След грифона - Сергей Максимов

– Вот незадача, – только и произнес Эйтингон. – Где же его теперь искать? Ладно, попробую.

– И еще одна беда, – со вздохом, в который раз за эти дни, проговорил Трифонов.

– Вы опять про болота, – даже не предположил, а уверенно произнес Эйтингон.

– Поясните, – вмешался Суровцев.

– Болота, будь они неладны! Ваш спутник сильно опасается при приземлении угодить в болотную топь, – пояснил Эйтингон.

– Северная часть страны – это одни сплошные озера и болота.

День пролетел, казалось бы, едва начавшись. Под вечер все трое буквально валились с ног. Мало того, постоянно хотелось есть. Все же и их усиленный паек был скуден. Ночью Эйтингон, который спал очень чутко, проснулся оттого, что Суровцев разговаривал во сне. Но не это поразило разведчика. Разговаривал Суровцев по-немецки. Бессвязная речь спящего человека. Но на немецком языке. «Завтра надо будет не забыть рассказать ему об этом», – подумал разведчик и снова уснул крепким сном усталого человека. Все, что можно было сделать для успешного проведения заброски, он сделал. В Разведывательном управлении Северо-Западного фронта он сумел найти даже Крест Маннергейма, принадлежащий Трифонову. Но жизнь на то она и жизнь, чтобы вносить свои коррективы. И послезавтра к юго-востоку от финского приграничного городка Кеми на финско-шведской границе события будут развиваться совсем не так, как планировалось на Большой земле. И может быть, было бы лучше приземлиться в болото. Но как было, так и было.

А было почти три часа изнурительного полета. Бомбардировщик Ил-4 авиации дальнего действия, с полными дополнительными баками, поднявшись с ленинградского аэродрома, сначала взял курс строго на север. Миновав смертельный огонь зенитной артиллерии противника, оставив слева от себя Финский залив, он вышел по курсу к западной оконечности Ладожского озера. Двигаясь до сих пор почти точно по тридцатому градусу северной долготы, здесь самолет изменил курс и полетел в северо-западном направлении. На предельно допустимой высоте он пересек всю страну Суоми и оказался над Ботническим заливом. Штурман не раз и не два сличал лежащую внизу береговую линию с картой. Видимость была затруднена: густой туман, закрывавший сушу, своими клочками посягал на гладь моря. Наконец убедившись, что впадающая в Ботнический залив приграничная река – Кеймийоки, а город на берегу – Кеми, он указал командиру экипажа поправку на курс и место выброски. Самолет начал снижаться. И сам самолет, и его экипаж были очень примечательными. Несколько дней назад, как сейчас финское небо, они рассекали небо немецкое. Они были участниками первого налета советской авиации на Берлин. Фашисты первоначально приняли эту бомбежку за налет британской авиации. Когда же открылось истинное положение дел, то все сведения засекретили. Гитлеру не решились даже доложить, опасаясь не только за погоны, но и за головы. Умные головы в Германии уже поняли, что война с Россией будет полна неприятных сюрпризов.

На затянутое густым туманом шоссе стратегического для Финляндии значения Кеми – Тампере – Хельсинки из леса вышли два человека. Один из них, в форме немецкого полковника, опираясь на выломанную в лесу палку, сильно хромал. Другой – унтер-офицер финской армии, с орденом Маннергейма четвертой степени на груди – поддерживал полковника за руку. В поведении их угадывалось явное желание остановить попутную машину в сторону Кеми. Но было раннее утро и за полчаса ожидания не появилось ни одного автомобиля. Когда же он появился, то двигался не к Кеми, а, наоборот, в сторону Тампере и Хельсинки. Трифонов не мог сообразить, как ему поступить в данной ситуации. Машина пронеслась мимо. Прокатившись метров двести, автомобиль затормозил и сидящие в нем люди точно решали, что им делать. Вдруг машина, не разворачиваясь, задним ходом стала быстро возвращаться назад, затем остановилась и наконец с водительской стороны автомобиля вышел рослый человек в немецкой форме. Сидевший на обочине, спиной к дороге, Суровцев расстегнул пистолетную кобуру и извлек из нее тяжелый «парабеллум». Оружие было хорошо ему знакомо по Первой мировой войне. Правда, тогда оно имело удлиненный ствол и называлось не «парабеллум», а «люгер». И стреляло намного точнее, чем его укороченный вариант.

Водитель-немец, правой рукой вынимая из кобуры оружие, левой рукой подзывал к себе Трифонова.

– Ком! – приказал он подойти на немецком языке.

– Господин унтер-офицер, вашему полковнику требуется срочная помощь, – также по-немецки обратился к нему Трифонов.

