Искатели неба (сборник) - Сергей Лукьяненко

Мог ведь я остаться в родной деревне? Никогда бы не повидал мир, не встретил Хелен, не спас Маркуса… зато и грехов бы не множил. Значит, не мог. Не для меня была эта жизнь, пусть не голодная, но пустая.

А мог и иначе собой распорядиться.

Когда пацаном сопливым из дома удрал – две дороги было. Либо воровскому ремеслу учиться, либо юнгой на корабль. Ясное дело, у юнг доля нелегкая, но для умного человека перспектива всегда есть. Сегодня – юнга, завтра – матрос, а там, глядишь, и боцманом станешь.

Нет, занялся грешным промыслом. И ведь преуспел! Ильмар-вор, Ильмар Скользкий, кто в Державе обо мне не слышал?

Пошел бы в моряки, отличился в сражениях, может, нашел бы иную славу. Звался бы адмирал Ильмар, Ильмар Победоносный. Моряки, они в Державе всегда почетом и уважением пользуются, и на происхождение их сквозь пальцы взирают.

Да и потом, если вспоминать честно, не раз рука Сестры мне на правильную дорогу указывала. Вот, к примеру, года три назад… уже и не вспомнить, с какой такой радости гулял с друзьями неделю кряду. А нет… вспоминается. Говард, фартовый вор, женился в очередной раз, да не просто женился, а на молоденькой, богатой, красивой вдове умершего от лихорадки начальника Стражи города Гронингена. Ох и смеялись мы… вор из воров вдову офицера Стражи очаровал! Будет на его кровати спать, в его халате ходить, отпрыску офицерскому отчимом станет.

Думали вначале, что Говард ради злой шутки свадьбу учинил, так нет! И впрямь – полюбил. Больше того! В грехах покаялся, изрядную долю неправедных богатств Церкви отписал, получил прощение от Стражи… наверное, тоже без звонкой стальной монеты не обошлось. Собрал всех, с кем хотел проститься, объяснил, что с преступным ремеслом закончил навсегда. И прощались мы с Говардом целую неделю. Ох как прощались!

Каждому свой путь… Прошла неделя, вышел я из дома, что раньше стражнику, а теперь вору принадлежал. Раннее утро, едва-едва светает, город только просыпаться начинал. Как сейчас помню…

Гронинген я знал плохо. В гости к Говарду приехал на дилижансе, а уезжать собирался на корабле. И вот – заплутал, добираясь к порту. Вроде и нет проблем в портовом городе к морю выйти, а заплутал в лабиринтах узеньких улочек, маленьких, старых домишек. Уже совсем рассвело, двери начали хлопать, когда люди стали в садики выбираться по понятному утреннему делу, а я все блуждал.

И вдруг из одного дома вышел мужчина в капитанской форме. Не военной, конечно, но все едино, капитан – это капитан. На поясе кортик стальной – без страха, напоказ.

Одет я был прилично, раскланялся вежливо, и в ответ получил сдержанный кивок.

– Уважаемый, не укажете ли приезжему дорогу в порт? – спросил я.

– Идем, – коротко ответил капитан. И пошел не оглядываясь, меня за спиной оставив без колебаний.

Молодец. Уважаю я таких.

Шел капитан уверенно, сразу видно, что не первый раз здесь бывал. Вряд ли жил, уж больно домик скромный…

– Подруга, – вдруг сказал капитан. – Подруга тут живет, хорошая. Бываю нечасто, а все равно ждет, дочь растит.

Я даже не удивился, что он мысли мои угадал. Подумал почему-то о Говарде, который из вора бюргером стал. И первый раз за всю веселую неделю зависть ощутил. К его особняку просторному, к его спокойствию нынешнему, к налаженной жизни. И капитану позавидовал, у которого и свой дом где-то имеется, и в каждом порту – такая вот верная подруга, что дочерей-сыновей растит, ждет, принимает радостно…

– А ты куда собрался, лихой человек?

– Почему «лихой»? – оскорбился я.

Капитан на миг обернулся. Улыбнулся жестко, но без угрозы:

– Если б я по глазам людей читать не умел – давно бы на дне морском лежал. Ты не бюргер. Либо стражник бывший, либо… либо тать.

– Уважаемый, сейчас я – простой пассажир, который мечтает побыстрее в Гетеборг попасть, – твердо ответил я. – И от меня в рейсе беды не будет.

– Верю, – не оборачиваясь сообщил странный капитан. – Но я не в норвежскую провинцию иду, в Вест-Индию… А вот и порт.

– Вижу, – обрадовался я. Улица кончила петлять, впереди открылась водная гладь и шхуны с убранными парусами. – Спасибо, что провели, уважаемый, счастья вам.

Не люблю, признаюсь честно, людей, которые сильнее меня. Ни кулаками, ни умом, ни духом – одна Сестра ведает чем. Всегда стараюсь подальше от таких держаться.

– Твой корабль у восьмого причала стоит, называется «Кефаль». Старая лохань, но не потонет… Постой. – Капитан остановился. Еще раз посмотрел на меня, теперь более оценивающе: – В море как? Не киснешь?

Я лишь усмехнулся.

