История военного искусства - Ганс Дельбрюк

 к) Кромайер, определяя для фалангита площадь в 3 фута (для римлянина поэтому 6 футов), ссылается на военные навыки швейцарцев и ландскнехтов ("Античные поля сражений", I, 323 и "Histor. Zeitschr.", 95, 18). В IV том настоящего труда я включил специальное исследование (I, ч. 2, гл. 3, стр. 191), из которого ясно видно, что вышеприведенные цитаты недоказательны.

Построение фаланги, которую описывает Полибий, в отличие от римской, не следует определять, как древнегреческую или македонскую, но как фалангу, густота которой была в то время искусственно доведена до крайних пределов. Она не оправдала себя.

 Неудивительно поэтому, что швейцарцы и ландскнехты строили боевой порядок шире, но случалось, что и они прибегали иногда к тесному построению.

 л) Кромайер считает, что если бы когда-либо две такие густые фаланги сошлись в бою, то они, имея возможность лишь наступать, а не сражаться и не отбивать удары, оказались бы пронзенными друг другом. Я сомневаюсь в том, сражались ли когда-либо две такие фаланги, но если это и происходило, то, конечно, различные шеренги, не имея возможности долго бороться, с двух сторон напоролись бы на копья или были бы вдавлены на них наступающими сзади шеренгами. Незначительная возможность парировать удар была только у первых шеренг, вооруженных более короткими копьями; но из этого еще не следует, что надо отбросить все предыдущие доказательства. Даже и в таком случае мог и должен был победить более решительный противник. Кроме того, тактики (Асклепиодот, гл. IV) определенно высказываются, что построение в 1,5 фута на человека пригодно для обороны, но оно не дает возможности вести действительный бой. Короче, это построение возможно только при длинном копье, которое, будучи протянуто вперед в массе, является само по себе защитой, в то время как при коротком копье без свободного пространства для борьбы, не говоря уже о мече, такое построение бесцельно.

 м) Если я допущу, что Вегеций (III, 14) свидетельствует о том, что римляне сражались на интервале в 3 фута друг от друга, так как при таком построении боевая линия не имеет пробелов и возможно употребление оружия ("Интервал между отдельными бойцами обыкновенно составлял по прямой линии 3 фута, так что на протяжении мили (5 000 футов) выстраивалось 1 660 пехотинцев; при таком расположении боевой фронт не имел свободных промежутков, а вместе с тем оставалось достаточно места для свободного применения оружия"), то я должен буду считать взгляды Кромайера окончательно опровергнутыми.

 Соображение Кромайера о том, что линия фронта римского легиона превращается в цель искусных фехтовальщиков, тем более необоснованно, что он сам в своем труде ("Античные поля сражений", II, 83) примыкает к теории Фейта, по которой римляне сохраняли интервалы между манипулами (также и когортами) не только при наступлении, но и во время боя. В таком случае и без того тонкая цепь легионеров, соответствующая цепи застрельщиков, будет еще менее заполненной, так как на расстояниях, равных приблизительно длине фронта, не находится вовсе бойцов.

 О натиске, который масса должна производить на такие разрозненные группы, не может быть и речи даже в те минуты, которые сам Кромайер допускает во время удара.

 Отдает ли себе Кромайер отчет в том, что его теория о ширине ряда и теория Фейта об интервалах между воинами во время боя уничтожают одна другую? Сомневаюсь в этом. Также небезынтересно знать, сознательно ли или невольно отбрасывает Кромайер свою теорию, изложенную во II томе его труда "Античные поля сражений", и противопоставляет ей другую. Он говорит (стр. 83) о "привычке" римлян в начале сражения делать уступку врагу, затем разочаровать его, упоенного победой, упорством сопротивления, потом утомить и, наконец, победить. Итак, вместо "естественного скачка назад" (по первой теории), который совершают одновременно оба противника, чтобы освободить место для сражающихся в одиночку, принята теория "привычки" у римлян.

 Вторая теория так же неприемлема, как и первая. Если бы римляне после первого, столкновения отскакивали добровольно назад, предоставляя цепи одиночных бойцов сражаться с противником, то, конечно, эта цепь не могла бы ни на минуту устоять перед массовым натиском неприятеля. Этого мнения Кромайер и сам раньше придерживался, говоря что "как только одна сторона заметила, что противник собирается перейти к массовому натиску, она должна сейчас же противопоставить ему живую человеческую стену, чтобы отпарировать удар" ("Histor. Zeitschr.", 95, 17).

