Пути в незнаемое. Сборник двадцатый - Юрий Алексеев

— Ради святого дела я готов заранее вызнать мнение вдовы Ньютон!

Настоятель согласился. Вдова не отказала, но решила сначала спросить совета у своего ученого брата Эйскоу, человека, умудренного годами и окончившего университет в Кембридже. Псаломщик помчался к магистру Эйскоу, чтобы упредить события. Барнаба Смит сделал предложение и получил согласие. Была назначена свадьба. Мать Ньютона ждала ее с затаенной радостью — брак обеспечивал будущее ее сына Исаака, хотя в результате Исаак оставался жить на попечении своей бабушки и своего дяди Джеймса Эйскоу, обитавшего неподалеку, в Бэртон-Когглз.

Брак Анны Эйскоу мог бы показаться браком по расчету. Да так оно, видимо, и было. Один из пунктов договора, который по настоянию вдовы Ньютон был включен в брачное соглашение, гласил, что сын ее Исаак при любых обстоятельствах будет иметь доход с принадлежащего ему Вулсторпа, а кроме того будет получать определенную сумму и от мистера Смита, который обязался выделить ему пастбища в Сьюстерне, приносящие 50 фунтов годового дохода. Мистер Смит по брачному контракту обязывался также произвести полный ремонт Манор-хауза и — более того — расширить его.

Брак матери Анны был жертвой, принесенной ею своему сыну. И одиночество его, и страдания его, и слезы его должны были быть вознаграждены впоследствии. Она думала о будущем Исаака.

Свадьба Анны Эйскоу-Ньютон с ее новым избранником, Барнабой Смитом, состоялась 17 января 1645/6 года.

О Барнабе Смите, может быть, следует сказать особо. В многочисленных биографиях Ньютона присутствует благообразный, не слишком молодой, но и не старый — лет пятидесяти — добросердечный пастырь, холостяк, решивший наконец жениться, пекущийся о жене и ее сыне и лишь вследствие каких-то неясных причин не желающий взять Заморыша к себе в дом. Историкам понадобилось чуть не триста лет, чтобы найти в аккуратных английских архивах конкретные данные об этом человеке. И обнаружилось, что рожден был он в 1582 году, то есть женился на тридцатилетней матери Ньютона в возрасте шестидесяти трех лет. Барнаба Смит окончил Оксфордский университет и имел степень магистра. Он был отнюдь не холостяком, а вдовцом — прежняя жена его покоилась с миром на кладбище Северного Уитама. Историк Н. Фостер, проведший эти изыскания, подчеркивает, что на могиле его жены не успела еще вырасти первая трава, когда он женился снова.

С матерью Ньютона Барнаба Смит, будучи в преклонном возрасте, зачал тем не менее троих детей. О нем кроме записей паспортного характера и мужской силы известно еще кое-что. Приход, который имел Барнаба Смит, купил ему у местного лендлорда сэра Генри Пакенхема его отец, священник. Епископский отзыв о новом пастыре немногословен: хорошего поведения, не живет при церкви, негостеприимен. Доход с имения Северный Уитам — это тоже подарок любящего отца. При короле Якове II Барнаба Смит верно служил господствующей церкви. При Кромвеле — пуританам. Вторая гражданская война занесла в края Барнабы Смита индепендентов, но и это никак не повлияло на его судьбу. В его шкале ценностей принципы, видимо, не стояли слишком высоко, и это было известно. Именно о нем, о Барнабе Смите, Джон Мильтон писал в своих «Лючидах»:

Мы знаем: им всего дороже брюхо;Ползут, втираются,Роскошествуют в лоне.Плевать им на иных,Им лишь постричь овечекИ отпихнуть достойнейших,Им, безнадежным, безрассудным наглецам.

Привязанность и любовь между ним и Исааком не возникали и не могли возникнуть. Да и со стороны старшего к этому не было сделано ни малейшего шага, ни слабейшей попытки.

Мальчик перешел на попечение родственников. Он, хотя и миновал благополучно первые опасности детского возраста, рос слабым, пугливым, сторонился шумных детских игр.

С тоской оглядывал слабый и жалкий мальчик живописнейшие окрестности вокруг Вулсторпа, и каждый раз его взгляд упирался в колокольню церкви Северного Уитама — церкви, недалеко от которой жила теперь его мать и в которой служил его отчим. Вид этой колокольни отравлял ему радость на кусочке земли, предназначенном лишь для одного — наслаждения жизнью. Его ничто не радовало, с двух лет он ощущал себя полным сиротой, от которого отказалась мать. Душевные страдания обуревали его нежную душу. Они переходили в глухую злобу, ненависть, даже желание и прямые угрозы сжечь дом Барнабы Смита с его обитателями. А иногда он думал о том, что лишь смерть может прекратить его тоску и страдания. И жаждал смерти.

