Вечно жить захотели, собаки? - Фриц Вёсс

Опасности рокового пути были им знакомы. Вместо того, чтобы поверить в свои способности и последовать за своим чувством ответственности, они позволили неверно направлять себя и попали прямо в эпицентр катастрофы. Сильнейшая германская армия разбилась в бессмысленных налетах на Сталинград, как колесница. И вот они даже потеряли власть над ней, и, мчась прямиком в пропасть, они вопят в поисках героя, который должен сейчас взять управление на себя этой колесницей. Но Петерс такой человек, от которого они наверняка ничего не ждут. Он, вопреки приказу по корпусу, не выпалил все свои боеприпасы, всегда что-то оставлял на потом и таким образом сэкономил примерно по тридцати выстрелов на орудие.

С продовольствием у него это тоже получилось. Он умел доставать, и у батареи до сих пор есть запасы, ее «африканские запасы продовольствия»!

Когда Виссе и Куновски явились за приказом в штабной бункер, там были только майор Петерс, его вахмистр Рашке с минометной батареи и майор Гольц.

— Доброе утро, господа! Приветствую вас! — Петерс встречает Виссе и Куновски дружеским рукопожатием, майор Гольц, скрестив руки, отвечает на приветствие Виссе едва заметным кивком.

Петерс удивляется поведению Гольца и снова склоняется над лежащей на столе картой. Он еще раз просматривает все точки на местности, которые стали знакомыми для каждого артиллериста на высотах, потому что они упоминались в сотнях боевых сводок и приказах открыть огонь, и капитан представляет их во всех подробностях.

— И все это необходимо оборонять! — Майор тычет пальцем в водонапорную башню. — Здесь два дня назад мой офицер-наблюдатель был выбит противотанковой пушкой. — Майор выпрямляется и качает головой. — Когда я долго смотрю на карту, то представляю себе, что это неплохая линия обороны. Она так красиво изображена — от центра Сталинграда с северо-западного направления мимо Городища до Дона. «Татарский вал» звучное название, под этим, можно себе кое-что представить, если обладать фантазией офицера генерального штаба, легко провести жирную линию боевых действий, как только посмотришь на карту.

Но как это выглядит в натуре? Мы-то уже все знаем! Этот так называемый Татарский вал — не что иное, как небольшая земляная насыпь. На протяжении нескольких километров в ней вырыты бункеры и блиндажи. Для этого она и предназначена. Но непреодолимый, неприступный бастион? Предположение несколько преувеличенное, не так ли?

Виссе кончиком карандаша ведет по линии.

— Предположим, господин майор, что противнику не удастся прорвать Татарский вал, тем не менее он представляет собой всего лишь короткий участок обороны, который прикрывает Сталинград с севера. На запад же этот так называемый бастион открыт!

— Вот и я говорю то же самое! Эти телки-убийцы! — ядовито издевается майор. — Единственно пригодная линия обороны проходит по высотам перед городом. Там, я думаю, можно будет продержаться длительное время и оказать сопротивление!

— Ас кем? — выпаливает Куновски.

— Что вы имеете в виду? — спрашивает Петерс.

— Если мне будет позволено небольшое замечание, господин майор?

Гольц отмахивается.

— Можете, Куновски! — говорит Петерс.

— Перед глазами у господина майора люди с минометной батареи, которые благодаря неистощимым «африканским» запасам продовольствия еще хорошо упитаны!

— А ты замолчи, старик, об «африканском продовольствии»! Ты что, его пробовал?

— Не так много, господин майор! Но видел ли господин майор завшивленную и изголодавшуюся кучку солдат, которые укрылись в Татарском валу? По сравнению с ними у меня ожирение. Они даже на ноги подняться не могут и оружия в руки уже не берут. Они ждут только смерти!

— А для чего, по-вашему, мы здесь? — спрашивает Гольц. Он дает понять, что теперь очередь за ними. — Пока еще можно бросать в бой людей, то давайте. Так же, как из орудий выбрасываются последние снаряды и потом орудия уничтожаются, так и человек должен функционировать, пока не будут исчерпаны его последние силы, а потом он может подохнуть.

— Те, кто еще в порядке, возвращаются обратно, господин майор, и даже еще располагают горючим для грузовиков, тягачей и легковых машин — штабные роты и все те ребята, которые до сих пор сидели за теплой печью, это единственные, кто еще способны сражаться, но все они очень спешат выйти из-под обстрела, и интересуются только большим универмагом или комендатурой в центре Сталинграда!

— Вы многовато болтаете, обер-вахмистр Куновски, причем тогда, когда вас не спрашивают! — набрасывается на него Гольц.

