Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 - Гэв Торп

Гусс то и дело оглядывал присутствующих, и когда его взгляд падал на лица сидевших перед ним бюргеров, те один за другим опускали глаза.

— Зверолюди выходят из Драквальда. — сказал он. — Их можно победить, но лишь силой можно вселить в них страх. Именно сейчас, пока стадная ярость не выгнала из леса ещё больше тварей. Если ждать их здесь, опьянённые кровью звери перебьют вас всех.

Фон Ахен вяло махнул в сторону стены.

— Эти стены толщиной в пять футов, священник. У нас есть ратники, есть укрепления и припасы. Даже тысяча зверолюдов не войдёт сюда.

Гусс нахмурился.

— Ваши люди в опасности. Деревни окрест уже горят.

Фон Ахен дёрнул бровью.

— Мои люди? — он слегка скривился от отвращения. — Если те, кто вопиет там о помощи так и не догадались искать убежища в городе, то вскоре они поплатятся за свою глупость.

Маркграф покачал головой.

— Я уже распорядился. Никто с тобой не пойдёт. За этими стенами ты будешь один.

Гусс терпеливо слушал, ни один мускул не дрогнул на его лице, только в чёрных глазах, ярко выделяющихся на фоне бледной кожи, тускло блеснул огонь.

— Я не буду один, — тихо сказал он.

Фон Ахен с сожалением посмотрел на него и, словно объясняя что-то деревенскому простаку, продолжил:

— Послушай, отсюда до опушки леса регулярных войск нет. Может зверьё и разорит наши деревни, но это лишь выветрит ярость из их голов, а нам будет стоить только крестьян. Останься и пережди бурю здесь.

И только тогда глаза Гусса засверкали яростным огнём. Лишь при упоминании крестьян он повысил голос.

— Они сыны и дочери Хельденхаммера.

Он по-прежнему говорил спокойно, но тон был уже другим.

— Его возлюбленные дети. Ради них Он проливал слёзы и кровь. Они — душа Империи, Его наследие и слава.

Речь эхом разнеслась по зале, и бюргеры нервно заёрзали в своих креслах. Пламя факелов, кажется, внезапно стало ярче.

— Если вы не будете сражать за них, я буду. Я покажу им, кем они могут стать. Зажгу их сердца священным огнём, наполню их члены силой предков. Я не вспомню об их скорбной жизни, но помяну их ярость.

Он вскинул молот и крепко сжал его обеими руками.

— Я дам зверю бой. Я отправлюсь на восток и изгоню скверну из царства людей.

Фон Ахен сглотнул, силясь не отвести взгляда от безжалостных глаз Гусса.

— И когда закончу, я вернусь, — с нескрываемым отвращением продолжил священник. — Молись, маркграф, чтобы я сделал это до того, как звери разорвут тебе глотку и пожрут твою бесполезную, жирную плоть.

* * *

Едкая вонь от костров наполнила сырой воздух. По перепаханной земле тяжёлыми струями полз чёрный, жирный дым. Ветер хлестал его, тащил клочьями по полю брани.

Не обращая внимания на кровь, заляпавшую лохмотья и пронизывающий ветер, фанатики стояли на коленях и молились. Трупы зверолюдов стащили в кучи и подожгли. Но прежде чем их облили маслом, каждое тело было ритуально обезображено — им вырывали глаза или отрезали когтистые пальцы. Мелочь, но для фанатиков она значила много. Лишь праведники — люди, защитники Драквальда — уходили на вечный покой такими, как были убиты.

Гусс стоял на гребне холма и, скрестив руки, наблюдал, как на западе затухает бледный солнечный свет. По доспехам барабанил дождь, смывая со стальных пластин кровь.

Четырнадцать дней он собирал в лесах разбежавшихся людей, пытаясь сбить из уцелевших некое подобие войска. Четырнадцать дней прошло с тех пор, как он оставил в мрачном, грязном городишке того толстяка с его призрачными надеждами на спасение.

Лишь теперь он возвращался назад, следуя за растущими бандами зверолюдов, направляющихся на запад к вожделенной добыче.

Пока он смотрел, из сгущающегося сумрака вышла колонна. Люди шли медленно, хромая и таща за собой тяжёлые тюки. На телах некоторых зияли жуткие раны. Глаза были усталы и пусты.

Гусс подождал, пока они подойдут. Он молчал, но взгляд его непроницаемых, холодных глаз чуточку смягчился.

— Поднимитесь, — приказал священник, когда первый из новоприбывших доковылял до света костров.

Вокруг него армия фанатиков встала с колен и жадно открыла глаза. Они обернулись, чтобы рассмотреть новичков. В их усталых лицах не было враждебности — здесь, среди диких лесов все они находились в одинаково отчаянном положении.

Путник подошёл к Гуссу, остановившись в нескольких шагах от великана. Тощий, с грязной бородой и красными кругами вокруг глаз. Под разорванной звериными когтями рубахой были видны проступающие сквозь кожу рёбра.

— Ты Гусс? — сипло спросил он.

Священник кивнул.

— Чего ты ищешь?

Человечек опустил плечи. Казалось, он готов был разрыдаться от отчаяния. Все, кто стоял позади него тоже. Они были раздавлены. Исстари здесь, в непроходимых болотах на севере Империи говорили, что выжить после нападения зверолюдов — хуже смерти.

— Я не знаю, — он хрипел от горя и усталости. Горький стыд не давал поднять глаз. — Милости Зигмара… Я не знаю!

Лютор подошёл и положил руку ему на плечо. Для этого ему пришлось наклониться. Движение было мягким — эти мощные руки, в припадке священной ярости разрывавшие зверолюдов напополам, стали теперь нежны.

— Я научу тебя, сын Зигмара, — начал он. Голос был тих, но в нём чувствовалась властность.

Человечек взглянул на священника и его красные от слёз глаза выдали потаённое желание. Его дрожащие на ветру собратья в лохмотьях так же смотрели на Гусса.

— Я дам вам оружие, и решимость его использовать. Волью в вас новые силы. Сделаю вас орудием в руках Повелителя Человечества.

Гусс указал на кучи пылающей зверолюдской плоти.

— Вот что мы сделали с ними. И так будет с каждым. Вверьте мне свои души, позвольте мне слепить из вас своих приверженцев, и вы тоже так сможете.

Гусс наклонился ещё ближе, его глаза буквально вцепились в измождённое лицо путника.

— Ты сделаешь это, сын Зигмара? Отдашь себя?

Тот глядел на него, и в слезящихся глазах засветилась глубокая, отчаянная надежда.

— Да, — выдавил он. — Научи, как служить тебе, господин. Научи убивать за тебя.

Фанатикам не терпелось принять в свои ряды свежую кровь, и повсюду среди них уже раздавались молитвы и хвалы Зигмару. Безо всяких приказов несколько бойцов подошли к Гуссу. В руках у них были длинные металлические прутья, на концах которых гневно алели раскалённые в пламени костров клейма в форме двухвостой кометы.

Гусс взял один. Он поднёс прут к путнику, и от клейма распространился дрожащий свет. Глаза человека расширились от страха, но он остался на месте.