себе дороже. — По мнению Прорехова, уже давно можно было идти в «Старый чикен» и приступать к омовению горя. — Что ни делается — все к лучшему. Откроем свою газету!

— Конечно! Откроем свою газету! — Варшавский почувствовал поддержку Прорехова и облегченно вздохнул. — Какие проблемы?!

— Газета газетой, понятно, мы ее откроем. — не унимался Артамонов. — Но мы упустили время! — Он острее других ощущал четвертое измерение, словно был горловиной колбы, через которую сыпался песок, отпущенный на всю компанию. Какой дядя вернет нам вложенное?! Ты понимаешь, Артур, что в твоем лице наша фирма имеет брешь?! Через нее можно проникнуть вовнутрь и разрушить!

— Кто поедет за сканером? — спросил Прорехов, чтобы сбить темп беседы.

— Могу и я, — согласился Макарон. — Хочется посмотреть, на кого этот негораздок Фаддей похож при жизни.

— И передай ему алиментарным или воздушно-капельным путем, что он чмо! — озвучил просьбу Прорехов.

— От кого передать? — уточнил Макарон.

— От лица и других поверхностей общественности! — заговорил Прорехов голосом председателя комиссии по похоронам. — И пусть это еще раз напомнит нам о том, что информационную бдительность нельзя терять ни на миг… Мы надеемся, ты нас понимаешь, сам-Артур…