— Заткнитесь! Не считайте себя незаменимым! — грозит ему Петерс и обращается к Виссе: — Мы с нашими боевыми отрядами получили задание оборонять Татарский вал. Я прикажу перевести наши огневые позиции на круговую оборону.

— А кто же действительно будет оборонять Татарский вал? — деловито спрашивает Гольц.

— Как мне обещали, на протяжении вала будут использованы 76-я пехотная, 113-я пехотная и 60-я мотопехотная дивизии.

— Но ведь они должны удерживать позиции у Гумрака, господин майор! — вставляет Виссе. — Вчера с Куновски мы довольно неплохо прочесали местность, господин майор, но я не заметил каких-нибудь еще организованных частей.

— Тогда эти силы, наверное, уже на подходе!

— Вы очень оптимистичны, господин Петерс! — вставляет Гольц.

— Слава Богу, да! У меня еще сохранилось достаточно здорового оптимизма, господа! — высказывается Петерс. — И пулеметный батальон тоже предан мне! Пусть Иваны только появятся, уж мы их встретим! Вахмистр Рашке! Вы немедленно отправитесь на Татарский вал и устроите там наблюдательный пункт. Знаете, где? Возьмете двух радистов и сразу же выходите на связь! По прибытии уже обозначенных боевых частей сразу же сообщить мне. Я буду в штабе!

— Так точно, господин майор!

— А вас, господин Виссе, я прошу снова вернуться в свой отряд и занять весь участок перед валом между двумя орудиями!

— Это почти четыре километра, господин майор! Вчера вечером, судя по списку учета довольствия, у меня было всего тридцать человек. Ежедневно несколько умирает. Если из них я поставлю на ноги двенадцать — пятнадцать человек, то и это будет много, господин майор! Боеприпасов на один выстрел. Продовольствие — всего 25 граммов хлеба, 10 граммов жиров, кусок мясных консервов размером с ноготь большого пальца.

— Что мне делать? — спрашивает Петерс и ругается. — Ведь это отвратительно! Черт побери! С этим нельзя вести войну, даже проигрывая ее! Как дела у вас, господин Гольц!

— От целого прекрасного 79-го артиллерийского полка осталась моя часть! На высоте 104 у меня три орудия с десятью солдатами, которые могут использоваться как пехотинцы. Но они нужны мне для двух орудий, которые с начала января были переведены в город. И там стоят как противотанковые пушки для обстрела прямой наводкой. Поскольку у вас нет непрерывной пехотной линии, то не будет ни дня без потерь!

Звонит телефон. Гольц некоторое время слушает.

— Да, да, да, вырисовывается совершенно четко, господин полковник! Фон Розен вперед? Так точно, господин полковник! Конец связи! — Гольц снова поворачивается к Петерсу. — Только что я узнал, наши две пушки в городе сегодня утром были засыпаны в третий раз. Удалось раскопать и восстановить только одну.

Впервые Виссе чувствует, что Гольц обращается к нему лично.

— Лейтенант Аккерман вчера погиб! Ведь вы знаете об этом?

— Нет, господин майор! Лейтенант Аккерман? Он всегда был в хорошем настроении и так уверен…

Так, словно каждое воспоминание причиняет ему боль, майор отрицательно качает головой и быстро продолжает.

Сегодня обер-лейтенант Хеннеберг, командир расчета орудия, был засыпан и тяжело ранен. Наш офицер-вестовой при полку, капитан фон Розен, был направлен на передовую! — Он говорит тем самым: так вот до чего дошло. — Обер-лейтенант Фурман, с которым вы приняли батарею, когда пришли к нам, погиб со всеми людьми 71-й пехотной дивизии!

Виссе вспыхивает. «Почему он говорит об этом с такой горечью? Разве я виноват?» Гольц возвращается к оценке положения.

— С сегодняшнего утра наши позиции подвергаются сильному артиллерийскому и минометному огню! Похоже, что 62-я армия готовится к атаке против нас! А с востока Иваны прорываются к нам через Сталинградский! Прослеживается совершенно ясное намерение. Они прорываются прямо друг на друга, попытаются столкнуться на Татарском валу и расколоть на две части нашу армию от Волги в восточно-западном направлении. Он им еще слишком велик, этот кусок целиком, и слишком взаимосвязан, чтобы его проглотить.

— Но сейчас все иллюзии окончательно рассеялись, и нам нужно делать ноги, если мы еще сможем убраться из этой местности, господин капитан! — призывает Куновски, возвращаясь вместе с Виссе к бункеру. — В любой момент Иваны могут нагрянуть сюда!