Обитель Варн - Райдо Витич

Хороша девчонка?

— Не ваше дело, — отрезал граф.

— Понятно…. Зачем она к вам приходила? Что хотела-то, а?

Бэф фыркнул:

— Посмотрите запись и узнаете.

— Смотрел, — вздохнул Горловский. — Понять вас, влюбленных, только человек с

неординарным мышлением может, а я служака, мне возвышенные чувства на составные

разложить сложно.

— Опять намек на адюльтер?

— Да уж, какой намек, — посерьезнел Горловский. — Прямо скажите, насколько вы

заинтересованы в судьбе Лисы?

Варн прищурился. С минуту изучал физиономию вояки и кивнул:

— Вы правы — всецело. Зайти готов далеко.

— Я так и подумал. Поэтому разговор к вам образовался. Гнездевского вы близко

знали? Прав? Не верю я, что Игнат просто так за любовником жены гоняться стал бы.

Тем более о том, что Агнешка жива, он не мог не знать, и о том, что вы с ней

расстались. Но вас он продолжает преследовать, а к жене и близко не подходит.

Остыл? Странно, правда? К ней — да, а к вам — нет? Неувязка. Наверняка еще что-то

есть? Поведаете?

— Да. Я приходил к нему и заявил прямо, что если он не оставит Агнешку в покое,

а зная его должность и возможности, исключить подобного варианта было нельзя,

тогда ему придется расстаться с карьерой.

— Только лишь?

Мужчины посмотрели в глаза друг друга, и ответ не понадобился.

— Вот теперь мне понятно, почему Гнездевский вас по всему шарику ловил, достать

мечтал и жизнь попортить. Вы, кстати, в курсе, что он вас причислял к лику…

вампира?

— К лику святых причисляют, полковник, а вампиры относятся к нечисти, так как —

нежить. И оставьте глупости. Вампиры, лешие, русалки… Что за вздор?

— Далеко не вздор, граф. Иначе вами бы не заинтересовались. Знал капитан, чем

начальство увлечь. Правда, что он Лису убить вас послал?

— Правда. Но в горах обвал произошел. Я по неуклюжести попал под камнепад. Лесс

спасла, проигнорировав приказ. Тащила до точки эвакуации, а там… Гнездевский

пытался убить и ее, и меня. Чудом ушли.

— Видимо, было за что. Лису, точно — было, а вас… компромат против капитана

имели?

— Имел. И готов был обнародовать в случае его появления рядом с Агнешкой.

— Ах, вот в чем дело.

— А как бы я еще удержал этого пса от мести к и без того немало от него

претерпевшей женщине?

— Взяли огонь на себя. Благородный поступок. Совершите еще один?

— Поясните.

— Вы мне компромат на Гнездевского и слово, что будете молчать, я вам — Лису.

Согласитесь, вам головная боль в виде опасных для жизни материалов не нужна.

Гнездевского нет, с Агнешкой вы расстались, к чему хранить у груди ненужные вам

бумаги? А мне они нужны.

— Деятельность Гнездевского более, чем возмутительна…

— Конечно. Могли бы и раньше мне сообщить…

— Перестаньте, полковник! Не верю я, что вы ничего не знали. Давайте говорить

откровенно: ваш человек десять долгих лет занимается криминалом, а вы не в курсе

— абсурд!

— Тем не менее — не знал. Появились кое-какие подозрения в последние полгода,

но как-то ни времени, ни возможности разобраться не было. Честно скажу, граф, я

знал Гнездевского пятнадцать лет, мальчишкой еще к нам пришел. Правда, тогда

было ясно — пойдет далеко. Хватка у него хорошая: умен, организован, просчитан.

Лучшие бойцы в его взводе. Конечно, где-то глаза на его шалости закрывал, где-то

и мимо ушей пропускал… Н-да. Так что решим, Бэфросиаст?

— Все зависит от того, что вы сделаете для Лесс.

— Ну, выпустить, как вас, не могу, ясно, по-моему.

— А что можете?

— Закрыть дело за невменяемостью совершившего преступление. Отправить Лису на

принудительное лечение в госпиталь. Чтобы через три-четыре месяца ее можно было

списать и отпустить домой.

— С клеймом шизофреника? Удобно. Одним взмахом три точки: на агенте, на

свидетеле преступления офицера, на неприятностях. Хотите лишить Лесс голоса? И

забыть про дела Гнездевского.

— Есть еще два варианта: расстрел за содеянное или долгая, долгая служба в

дисбате где-нибудь в песках и прериях, где из живности, кроме Лисы, сотня

отмороженных головорезов, — и добавил, видя, как закаменело лицо Рицу. — Мне

лично первый вариант больше понравился. Именно потому, что делишки Гнездевского

я без внимания оставлять не собираюсь. Мне и как человеку противно, и как

офицеру, тем более. Мундиром подлости прикрывать, черня своих товарищей, честных

ребят, я никому не дам.

Бэф недоверчиво посверлил полковника взглядом, подумал и рискнул:

— Три месяца, полковник. Только три.

— Трудно, но… хорошо.

— Документы по Гнездевскому будут у вас через час, как Лесс окажется на свободе.

И учтите…

— Знаю, знаю: вы умеете защищать своих женщин. Я не Гнездевский, уважаемый граф.

Хотя, хочу заметить, вы своими действиями наживаете весьма серьезных врагов. К

чему вам неприятности получать, лезть в дебри из-за женщин? Мало их,

беспроблемных, что ли? Не молоды ведь вы уже. Авантюры подобного рода больше

юнцам под стать, живучим да прыгучим, а нам, старикам, покой полезен. Тишь,

гладь, размеренность и юная чаровница под боком.

— Я не привык обсуждать свои пристрастия, привычки и планы с кем бы то ни было.

— Конечно. Это так, философское размышление. А нельзя получить документы раньше?

Мы в принципе уже немало знаем и работаем, но дознание шло бы быстрее при вашей

помощи. Не хочется мне упускать сообщников Гнездевского. Боюсь некоторых к

ответу не призвать.

— Хорошо, чем смогу, помогу, но лишь в случае убедительных доказательств о

терпимости по отношению к Лесс.

— Ее сегодня же переведут в полковой госпиталь, в тридцати километрах отсюда.

Ущелье Карапас. Сможете забрать ее через три месяца.

— Я не знаю, что будет через три месяца, как и вы. Но прослежу обязательно.

Разумно — кивнул полковник:

— Что ж, будем считать, договорились? — протянул ладонь для пожатия. Бэф не