– Желаешь в Вест-Индию сходить? – спросил вдруг капитан таким тоном, будто приглашал в пивную на углу. – За три месяца обернемся.

Не нашелся я, чем ответить.

– Мне третий помощник нужен, – продолжил капитан. – Работа простая – порядок среди матросов поддерживать. Экипаж хороший, двое-трое горластых, но ты их уймешь… вижу, что уймешь. Обогатиться – не обогатишься, но заработать сможешь. А потом… покажешь себя хорошо – помогу в гильдию войти. Решай.

– Спасибо… меня моя дорога ведет, – наконец выдавил я.

– Твоя воля, – просто согласился капитан. И ушел не оглядываясь к своему кораблю, к своим матросам, к своей Вест-Индии.

А ведь согласился бы я, не окажись капитан столь в себе уверен! Сменил бы воровскую судьбу на морскую. Может, и впрямь выбился бы в люди.

Судьба.

Значит, для чего-то нужна была такая судьба, как моя?

Хотя бы для того, чтобы вывести с каторги Маркуса?

Повернул я голову, будто мог во тьме видеть. Ничего, конечно, не увидел. Маркус как забрался между нами с Хелен, так и уснул вмиг. Одно лишь дыхание теплое на лице чувствую, да уткнувшуюся мне в бок коленку. Все уже спят, вымотавшись за день, один я, как дурак, мыслями балуюсь…

Но тут послышался чирк, и во мраке вспыхнул огонек серной спички. Свет небольшой, но после темноты большего и не надо. Я разглядел Антуана, ухитрившегося встать тихо-тихо и сейчас запалявшего свечку.

Животом, что ли, мается?

Антуан, прикрывая пламя рукой, всматривался. Никак ему было меня не увидать, за десять-то шагов, но он словно прямо в глаза смотрел. Потом головой мотнул, в сторону отзывая.

Я беззвучно встал с жесткого ложа и пошел к Антуану.

– Так и знал, что ты не спишь… – пробормотал старик.

– Что случилось, Антуан?

Говорили мы вполголоса, будто заговорщики, собиравшиеся спящих товарищей покинуть.

– Не спится. Давай поговорим, Ильмар.

– Идем…

Стараясь не шуметь, мы отошли в дальний конец зала, наполовину обойдя озерцо. Воды и не видно было в неверном свете – лишь едва-едва отблескивала тонкая корочка, что чудесным образом покрыла озеро.

Мы уселись на камнях, Антуан укрепил свечу перед нами, у самого берега, достал кисет и трубку. Закурил. Я не спешил. Спать мне все равно не хотелось, пусть и неправильно это было.

– Я не знаю, Ильмар, – сказал вдруг Антуан.

– Что?

– Я не могу понять Маркуса, – пробормотал Антуан.

Если бы я мог иначе ответить… Я пожал плечами.

– Жан был прав, когда просил меня отправиться на поиски Маркуса, – продолжал Антуан. – Прав… ведь мне всегда казалось, что я могу понять суть людей. То, что движет ими. Отвагу стражника, с одной лишь дубинкой в руках выходящего навстречу банде душегубов. Верность солдата, бьющегося насмерть над телом раненого офицера. Любовь матери, не смыкающей глаз над постелью больного ребенка. Веру священника, благословляющего притихшую толпу. Радость влюбленного, прильнувшего к губам любимой. Одиночество летуна, затерявшегося среди грозовых туч на хрупком планёре…

Он замолчал. Развел беспомощно руками.

– Но я не вижу Маркуса. Не вижу той доброты и милосердия, что принесет нам Искупитель. Но не вижу и порока с лицемерием, что суть Искусителя. Говорить с ним – все равно что держать на руках младенца, Ильмар! Дитё может улыбаться, а может плакать, но ты никогда не узнаешь заранее, что он принесет в мир – радость или боль. Он говорит хорошие слова, Ильмар. О том, что в иудейских землях Слово его исполнится подлинной силы. И тогда он сможет отдать его людям. Все, без остатка… ты же слышал.

– Слышал, – сказал я.

Антуан развел руками:

– Но я не знаю, Ильмар, станет ли это благом. Нищий крестьянин получит Слово… но станет ли он складывать на него свой урожай, доставая по мере надобности? Я боюсь, что он выгребет все, что сможет. И свое, и чужое. Заполнит дом, погреба и будет с мечом в руках стеречь нежданное добро – в то время как зерно будет преть, ткани – гнить, а железо покрываться ржой. Я не знаю, что сделает сиятельный лорд, получив изначальное Слово. Мне кажется, то же самое, что и смерд. Сделать Слово общим – все равно что сделать его ничьим. Никто и никогда не положит в Холод свое достояние, все будут лишь брать. Пока не вычерпают до дна. Я представил города, Ильмар… города, где аристократам придется хранить все свое имущество в своих домах. Огромные склады, что вырастут при каждом доме. Стражу, которую придется нанимать. Неисчислимое количество воров – ведь поживы станет гораздо больше. Разбойников, стерегущих кареты и дилижансы, – потому что сборщик налогов не сможет убрать монеты на Слово и спокойно доставить их властям. Тюрьмы не удержат душегубов, которые в любой миг смогут взять с Холода нож для убийства или кирку для подкопа…