Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки» - Владимир Николаевич Снегирев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По тем признаниям, которые Яковлев сделал позднее в своих книгах, гласность он отстаивал порой тайно, прибегая к разным уловкам и даже примитивному вранью. К примеру, когда прикрывал от начальственного гнева тех руководителей СМИ, которые осмеливались выступать с острыми материалами. На цековских совещаниях докладывал, что «провинившийся» редактор подвергнут выволочке, хотя на самом деле ничего подобного не было.
Как я уже отмечал, редкое заседание Политбюро или Секретариата ЦК тогда обходилось без критических замечаний в адрес СМИ. Среди высших руководителей партии находилось много охотников одернуть прессу, поставить на место «зарвавшихся» журналистов. Как свидетельствовал в своих воспоминаниях Яковлев, генсек в таких случаях обычно отмалчивался или нехотя соглашался с критикующими.
Стала ли гласность той миной, на которой подорвался социализм, а вместе с ним развалилась советская империя? Однозначного ответа на этот вопрос нет. Право граждан на обладание информацией, безусловно, заслуживает уважения. Но это право может быть справедливо и безболезненно реализовано только в том случае, если государство построено на уважении к закону и морали, если все главные государственные институты прозрачны и работают на благо людей, наконец, если государство состоятельно экономически.
Можно ли говорить, что СССР тех лет соответствовал таким критериям? К сожалению, нет.
«Номенклатура быстро сообразила, что гласность и свобода слова копают ей политическую могилу, и начала ожесточенную борьбу против независимой информации. И по сей день гласность, свобода слова являются главным препятствием для чиновничества, заменившего власть КПСС, чтобы вернуть себе всю полноту бюрократического произвола», — слова из книги Яковлева, выпущенной в 2003 году[267].
И незадолго до своего ухода из жизни в интервью корреспонденту он опять настаивал на том, что именно свобода слова является мощным рычагом объединения людей и движения вперед: «Свобода слова, конечно, приносит некоторые неудобства — иногда шалят журналисты, это надо признать, перехлестывают не в ту сторону и попадают в неловкое положение, под суд. Еще во времена перестройки, помню, я каждую неделю выступал перед руководителями СМИ, говоря только одно: пишите что хотите, только не врите. Сегодня пресса отбрасывает меня от того, что происходит в стране. Построение чего-то на иллюзиях всегда порождает чудовище»[268].
Вопреки устоявшемуся мнению, согласно которому Яковлев чуть ли не с первых дней перестройки стал действовать как «могильщик» КПСС, надо сказать, что на самом деле он долгое время надеялся, что партию возможно реформировать, освободив ее от ненужных функций, сделав авторитетным политическим авангардом. В доказательство этого утверждения можно процитировать множество архивных документов тех лет, автором которых является Александр Николаевич.
Вот его тезисы к выступлению на заседании ПБ «О роли и месте партии в обществе», это 1988 год. В них он призывает решительно переделать партийный аппарат, и прежде всего — навсегда лишить его методов прямого командования и администрирования. Вместо этого партия, считает Яковлев, должна заняться «разработкой и проведением в жизнь стратегии общественного развития на всех уровнях: от центрального до местного»[269]. И, разумеется, как всегда в подобных случаях, следуют ссылки на марксизм и на ленинизм, историческая ценность которого, по Яковлеву, «неоспорима».
Готовясь к другому заседанию ПБ в самом конце того же 1988 года, он пишет тезисы о новом политическом мышлении и, в частности, размышляет о социализме как о естественном и закономерном, а не насильственно навязываемом будущем человечества. Но речь идет о социализме «подлинно творческом, обновляющемся, стремящемся вперед, отвечающем общечеловеческим интересам»[270].
Важной вехой в процессе перестройки стала XIX Всесоюзная партконференция. К этому времени обстановка в обществе сильно изменилась. Гласность, демократия, свобода печати вызвали к жизни новые формы гражданской активности. Повсеместно создавались комитеты в поддержку перестройки, неформальные объединения, клубы по интересам. Люди свободно обсуждали пути дальнейшего развития страны, говорили о необходимости перехода к многопартийной системе, радикальных реформах в экономике.
Еще при подготовке материалов конференции весной 1989-го привлеченные к этой работе секретари ЦК (Медведев, Яковлев, Болдин) и помощники генсека поняли, что у Горбачева вполне сложились свои представления о новой политической системе, структуре органов государственной власти и управления.
Но он не захотел их излагать достаточно полно и конкретно в тезисах, ограничившись общими, принципиальными посылками. Это раскрывает один из тактических приемов Горбачева — не ошеломлять сразу своих коллег, членов ЦК, тем более партию и общество крутыми и неожиданными решениями, а постепенно вводить их в оборот, «перемалывая» возникающие вопросы, сомнения и даже неприятие через дискуссии, толкования, разъяснения. И это в большинстве случаев приносило успех.
Основная же эпопея разыгралась на стадии подготовки доклада вначале в Волынском, куда Горбачев наезжал время от времени, а затем в Ново-Огарево, где с докладчиком работали в узком составе — Яковлев, Болдин, я и помощники генсека. Особым накалом отличалось обсуждение второго раздела доклада о реформе политической системы и третьего раздела о демократизации КПСС.
Все мы были единодушны в том, что в политической системе нужны коренные перемены в направлении правового государства.
…А вот какой должна быть новая модель политической системы, — тут мнения были разные. Пошли горячие споры. Лукьянов носился с идеей «Республики Советов». Яковлев и Шахназаров склонялись к президентской системе. Болдин, как обычно, сохранял таинственную неопределенность[271].
Вспоминая ту атмосферу, которая царила на XIX партконференции, Вадим Андреевич Медведев особо отметил нетерпимость делегатов к серым и невыразительным выступлениям. Когда они звучали, то в зале раздавались хлопки, выражавшие недовольство делегатов, и даже выкрики с требованиями покинуть трибуну. Настороженно встречали делегаты и малейшие намеки на восхваление руководства даже там, где речь шла об очевидных заслугах Горбачева.
Палитра выступлений оказалась весьма многокрасочной.
Критицизм Абалкина, радикализм Кабаидзе и Федорова, открытость и искренность Бакатина, мудрая ирония Олейника. […] Постепенно начали доминировать настроения основной части делегатов, представляющих среднее и высшее звено партийного и государственного аппарата. Под видом критики, перехлестов и крайностей, по существу, начала ставиться под сомнение правильность избранного пути. Многие говорили о разрушении
