Кровь ниори - Людмила Минич

– А с кем? С ними, что ли? – хохотнул Леки и тут же сам ощутил неуместность своего веселья.

– Силу Великой Матери можно черпать бесконечно, – строго ответил Триго из ниоткуда, – а вот терпение…

– Ладно, – примирительно отозвался Леки. – не будем испытывать ее терпение…

– Хорошо бы. – Триго вздохнул. – Мы и так его уже истощили.

Холодок пробежал по спине Леки, но не от слов, а от голоса ниори. Нет, так нельзя, его обреченность вязала Леки по рукам и ногам, не давая вздохнуть.

– Ничего, выберемся. – Нарочитая бодрость глухо прозвучала среди темноты, фальшиво, и он пристыженно притих.

– Может быть, – отозвался ниори. – Может быть.

Леки только позавидовал его ровному голосу, как будто Триго все равно, что с ним будет, что случится.

– Ты боишься? – неожиданно спросил ниори.

– Нет, – отрезал Леки.

Некоторое время мрак молчал, потом снова подал голос, ровный, как и прежде.

– А я боюсь. Что бы там ни говорили… а я не готов.

Леки сполз по стене и уткнулся щекой в солому. Бессильные слезы злости окропили ресницы, злости на все и всех. На Дэйи, по глупости лезущего в ловушку; на проклятого мага, надоевшего до смерти; на безумного Истарму и непонятную тварь, припершуюся откуда не звали; на безмозглого кандара и его дружков-охотников, чтоб их разорвало; на луини, бросивших их на произвол судьбы в самый потребный час; и даже на Триго, ввергавшего его теперь в уныние, вместо того чтобы вместе, вдвоем, стремиться к свободе и строить планы спасения. Разговаривать больше с ним было не о чем.

Так, в молчании, они и провалялись в погребе долгий и томительный день, если верить кандару. Еду приносили лишь раз, да и то не ту, что вчера, – жалкие объедки. Стражники зато наведывались не однажды, с шумом, ругней, лязгом железа и режущим отвыкшие глаза пламенем факелов, проверяя, не исчезло ли случаем колдовское семя из погреба. Леки лишь недовольно щурился на свет. Совсем другое заботило его. Нет, даже не будущее избавление, теперь он уверился, что оно еще придет. Но как? Как распознать удобный случай? И он все пытался увидеть его, чтобы потом уж никак не упустить, если выпадет.

Но привычные видения не шли. Даже здесь, в темноте и полном покое, нарушаемом лишь изредка ретивыми вояками, он не мог нырнуть в свой новый, ставший уже привычным, мир. То ли прочно поселившаяся боль в затылке все еще была тому виной, то ли тревога за себя и за Триго, то ли боязнь встречи с Истармой, нет-нет да охватывавшая Леки при одной лишь мысли об этом, но виденья не шли. Он засыпал и видел сны, самые обычные, от которых давно отвык. Дар молчал, и это было страшнее всего. Неужто простой, хоть и мощный, удар по голове лишил его виденья? Леки обливался потом и сразу покрывался мурашками от озноба. Как же он без него теперь? В огромном мире, точно слепой? Не видеть больше ничего, ни луини, ни знаков, ни прошлого, ни будущего, и самое страшное, своего пути…

Когда факелы вновь прорезали мрак, Леки даже рад был их появлению, он не мог уже ни спать, ни лежать, ни думать, ни даже разговаривать с собой. Отчаяние стояло так близко, что он приветствовал свет, что раздражал его еще недавно.

На этот раз со стражниками опять ввалился кандар, а еще небольшой человек в помятом, но недешевом плаще, раздутый от собственного самодовольства, как самый пузатый из всех кувшинов, что когда-либо удавалось вылепить Дару в своей мастерской. Выпуклые глаза непонятно поблескивали в неверном свете пламени то ли от интереса, то ли от возбуждения. Кандар так и стелился перед ним, всячески выказывая преданность Истарме. Еще люк не успел распахнуться до конца, а Леки уже дважды услыхал сверху почтительное «Главный тиган», «Главному тигану», произведенное на свет громогласным верзилой.

– Вот они, эти… – начал было старший кандар, спустившись в погреб, но пришлый человек вскинул руку, призывая стражника к молчанию, и тот повиновался.

Посланник Истармы дал знак, чтобы пленников поставили в рост, и кандар столь же безмолвно отдал приказ своим людям. Обоих узников вздернули на ноги, но они слишком затекли и не слушались. Пришлось подпереть каждого с двух сторон солдатами. Долго, очень долго, человек Истармы разглядывал пойманных, временами бормоча себе что-то под нос, словно перебирая их описания в памяти, переводя взгляд с одного на другого.

– Тебя зовут Леки? – наконец соизволил уронить он.

– Да! – с вызовом бросил тот.

– Точно так! – подтвердил кандар. – Он и сам уже признался. Я докладывал тэбу…

Посланец снова резко вздернул руку вверх, и кандар замолк.

– А ты, – перевел непонятный взгляд на ниори, – должно быть, Триго, сын Нока Барайма, бывшего придворного лекаря, презренно умышлявшего против Короны. – Он утверждал, а не спрашивал.

Триго хранил молчание. Нарочно приезжий сделал ошибку или нет, осталось тайной.

– Отвечай! – рыкнул кандар.

Ниори безмолвствовал.

– Не стоит тратить силы, – вмешался незнакомец, – ваши люди и так на славу постарались. Главный тиган отметит твое усердие, я уверен. А тэб Симай запомнит твое имя.

Кандар четким кивком склонил и без того полусклоненную голову. Невысокому незнакомцу не приходилось наклоняться, как рослым стражникам, поэтому он единственный чувствовал себя свободно.

– Это точно они, – уже жестче и суше уронил посланец. – И я не зря спешил из Меи. А ведь не очень верил. Такая удача! Тотчас же пошлю к тигану почтового лайва с радостной вестью.

– Долгих ему лет, – склонился кандар.

– Долгих лет, – кивнул незнакомец. – Приготовьте повозку, мы тронемся, как только все будет готово.

Пробуравил пленников взглядом напоследок и полез наверх. Вновь все стихло и погрузилось во тьму, уже ненадолго.

– Скоро за нами придут, – сказал Леки.

– Скоро, – покладисто согласился Триго, – но ведь не это тебя так грызет. Я всю ночь спать не мог от твоего беспокойства.

– Ничего, мы выдержим, – бросил Леки в ответ.

Третий день клонился к закату, когда они выехали из лесу. Не сразу, конечно, удалось оставить позади лесной полог. Сначала бесконечные тарграбы, не дающие другим деревцам приюта под своими кронами, сменились веселенькими рощами стройных лики, не радовавших Леки ни капли. Потом потянулся подлесок, куда более густой, чем сам лес, который они только что покинули. Дорога упрямо вела на запад, из-под прикрытия леса, ставшего в последнее время привычным и родным. Настоящее отчаяние поднялось внутри, когда Леки увидал, что кромка леса осталась позади. Позади остались спасительные заросли, луини, наверняка готовые помочь, все то, на что он возлагал свои надежды. Попробуй-ка уйти от стражи на равнине! Пешим!