 Руд. Шнейдер (в "Gott. Gel.-Anz.", 169, 445) сообщает, что вопрос об интервале является для него еще нерешенной задачей, так как фалангит не может удовлетвориться протяжением по фронту в 1,5 фута; если же дать ему 3 фута или 6 футов, т.е. вдвое большее протяжение, то такая ширина фронта будет для легионера слишком большой. Почему же он не образовал фаланги из 100 студентов, вооружив их жердями? Кто хоть раз видел и измерял подобную фалангу, тот может отбросить все муки сомнений относительно протяжения рядов по фронту. Странные люди эти ученые: им вполне доступно в этом вопросе решить историческую задачу посредством скромного опыта, но почему-то они его не производят.

 Кромайер, отбросив теорию "обратного скачка" и заменив ее "привычкой" у римлян, руководствовался, вероятно, описанием сражения между римлянами и галлами в 223 г., так как этой новой теории предшествует следующая заметка: "В одном из своих описаний Полибий (II, 33, 7) рассказывает об очень существенном для тактики римлян способе вести бой. Фламиний, - говорит он, - дал войску в одном из сражений такое построение, которое не допускало возможности пятиться назад и мешало римлянам применять их обычный способ борьбы". ("Сделал невозможным для римлян вести сражение обычным для них способом, так как в тылу не оставалось места для отступления их манипул шагом".) И дальше: "если бы их начали хотя бы немного теснить, то в случае несообразительности их начальника они были бы вынуждены бросаться в руке" (Полибий, II, 33, 7). Следовательно, по смыслу цитаты римляне, проигрывая сражение, не обращались в бегство, а отступали шаг за шагом и потому в данном случае могли легко попасть в реку, что вызвало бы замешательство в войске и повело бы к полному поражению. Ничего общего с особой тактикой римлян эта цитата не имеет.

Глава II. ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ АРМИЯ И КОГОРТНАЯ ТАКТИКА.

Военные силы римлян, организованные во время Второй Пунической войны, оказались достаточными для преодоления сопротивления восточных держав; две из них - Македония и Сирия - были побеждены; Египет и большинство маленьких царств присоединились к Риму и подчинились ему. Не оставалось никого, кто мог бы выступить против Рима. Но постепенное осуществление прямого господства Рима над миром требовало постоянного ведения более или менее значительных войн, во время которых военные традиции не только сохранялись, но и нарождались. Надо было бороться с галлами в Верхней Италии, в Испании, доконать Македонию, усмирить Грецию, разрушить Карфаген, сражаться с нумидийским царем. Часто победа доставалась римлянам после поражений и продолжительного перехода счастья то на одну, то на другую сторону. Созданная Сципионом новая организация могла бы после победы над Ганнибалом легко подчинить себе весь древний мир, если бы она сделалась органической частью законодательства Римской республики. Но она была во внутреннем противоречии с духом республики, и это внутреннее противоречие проходит с тех пор красной нитью как через всю военную историю, так и через всю историю Рима вообще. Старое положение, по которому войском управляли два избираемых ежегодно консула, имевших право пополнять легионы по мере надобности гражданами и затем распускать их, осталось в силе, но оно не в состоянии было разрешать задачи римской политики. Всеобщая воинская повинность не могла быть применяема во время продолжительных войн, как это было в Риме, и солдаты, сражавшиеся в Испании, Азии, Африке и в Альпах, не могли одновременно оставаться и гражданами. Можно высчитать, что при всеобщей воинской повинности призывалась только десятая часть римской молодежи, способной носить оружие; из нее-то и образовалось настоящее солдатское сословие7. Эта профессиональная организация воинства была совершившимся фактом, но не стала конституционным установлением, а потому в управлении государственной машины были большие неточности.

 И все-таки Рим побеждал, обладая громадными преимуществами в сравнении с другими государствами. Временные поражения не могли причинить ему большого ущерба, а состав хорошо обученных воинов, полководцев и командиров был так велик, что Рим мог в конце концов, как только выступал на сцену способный человек и организовывал подходящее войско, - нанести решительный удар.

 В III в. во время Пунических войн, надо полагать, третья часть свободного населения Италии владела правами гражданства. Если для сухопутных войск из римлян набиралось меньше половины, из союзников - больше половины мужчин и из морских союзников - почти весь флот, то воинская повинность была распределена приблизительно равномерно. Во время Второй Пунической войны вся тяжесть призыва пала на римлян, так как часть союзников отпала, часть вяло мобилизовалась. После победы римляне сильнее привлекли к себе союзников; теперь значительно меньшая часть войска состояла из римских граждан, и вербовались по провинциям на службу в войсках всякого рода наемники - нумидийцы, балеарские пращники, иберы, галлы, критские стрелки; греков же заставляли выставлять вспомогательные отряды. Собственно римское войско состояло из 4 легионов, насчитывавших 18 000-20 000 чел.; если присоединить сюда контингент запасных, то республика имела 50 000 воинов, бывших почти всегда в строю. В случае надобности, - как например, когда вспыхнуло восстание в Испании или для войны с Карфагеном и одновременно для борьбы с Македонией и Грецией, - войско пополнялось.