Исаак был сдан на руки пятидесятилетней бабушке. Бабушка рассказывала ему об окружающем мире — о змеях, усыпляющих жаворонков своим ядом и затем поглощающих их; о дождях, приносящих падающих с неба кузнечиков и лягушек, о старых поверьях линкольнширской земли.

Но — странное дело! — в то время как у обычных детей именно с бабушками связаны самые сладкие воспоминания детства, Исаак никогда впоследствии не обнаруживал особой нежности к своей прародительнице. Даже ее смерть оставила его безучастным Видимо, никто так и не смог заменить ему отца и мать. Его личность была деформирована, многие исследователи творчества Ньютона приписывают ему, и не без оснований, свойства крайнего невротика. И будущие его жертвы — Гук, Лейбниц. Флемстид, фальшивомонетчики, посланные им на плаху, — расплачивались, как считали многие, за действительные или мнимые прегрешения непрошибаемого и равнодушного Барнабы Смита. Слабый Исаак неосознанно искал себе покровителей, родственников. Его переполняли фантазии, связанные с его возможным если не божественным, то наверняка королевским или рыцарским происхождением. Он исступленно искал в своей родословной именитых предков, делал при этом безумные предположения, использовал невинные подтасовки фактов, толкуя в свою пользу неясные легенды, совпадения имен и фамилий. (В черновике, направленном им в Геральдическую коллегию при присвоении ему рыцарского звания, он исказил некоторые даты: например, сознательно сдвинута на три года вперед дата свадьбы родителей — он отнес ее на «приличный» 1639 год.)

Он чувствовал себя одиноким, хотя все окрестности были заселены его родственниками — дядьями, тетками, кузенами и кузинами. И колстервортский дядя, и дядя конторпский, жившие в радиусе всего трех миль, имели детей — сверстников Исаака. В соседнем Скиллингтоне жили три замужние тетки, все с ребятами, а также родственники по линии Ньютона — Дентоны, Винценты, Уэлби, не говоря уже об обширном семействе Эйскоу. Он не играл со сверстниками не только потому, что не хотел, но и потому, что и они были не слишком хорошо к нему настроены. С ним было неинтересно — он всегда выигрывал в шашки и другие игры, требующие сообразительности. А для тех игр, где они могли бы взять реванш, Исаак придумывал новые правила, компенсирующие его телесную немощь, и этим раздражал сверстников. Они ясно поняли его умственное превосходство и не простили ему. Молодому Ньютону не суждено было подружиться ни с кем из этой ребятни, никогда не бегал он в веселой ватаге, не был участником веселых детских игр.

Одинокое детство. Одиночество от начала и до конца — от рождения и до смерти.

Не принесли ему удовлетворения и радости школьные дни. Недалеко от Манор-хауза размещались две небольшие школы — в Скиллингтоне и Стоуке. До них можно было пройти пешком. Ньютон посещал обе и учился там до тех пор, пока ему не исполнилось двенадцать. Здесь он выучился чтению, письму, несложным арифметическим действиям.

Вряд ли он проявлял себя вундеркиндом. Локк в одном из своих писем упоминает о сыне своего приятеля, который в нежном возрасте пяти лет «понимал географию, хронологию и систему мира Коперника, мог говорить по-латыни, знал, как пользоваться глобусом, знал, после наблюдения над вскрытием собаки, как устроены живые существа, мог танцевать».

На таком фоне знания даже двенадцатилетнего Ньютона бледны. Но и он уже, наверное, отличался от сверстников, был во многих отношениях сильнее, умнее, способнее, мастеровитее их. Этого, однако, никто из взрослых пока не заметил.

Победы Кромвеля привели к тому, что Линкольншир стал страной «круглоголовых». Здесь царила власть парламента — короля не признавали. Эйскоу были, конечно, «джентльменами», а отчим Ньютона, Барнаба Смит, был слишком богат, чтобы начать брататься с оборванными солдатами, которые выиграли для Кромвеля его большую битву в Квинсби, недалеко от Грэнтэма. Но поскольку оба они были противниками злейшего врага — папства, — и тот и другой верно служили обоим режимам и не пострадали ни от одного из них. Их не сместили во время революции, а священника Эйскоу — и при Реставрации (преподобный Смит к тому времени скончался), хотя довольно многие священнослужители, связанные с грэнтэмской церковью и той школой, где позже учился Ньютон, были изгнаны со своих постов как диссиденты, еретики, сектанты и раскольники..