Во власти девантара - Бернхард Хеннен

Он положил руку на драгоценный камень и снова пропел слова Юливее. Однако ничего не произошло. Он снова вернулся к эльфийской надписи. Она обращалась к нему, однако войти он должен был бок о бок с кем-то. В песне тоже упоминались слова «нам» и «мы». Кто бы ни был этот другой, он должен был коснуться черного камня и пропеть песню. Может быть, его песня коротка только потому, что является частью какой-то другой, большей. Одну часть должен был пропеть он, а вторую — его спутник. Но о ком может идти при этом речь? Может быть, о человеке?

Нурамон посмотрел на лежавшую перед ним картину целиком. Рубин — звезда альвов, сапфир считается камнем воды и источника. Здесь он наверняка символизировал знания и тем самым Дареен, оракула. Бриллиант означал его и ему подобных. То был камень света. «Ты, дитя солнца» — говорилось о нем на стене. Если он — дитя солнца, то вторая надпись должна обращаться к порождению ночи. Хотя горный хрусталь не считался камнем ночи, но черное сплетение внутри могло означать и это.

Внезапно Нурамону пришла в голову идея. Он был дитя альвов и обозначался здесь как дитя солнца. В давние времена эльфов еще называли детьми светлых альвов. Из своего дома в дубе он мог видеть горы, где когда-то жили дети темных альвов. Дитя темных альвов! Вот кого он должен найти и склонить к тому, чтобы вместе с ним открыть врата.

Дети темных альвов давным-давно ушли из Альвенмарка в Другой мир, чтобы отыскать себе новый дом. Существовало несколько историй о них, но их постепенно забывали. Потому что мудрецы говорили, что отличие между светлыми и темными альвами не имеет смысла, и о нем нужно забыть так же, как и о народе, который ссылается на темных альвов. Но полностью стереть воспоминания о детях темных альвов и слухи о них было, впрочем, невозможно. Некоторые утверждали, что они злобны и что в давние времена были сражения с ними. Они не могли вынести сияния Альвенмарка и поэтому ушли в мрачный мир. Другие говорили, что они безобидны, если их не злить, и ушли они в Другой мир, чтобы создать там что-то новое. Старики молчали, хотя только они одни знали правду. И дети темных альвов оставались тайной.

Где же искать ему этот таинственный народ? Как и врата к Нороэлль, он мог находиться где угодно в этом мире. Нурамон вздохнул. Он оказался там же, где и был. Продолжать поиски он мог только одним способом: эльфийским. Он будет искать затерянный народ и Нороэлль. Когда-нибудь он найдет! Может быть, откроется и новый путь, о котором он еще не думал. В любом случае, он не побежит обратно к Фародину, чтобы следовать за ним по песочной тропе!

Гнев Фародина

Мандред не был пугливым человеком, но то, как изменился Фародин, ужаснуло его. Что скрывается в глубинах души этого эльфа? После всех этих лет он думал, что знает своего товарища. Какая ошибка! После того как эльф услышал рассказ Шалавин, в нем выросло что-то темное. Но нет, если хорошенько подумать, Мандред понимал, что эта темная черта характера была всегда. Просто Фародин умело скрывал ее. А теперь проснулось что-то, о чем Фародин позабыл за поисками песчинок.

Эльф попросил Мандреда добиться разрешения короля Нъяульдреда Ломающего Клинки воспользоваться одним из лодочных сараев. Еще он попросил помощи нескольких опытных плотников. И все ему было великодушно предоставлено.

На протяжении следующих недель Фародин находился исключительно в том сарае. Он строил корабль, подобного которому еще не видали в Фирнстайне. С плотниками он обращался почти как с рабами, так тяжело заставлял он их работать. Они ругали его характер, и тем не менее с восхищением говорили о его мастерстве. Никогда Фародин не рассказывал о том, что владеет искусством кораблестроения. Но скольким вещам можно научиться, когда собственная жизнь исчисляется столетиями?

Потребовалось всего десять недель на то, чтобы построить стройный корабль. Киль его был вырезан из цельного ствола дуба, который Фародин сам выбрал в лесах к северу от города, равно как и шпангоуты, образовывавшие скелет корпуса корабля. Парус был из тончайшего полотна. Его укрепили при помощи пеньковых веревок, соединенных в сеть. Корабль был семь шагов в длину и чуть больше шага в самом широком месте.

Когда корабль спустили на воду, любоваться им пришли все жители Фирнстайна. Он был строен, прекрасной формы. Доски его были соединены внахлест, чего Мандред никогда прежде не видел.

Когда же эльф объявил королю и его свите, что на следующий день он отплывает в море, они не поверили своим ушам. Покидать фьорд зимой, чтобы подняться вдоль побережья на север, это было сущим безумием. Сколь бы ни был хорош корабль, никто и ничто не может противостоять штормам и льдам.

Это предприятие было настолько безумным, что никто не ожидал от Мандреда, что он последует за эльфом. Отказ от подобной поездки не имел ничего общего с недостаточной верностью брату по оружию. И тем не менее Мандред чувствовал, что привязан к Фародину. Он, Мандред Торгридсон, вовсе не тот непобедимый воин, о котором поют скальды. Не совершал он и тех подвигов, которые ему приписывают повсюду. Но, быть может, он сумеет сплести в жизни правду и саги, если теперь пойдет за Фародином.

Король Нъяульдред снарядил корабль лучшими припасами. Медвежье мясо, быстро восстанавливающее силы после сражения, одежда из тонких шкур выдры, не промокавшая в ледяной воде, и бочонок с китовой ворванью, защищающей от замерзания, если намазаться ею. Мандред знал, что его спутнику нечего бояться холода. Но за себя он радовался, хорошо, когда на борту есть такой бочонок.

Нъяульдред пригласил их в королевский зал и устроил пир в их честь. Мандреду казалось, что он присутствует на своих собственных поминках. Хотя скальды очень старались, настроение было не то. Фародин покинул пиршество очень рано. Он был настолько погружен в собственные мысли, что вышел в ночь, не прощаясь.

Мандред тоже вскоре ушел. Он уже не мог выносить печального взгляда Рагны, дочери Нъяульдреда, и кроме того, он не отваживался напиваться вечером накануне столь рискованного мероприятия.

Холодный северный ветер трепал плащ ярла, когда он покинул пиршественный зал. Какой-то скребущийся звук заставил его насторожиться. Луны не было. Звезды скрывались за облаками. Вот опять этот звук. Он доносился от каменных львов, которые стояли по бокам лестницы, ведущей к королевским чертогам. Можно было подумать, что они беспокойно скребут когтями ступени лестницы.

От последней ступени отделилась тень. Мандред окрикнул незнакомца, но ответа не получил. Словно дым, струящийся из-под скатов крыш длинных домов, тень исчезла в ночи, словно и не было ее никогда.