Василевс - Валерий Игнатьевич Туринов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– «Этим всем непрошеным гостям мы вынуждены платить за то, чтобы служили против наших врагов!.. А как на самом деле происходит? При малейшей задержке в уплате эти союзнички берутся за оружие и опустошают целые области империи до самой столицы!..»
Он замолчал на минуту, собираясь с мыслями, вспоминая что-то важное из того, что хотел сообщить Маврикию.
«Нужно ли так подробно излагать всё брату?.. Императору – нет! Брату же можно говорить открыто многое, но не всё…»
– Давай пиши дальше.
И он стал диктовать более подробно то, что рассказали ему легионеры, защищавшие крепость Солунь. Славяне так и не взяли город, хорошо укреплённый.
– Это те люди, которые ещё недавно жили и прятались в лесах! – пришлось ему признаться самому себе, хотя чувство превосходства как ромея не давало ему честно признать это у варваров.
* * *
В Константинополе же, у императора, были свои тревоги и заботы.
В это время, 2 сентября 595 года, с Патриаршего двора рано утром пришёл во дворец посыльный дьякон с извещением.
Его допустили к императору.
– Ваша милость, мне велено синклитом епископов сообщить вам, что патриарх Иоанн Постник скончался сегодня поутру, на рассвете нового божественного дня! – сообщил он Маврикию и вручил секретарю Лангину папирус с этим извещением.
Лангин принял извещение, передал императору.
– Читай! – велел Маврикий секретарю, вернув ему письмо, надеясь узнать из него подробности смерти и завещание патриарха.
Секретарь прочитал письмо.
Маврикий был разочарован. В письме не было ни слова о том, что он хотел узнать.
Он отпустил дьякона, сообщив, что вскоре придёт проститься с патриархом, которого уважал и любил как родного отца, прислушивался к его советам.
Этот день прошёл у него в заботах и суете, связанных с этим горестным событием, затем шествием в рядах погребальной процессии к месту упокоения Константинопольских патриархов, в церкви Святой Девы Марии.
После этого на синклите епископов решался вопрос об избрании нового патриарха… И в этом решающим было слово за ним, и выбрали патриархом епископа Кириака.
Итак, суета вроде бы закончилась. Он вспомнил, что год назад Постник занял у него несколько талантов[177] серебра, дал расписку.
И он попросил секретаря найти ту расписку. Лангин нашёл расписку, принёс ему.
– В расписке указано действительно о займе серебра, – сказал секретарь, развернув её и прочитав, что в ней было записано.
– Но где-то же оно у него находится! – воскликнул Маврикий. – Надо немедленно осмотреть его жильё, Патриарший двор!..
Он забеспокоился, опасаясь, как бы это серебро не попало в чужие руки. Быстренько накинув на себя плащ, он вышел из кабинета.
Вслед за ним вышел секретарь. Тут же, у дверей его кабинета, стояли на страже схоларии и далее, по галереям и палатам, – тоже. Забрав с собой десяток схолариев, он пошёл обычным путём по галерее Триконха к выходу из дворца через вестибюль Халки, на площадь Августеона, к Патриаршему двору. Там он велел слугам патриарха показать ему жильё патриарха. И те проводили его до комнаты патриарха, открыли перед ним её дверь…
– Ох ты! – невольно вырвалось у Маврикия.
Он не ожидал увидеть то, как жил патриарх. Это оказалась келья, внутри которой стоял топчан из досок, на нём лежала подушка из грубой холстины, набитая какой-то шерстью, и рядом сложенное вдвое толстое шерстяное одеяло. В келье больше ничего не было… Патриарх, аскет, ничего не тратил на себя, кроме скудной похлёбки, а жёсткое ложе пустынника служило ему местом отдыха в долгие холодные зимние ночи.
И это так поразило Маврикия, он понял, что искать тут серебро бесполезно. Нищелюбивый Постник потратил то серебро на бездомных, которые тысячами расплодились в Константинополе.
– А ну-ка, подай мне ту расписку! – обратился он к секретарю.
И когда тот подал ему долговую расписку патриарха, он тут же порвал её, приказал схолариям перенести это ложе к себе во дворец, в комнату отдыха.
Вечером он лёг на топчан патриарха, укрылся его одеялом и вскоре уже спал крепким сном.
На следующий день его супруга, Константина, за обедом спросила его о том, что было вчера.
– Об этом говорят все во дворце, слухи пошли и в городе, – посмотрела она на него с тревогой.
В её глазах читался укор ему, что он что-то делает не так, как положено императору.
– Пусть говорят! – отмахнулся он от этого, чувствуя с утра необычный прилив сил, приписывая это влиянию Постника.
* * *
Простояв две недели у крепости Секуриска, Пётр двинулся с войском дальше на запад всё по той же римской дороге и вышел к реке Искыр, впадающей справа в Истр. Здесь оказалось заболоченное место, и дорога уходила несколько от Истра. На самом же берегу Истра, к востоку от устья Искыра, даже издали виднелась крепость Паластол, а напротив неё, за Истром, на его левом берегу, – крепость Челей.
И Пётр приказал переправляться через Искыр, предполагая, что здесь-то, вблизи от крепости, не может быть неприятеля. И он ошибся.
Первый же отряд, переправившись через реку, угодил в засаду славян и был уничтожен. Тогда стратег приказал выстроиться ромеям в ряд и поражать неприятеля со своих галер стрелами и дротиками. Славяне не выдержали такого и обратились в бегство. На следующий день проводники, ведущие войско ромеев, заблудились, войско попало в пустынную безводную местность. Только на третий день они вывели войско к реке. Солдаты попадали у воды, стали жадно пить. Но тут на них снова напали большой массой славяне. И ромеи, обессиленные после изнурительного похода, вступили в сражение беспорядочной толпой, не в силах были дать отпор, сломались и побежали.
Войско Петра было разбито и деморализовано…
Когда это стало известно императору, он отстранил своего брата от командования и велел ему вернуться в Константинополь.
Стратегом же он снова назначил Приска. На носу был декабрь 595 года; по приметам, зима грозила быть холодной и снежной. И Приск увёл остатки потрёпанного войска Петра к Константинополю, расположил его под защитой Длинных стен на зимовку.
Весна нового года пришла ранняя, с теплыми ночами уже по-летнему, зажурчали ручьи, вышли из берегов реки.
Вот в эту-то пору Приск, не расположенный по характеру на промедление в военных делах, тронулся в путь из Константинополя, оставив позади «Длинные стены».
У Адрианополя он свернул в светлые леса Астики[178], полные дичи и удобные для сбора и отдыха всего войска. Пришёл туда со своими всадниками и таксиарх Гудуин, которого назначил к нему в помощники император.
– И тебя загнали сюда, приятель! – обнял его Приск. – Ты, как всегда, со своими
