Страсти по Фоме. Книга 1 - Сергей Викторович Осипов

— К вопросу о Томасе. Я не сказал этого на Совете, но боюсь, что он не принадлежит законам Ассоциации, вообще… Не в том, конечно, смысле, что он от них свободен, — поспешил добавить Светлейший, видя, как округлились глаза Кальвина, — а в том, как он использует переходы и обращается со временем. Пусть это происходит у него спонтанно, непроизвольно, но от этого он не становится менее опасным. В любом случае все это чрезвычайно неблагоприятно для Ассоциации! Я не стал говорить этого Сати, но, к сожалению, у нас нет другого выхода…

Светлейший замолчал. Кальвин все понял.

— Трон Пифии? — спросил он. (Да, Сати будет против и он умеет убеждать. Тем более, если речь идет о его ученике и пифийском троне для него!) — Так серьезно?

— Да, но для этого его надо найти и доставить! Вы помните, что сказал Ави о характере его информации?

— Что-то насчет Канона?

— Да. У нас нет другого выхода, поэтому я проводил последние встречи без Сати, он был бы категорически против и создал ненужный разброд.

— Несомненно! — подтвердил Кальвин. — Но он все равно узнает и будет против!

— Вот именно, поэтому и надо действовать как можно быстрее!

— Каковы мои полномочия, сэр?

— В случае… впрочем, никаких случаев — доставить и все! Вы меня понимаете?

— Да, Светлейший!

— Такая плотность информации в руках наших противников может оказаться катастрофической для Ассоциации! Мне приходится это повторять, Кальвин, потому что уже не до красивых формулировок и выражений! Действуйте! Только это может нас спасти!

«Спасти? Он сказал: спасти? Что он имел в виду — Ассоциацию?! Неужели ей самой что-то может угрожать? Да еще в связи с Томасом! Ну ладно — мне, Сати, еще кому-то лично, но организации!.. Что-то я ничего не пойму последнее время, ни Сати, ни председателя. Ну подумаешь обострение с Томбром! При чем здесь Томас и опасность? Почему они связывают Томбр с этими выходами, что Сати, что Светлейший. У Сати, правда, одни экивоки, но Светлейший-то прямо выразился: «Найти, только это может нас спасти!» Только?!

А если он не найдет, ничего уже Ассоциацию не спасет? Все — конец? Хана, как говорят на окраинах?.. И от чего спасти?.. А спросишь у них, так сразу чувствуешь себя полным идиотом! Словно мешаешь!.. Ох, зря он засел за этот департамент, гонял бы да гонял сейчас вместе с Зетро этих тварей по всему периметру, и голова не гудела бы от забот и мыслей дурацких! Ну, где теперь искать этого охламона? Он может быть где угодно и, к тому же, когда угодно! Пока я его вычислю, пройдет уйма времени»

Фомин увидел светлеющий на фоне ночи край перрона. Людей впереди уже не было — только сплошные линии путей, уходящие в темноту. Их стальной блеск, резанув глаза, словно разбудил его. «Странно, такое впечатление, будто я бегу всю жизнь. Я уже был на этом перроне!»

— Только не думай ни о чем опять! — крикнул Доктор и оттолкнулся от края платформы.

Фомин сделал то же самое. Последнее, что он видел и слышал — это дым, стрельба, крики и резкий свист маневрового паровоза. «Я точно здесь был!»

Сообщение застало его на переговорах — расселение коммунальной квартиры, что может быть интереснее? Только раздел имущества бомжа его прайдом, может быть. В переговорной явственно ощущался аммиачный запах свары, не хватало только короткого замыкания, спички или неосторожного слова, чтобы переговоры перешли в потасовку, что было бы совершенно не удивительно. Запах перегара и склоки, выделяемый клиентами, был их естественной средой, их коммунальным адом, где они родились, если верить выпискам из домовых книг и лицевым счетам, разложенным на столе в оправдание непомерных требований и взаимных обвинений.

Только через час Фомину удалось угомонить заклятых соседей выкладками цифр и железной логикой, а еще через полчаса они подписывали эксклюзивный договор на расселение. Ирина расчувствовалась у него на плече, клянясь, что больше никогда в жизни не будет заниматься расселением коммуналок — ни за какие деньги! (Какие деньги, недоумевал Фомин, остаться бы при своих!) Она три раза выбегала из переговорной, чтобы скрыть истерику и желание расцарапать кому-нибудь лицо.

— Как ты с ними? Это же не люди, это тараканы какие-то?! — приговаривала она, шмыгая носом.

У нее было счастливое детство и «тараканище» Чуковского был самым страшным его воспоминанием. В награду за это, а также за то, что она втянула его в эту тридцатилетнюю коммунальную вендетту, не сулящую ничего, кроме головной боли, она повела его на Гамлета. А потом появился Доктор…

ЧАСТЬ 3. ГРАФ

И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя.

23. Королевское приглашение

Вокруг были скалы. Пахло морем и неприятностями. Моросило.

— Довольно хмурое местечко! — заметил Фома. — Это уж точно твой переход, Док, у меня не такое суровое воображение! А?..

Доктор осматривался. Они стояли на высоком голом утесе и вокруг, насколько хватало глаз, было серое небо с потеками черно-бурых скал. Сильный ветер властвовал над этими местами безраздельно и, видимо, постоянно, потому что растительности они не видели никакой — ни деревца, ни даже кустика. Между порывами ветра слышался далекий и грозный гул прибоя. Дождь и туман, поднимающийся снизу, значительно ограничивали и так безрадостную панораму, в общем, пейзаж на любителя.

— А ты романтик! — снова заметил Фома, пытаясь разглядеть хоть что-то похожее на цивилизацию. — Ну и что, так и будем мокнуть?

Стоять на открытом голом утесе под дождем и ветром, было не уютно.

— Вон там!.. — показал Доктор, голос его был хрипл.

Примерно в двух милях отсюда, в ущелье, между двух причудливо изломанных пиков и обрывков тумана, можно