– Ком, ком, – опять повторил немец и наставил на Трифонова пистолет.

Трифонов сделал было два шага, но тут услышал за спиной голос Суровцева:

– Болваны! Быстро оба ко мне! И помогите полковнику, черт вас возьми!

Проявляя осторожность, водитель приблизился к Трифонову. Подняв своей рукой руки Трифонова вверх, он разоружил его. Суровцев продолжал сидеть спиной к дороге. Повернув голову, левой рукой опираясь о землю, он говорил через плечо. В салоне машины был еще кто-то. Туман не позволял разглядеть подробно, но силуэт еще одного человека был ясно различим. От того, как поведет себя в этой ситуации Трифонов, зависели все дальнейшие действия Суровцева. До сих пор Трифонова не в чем было упрекнуть. Даже когда при приземлении Сергей Георгиевич подвернул себе ногу, Трифонов был на высоте. Опасаясь неожиданностей, Суровцев постоянно был начеку. Одно дело – душевные разговоры там, на своей территории, а другое – здесь, где у Трифонова дом родной, а Суровцев в этом доме – гость непрошеный.

Дальнейшие события развивались со всей скоротечностью ближнего боя. Из машины вышел второй человек. Им оказался немецкий офицер в звании обер-лейтенанта. Он, как и водитель, держал в руке пистолет. Вступать в контакт с немцами не входило в планы Суровцева. Не отходя от автомобиля, немецкий офицер громко спросил:

– Что там у тебя происходит?

– Союзники, – ответил водитель, оттолкнув в сторону Трифонова.

Это был настоящий подарок для Суровцева. Линия огня была свободна.

– Еще один болван! – громко, чтобы его услышали у машины, крикнул Суровцев.

– Господин офицер, – в свой черед вступил Трифонов. – Здесь раненый полковник немецкой армии.

– Быстро ко мне, паршивые свиньи! – уже кричал Суровцев по-немецки.

Водитель, увидев полковничьи погоны на плечах Суровцева, машинально опустил руку с оружием. Обер-лейтенант же, желая разобраться сам, двинулся навстречу своей гибели.

«Ближе, еще ближе», – считал шаги приближающегося офицера Суровцев. Руку с пистолетом обер-лейтенант в отличие от водителя вниз не опускал. Это и определило его судьбу. Когда между ним и Суровцевым осталось не более десяти шагов, последний резко перекатился на живот и, лежа, дважды, без перерыва, выстрелил в лейтенанта. Еще раз перевернулся и снова выстрелил. Третья пуля снизу вверх пошла в замешкавшегося водителя. Все это произошло менее чем за две секунды. Офицер и солдат упали замертво почти одновременно. Трифонов бросился сначала к водителю. Забрал свое оружие. Быстро подбежал к немцу-офицеру. Склонился над ним. Резко распрямился и отправился к Суровцеву. Убирая пистолет в кобуру, сказал:

– Оба мертвы.

– Не убирай пистолет! Осмотри машину. Осторожно.

– Никого! – справившись с заданием, крикнул Трифонов.

– Трупы с дороги – в лес! Документы и оружие – с собой, – приказал Сергей Георгиевич. С трудом поднявшись, опираясь на сучковатую палку, он заковылял к автомобилю. В багажнике он обнаружил две канистры бензина, а в салоне оказался опечатанный портфель.

Описывать убийство – дело циничное. По большому счету дело низкое и даже подлое. Убийство человека не является предметом искусства и литературы. И меньше всего хотелось бы писать об этом, но беда в том, что вся история России двадцатого столетия – это сплошная цепь убийств. Автору, к сожалению, ничего не остается сказать, кроме того, что герой этого повествования сомнительного призвания быть убийцей не имел. Со временем ему не повезло – одни сплошные войны.

Расположившись на заднем сиденье в ожидании Трифонова, Суровцев напряженно думал. Боль в ноге, которую еще предстояло осмотреть, становилась все сильнее. Нога опухла, и сапог нестерпимо ее сдавливал. Появившийся Трифонов, тяжело дыша, вопросительно смотрел на Суровцева.

– Вот что, – указал Суровцев на пропуск с красной полосой, прикрепленный изнутри к ветровому стеклу. – Двигаемся на юг. В Кемне эту машину, вероятно, хорошо знают и помнят. Черт дернул этих немцев остановиться! Ведь документы же везли.

Ни при каких условиях машина с фельдъегерской почтой не должна была останавливаться. «Забыли немцы, с кем войну начали, – буднично подумал генерал. – Действительно, чувствуют они себя здесь, в Финляндии, как у себя дома. Хозяева мира», – мысленно проматерившись, добавил он.