Дневники св. Николая Японского. Том ΙII - Николай Японский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О. Иоанн Катакура кратко пишет о своем путешествии по своему приходу: десять крещений у него было.
21 апреля/3 мая 1896. Воскресенье. О Самаритянине.
Иоанн Ито из Накасима просит двадцать икон; пишет, что шестнадцать человек у него крестилось, человек двадцать еще готовится к крещению. И о. Иов, священник его, извещает, что одушевленье его такое, что он не хочет успокоиться, пока все селение не будет крещено. А я считал Ито весьма плохим, почти безнадежным катихизатором, так как он до сих пор ничем не проявил своей способности и усердия (будучи, впрочем, из молодых, недавнего выпуска Катихизаторской школы). Итак, нет у нас плохих катихизаторов, все рады благовествовать, лишь бы благодать Божия помогла, и успех был виден!
О. Яков Такая извещает, что христиане купили землю для посадки дерева «кири–но ки» (павлония) в пользу Церкви; в Миязаки у христиан идет совещание о покупке земли для разведения лакового дерева (уруси–но ки) тоже на церковные нужды. Похвально! Только когда же эти Церкви будут в состоянии содержать своих служащих?
22 апреля/4 мая 1896. Понедельник.
Иоанн Исохиса из Синобе жалуется на разврат в городе: и тысячи домов нет, а девять публичных из них, с сотнею публичных женщин; бонзы имеют любовниц, и никто не осуждает это, а находит в порядке вещей. Оттого нет успеха христианской проповеди (и вместе от неспособности или неусердия самого Исохиса!).
Петр Ямада из Мияно пишет, что в окрестностях появилась в изобилии «Тенрикёо», отчего возбуждается интерес к религии; надеется отсюда и для себя успехов, — по Сеньке и шапка!
О. Петр Кавано прислал длиннейшее письмо к нему из Кореи Спиридона Араи, описывающее бедствия ныне японцев в Корее и взывающее к общественной помощи путем сбора денег для пострадавших; письмо, согласно желанию Спиридона, послано в редакцию «Сейкёо–Симпо» для напечатания. Сам о. Петр просит принять его двух дочерей в Женскую школу — приведет–де их сюда, когда приедет на Собор. Ладно! Хотя младшая очень еще мала — одиннадцать лет; если Анна согласится обеспечить присмотр, то препятствий нет.
23 апреля/5 мая 1896. Вторник.
Американский секретарь Посольства Mr. Bonsai был; очень образованный и много путешествовавший человек, любит говорить, и говорит хорошо. Просил печатных сведений о нашей Миссии здесь; к сожалению, на аглицком, или французском, или немецком языках ничего нет. Говорил, между прочим, что американские миссионеры с завистью смотрят на успехи нашей проповеди. Православие и не может не являться господствующим среди искажений христианства…
В «Русском обозрении» за январь и февраль 1896 года прочитал «Из истории ученого монашества 60–х годов» Архиепископа Никанора. Немножко сгущены краски.
24 апреля/6 мая 1896. Среда.
Bishop Bickersheth приглашал сегодня — 3.30 — 6 часов «to meet Bishop and Mrs. Awdry», — это приехавшего, вновь назначенного для Оосака их епископа. Был. Прием в садике, на лугу. Собралось человек 60–70, наполовину миссионеры обоих полов. Некоторые выпили по чашке чая; все постояли, посмотрели ли друг на друга, поговорили знакомые со знакомыми и разошлись. Но и это очень мило и общественно. Что у нас, русских, этой именно добродетели — общественности — мало, может служить доказательством следующий факт, вынесенный из сегодняшнего же приема. Подходит ко мне очень почтенная дама и, здравствуясь совсем запросто, говорит:
— А он значительно исправился (improved). Сестра говорит это.
Я недоуменно смотрю на нее, не зная, о чем и о ком речь, и кто эта дама.
— Он уже уехал? — спрашивает.
У меня мелькнуло, — возможно, об о. Сергии.
