Кетополис: Киты и броненосцы - Грэй Грин

Господин Шульц стоял и слушал. В мире не осталось ничего, кроме этого темного тембра с прожилками меди. Голос, который овладевал душой…

И великолепная «соль» первой октавы!

Фласк же кричал и кричал, пока в груди не кончился воздух. Певец выпрямился, перед глазами все плыло. Он жадно вдохнул. И плевать, что этот вдох будет последним. Он взял, взял лучшую ноту в своей жизни!

– Киты! – застонал Крокус. – Киты! Они кричат в моей голове… Не надо! Замолчите!

Зажав уши руками, он попятился. Изуродованное лицо ничего не выражало, но в глазах тлел ужас.

Опираясь на стену, Планкет поднялся. Получилось… Непонятно как, но Фласк его услышал. А крик должен был сработать – для Крокуса вопль Фласка оказался чем-то вроде электрического звонка, как в тех жутких опытах, что господин Павлов ставил над собаками. Это называется приобретенный рефлекс. Планкет читал статью в одном научном журнале.

– Чего он орет-то? – спросил рядом сварливый голос.

Планкет резко повернулся. За спиной улыбался Фокси Лампиер – механик и подумать не мог, что будет так рад видеть старого моряка.

– Хотел предупредить, но, видно, крабовая запеканка, уже поздно. Там барбюны по вашу ослиную душу, – Лампиер оскалился в ухмылке. – С ножами. Надо сматывать лини, а то освежуют на месте, как хренова кита. Я тут… – Фокси задрал нос, принюхиваясь. – Сдается мне, здесь штормом пахнет…

Вслед за этими словами на мраморный пол хлынул поток синих искр. Планкет чуть не поперхнулся. Будь у него на голове волосы – встали бы дыбом от разлитого в воздухе электричества. Механик задрал голову, уже зная, что увидит.

Скелет горбача-кашалота, окутанный чудовищным сиянием, раскачивался под потолком. Электрические разряды струились по желтым костям, похожие на мыльные пузыри, лопались, сходились и затем с треском разбегались. Воздух гудел, рассекаемый остовом кита. Долгое движение вперед, пауза, зависание – и так же долго назад. Тросы скрипели. Кит лишь чуть-чуть не доставал до витража с кальмаром, улетал назад в искрах. Кальмар пучил тусклый глаз и выглядел удивленным.

Проклятье! Как у него получилось?! Что было такого в голосе Фласка, что китовые кости так реагировали на его вопли? Вопли, похожие на… Планкет беззвучно выругался.

Он же сам и сказал, в самом начале. Ты ревел, как кашалот на мели. Крик кита, попавшего в беду, зов о помощи… Зов, который слышат сородичи, слышат всем нутром, костями; слышат даже мертвые. Фласк был плохим певцом, он был прекрасным имитатором.

– Какого кальмара тут вообще происходит? – спросил Фокси, косясь то на скелет кита, то на корчащегося на полу Крокуса. – Нельзя оставить ни на…

В этот момент негр неожиданно вскочил на ноги.

– Киты кричат! – расколотый визг заметался по музею. – Лицо Сэмми черно, Сэмми даст китам красную кровь…

И, прежде чем кто-либо успел опомниться, Крокус прыгнул вперед и вцепился Фласку в горло. Певец захрипел, замахал руками. Удары сыпались на голову и плечи негра, но тот, казалось, ничего не замечал. Крокус пнул Фласка в колено и сбил с ног. Держа певца за шею, он поволок его к центру зала.

Фокси хмыкнул.

– Это и есть ваш покойник?

Фласк упирался и верещал, но ничего не мог противопоставить чудовищной силе безумца. Ноги певца бились по белому мрамору как две выброшенные на берег трески.

Планкет бросился на помощь другу, споткнулся и растянулся на полу.

– Какой-то он у вас чересчур живенький, рубленая китятина. – Фокси нахмурился. – Надо было мне сразу догадаться, форель в кислом соусе! Вот ослы. Вы же ничего толком делать не умеете. Ладно, раз обещал…

Раздался хлопок, словно лопнул огромный воздушный шар. И сразу – звон бьющегося стекла. На пол посыпались синие, зеленые, красные осколки, разлетаясь драгоценными брызгами. Механик поднял голову и не поверил своим глазам: подсвеченный синими разрядами, в витражном проеме исчезал китовый хвост. Слабо раскачивались лопнувшие тросы, концы у них были взлохмачены.

Извечные противники встретились, и кальмар проиграл.

Когда раздался треск, Фласк решил, что это не выдержали его шейные позвонки. Вот и все. Воздуха отчаянно не хватало, горло перетянули металлической лентой. Фласк понял, что сейчас отойдет в мир иной. Перед ним со скоростью пневмопочты проносилась вся жизнь, мешая придумать хоть что-нибудь.

Крокус же и ухом не повел. Глаза негра горели мрачным огнем безумия.

В следующее мгновение Фокси ударил его по голове толстенной книгой. Звук был такой, словно штормовым ветром сломало мачту. Но огромный негр лишь моргнул и продолжал душить жертву – даже шторм ему был нипочем. Пальцы сжимали горло певца. Старый моряк крякнул и замахнулся вновь… но ударить не успел. Крокус внезапно обмяк. Глаза негра закатились, он повалился на Фласка.

Певец, освободившись, судорожно хватал ртом воздух как большая круглая рыба; лицо его стало багровым.

– Однако, – сказал Фокси, разглядывая вмятину на обложке. – Крепкие пошли покойнички, чтоб мне провалиться.

Название книги гласило «Охотничьи трофеи, их добыча, обработка и хранение». Впрочем, читать старый моряк все равно не умел.

Шульц выскочил на крыльцо, на секунду опешил и метнулся обратно в тень колонны.

Барбюны!

Бенедикт Шульц редко чему удивлялся – но не сегодня. Сегодня мир всерьез за него взялся. Мало было Крокуса.

Полтора десятка разгоряченных барбюнов размахивали ножами и кричали, вторя своему вожаку – толстенькому человечку в квадратной желтой шапочке. В другое время эта шапочка показалась бы Шульцу смешной. Но не сейчас… Человечек восседал на высоком стуле, который его сородичи несли на плечах.

– Дети мои! – вскричал главный барбюн. – Покажем этим Годси! Вероломным Любленам! Жалким Булланам! Их коварный план провалился!

Вооруженные идиоты на ступенях Музея Естественной истории. Сомнений не осталось – мир катится в пучину.

Шульц взвесил, кого он опасается больше – барбюнов с ножами или Крокуса без ножа? Пожалуй, одинаково.

В этот момент толстенький барбюн воздел руку как адмирал, направляющий флот на Большую Бойню. Указывал он, казалось, прямо на Бенедикта Шульца.

Это решило дело. Известный дьявол лучше неизвестного. Шульц развернулся и направился обратно в Музей.

Витраж разлетелся в блеске электрических разрядов, словно взорвался огромный калейдоскоп. Осколки стекла обрушились на мраморные ступени. Перезвон тысяч колокольчиков ударил в уши.

Золтах Гарби, выпучив глаза, смотрел, как из темного проема окна медленно, точно сквозь паковый лед, выплывает скелет кита.