— Уехал десять дней тому назад, — говорю.
— Он сначала совсем плохо говорил, но сестра с охотою занялась с ним, с условием, что он будет говорить ей о России; и он делал это, так что они взаимно были полезны друг другу, ибо сестре хотелось знать побольше о России.
Я сообразил, наконец, что дело шло об изучении о. Сергием английского языка у какой–то миссионерки. Но о. Сергий, миссионер, мой ближайший помощник, сын моего товарища по Семинарии, необыкновенно ласково и любовно принятый мною и, кроме добра и ласки ничего не видевший от меня, был всегда близок с членами Посольства, людьми светскими, с японцами всех родов, — со мною был, как с чужим, как с человеком, у которого с ним нет и не может быть ничего общего. Сегодняшний факт второй, первый не уступает ему по курьезности: накануне отъезда, по поводу Служебника на японском (для Иерусалимского Патриарха), о. Сергий спрашивает:
— И глубоко Накай вошел в славянский язык?
— Да, но еще глубже в греческий, — ответил я, на что о. Сергий одобрительно кивнул головой.
Накай с месяц тому назад стал знакомиться с греческой азбукой для шутки между нами, ибо часто я шуточно ставлю ему под нос греческий текст с словами: «Смотри, нельзя иначе»; но, конечно, ни у Накай, ни у кого–либо иного и тени мысли не может зародиться, чтобы Накай стал изучать, или мог изучить какой–либо иностранный язык. Несколько лет я перевожу с Накаем, сидя тут же, под носом у о. Сергия, днями регулярно, и о. Сергий ни на волос внимания, или мысли употребил, чтобы видеть или даже взглянуть, как производится это дело перевода Священного Писания и богослужения!..
25 апреля/7 мая 1896. Четверг.
Учащимся дана сегодня рекреация.
Утром был христианин — тюремный надзиратель в Сораци, на Эзо, где катихизатором Иоанн Коцукури; привел, с другими, 150 преступников оттуда, — таких, которым выходит срок заключения, чтобы дать им свободу здесь, а не там, где им и средств к жизни нельзя найти (какая гуманная мера!). Надзиратель — Петр, родом из Кагосима, сам весьма гуманный, чисто с христианскими воззрениями человек, старается о том, чтобы сделать христианами своих сослуживцев, а чрез них действовать благодетельно и на преступников, которых там 2250 ныне. К сожалению, нынешний начальник тюрьмы не расположен к христианству, и потому прекратил в тюрьме христианскую проповедь, производившуюся там прежде протестантами. Я дал Петру много христианских книг для него лично и для Церкви там. Имел он поручение от катихизатора просить здесь икону для молитвенного дома, которого там еще нет; дана и она.
26 апреля/8 мая 1896. Пятница.
О. Павел Савабе, вернувшийся из Тоса с погребения матери, говорил, что там, в Коци, нет ни малейшего успеха проповеди; Павел Окамура совсем без дела живет и скучает. (Конечно, потому что Павел Окамура совсем завядший деятель, полумертвец). Токусима, напротив, о. Павел очень хвалил: Церковь там оживлена и развивается. На днях умер там Дамиан Камеи, престарелый катихизатор, живший на покое; отсюда посылалось ему с его женой, 3 ены в месяц пенсии. И этою маленькою помощью он умел не только обходиться, но и экономить из нее так, что накопил будто бы, по словам о. Павла, 200 ен. (Вероятно, начал копить еще служа катихизатором, а может и раньше). Собранный таким образом капитал он разделил на три части, из которых одну завещал на Церковь, в помин его души, другую на погребение, третью старухе–жене. В пример экономии Дамиана о. Павел Савабе сказал следующее: маленькая керосинная лампочка его имела фитиль, разделенный на три части: зажигалась вечером одна часть и маленький самый тощий огонек, зажигалась в ней другая, когда приходил гость, зажигалась и третья, когда нужно было писать, читать или еще что мелкое делать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});