Заметки о Ленине. Сборник - Коллектив авторов

Ошибка тов. Плетнева особенно очевидна в свете практических задач, стоявших и стоящих перед нами. Всячески отстаивая политехническое образование на низших звеньях системы народного образования, мы должны вести решительный курс на специализацию высших звеньев. Теория «социального инженера» идет полностью в разрез с нашими конкретными задачами.

Партией взят курс на электрификацию страны. «Ну, а много ли нашлось у нас людей, способных преподавать электрификацию, хотя бы по плану известной книги И. И. Степанова» — писал тов. Плетнев. Ленин подчеркивает и восклицает: «Вот именно! Это против В. Плетнева». Последний пишет теперь: «В тот момент это было более против В. Плетнева, чем сейчас. Сейчас дело обстоит несколько лучше. Но, ведь, мы не мыслим себе выполнения огромнейших задач… в 1922 г. Это задачи длинного этапа, долгой, многолетней работы. И сейчас понимание электрификации, ее величайшей революционизирующей роли значительно выше, чем в 1922 г.» (стр. 73).

Легко понять, что тов. Плетнев отвечает Ленину не по тому вопросу, по которому от него ожидается ответ. Дело здесь вовсе не в большем или меньшем понимании роли электрификации. Ленин своим вопросом пытается тов. Плетнева с пролеткультовских теорий бросить в такое свидетельство нашей массовой безграмотности и некультурности, как недостаток преподавателей книги тов. Степанова. Тов. Плетнев философствует о необходимости «самому» и «одному» пролетарию перестраивать науку. Да здравствует социальная инженерия! А Ленин изучает данные всероссийской переписи о безграмотности населения советской страны, а Ленин думает о пропаганде элементарной «внеклассовой» культурности: чистить зубы, чаще мыться, не ругаться, а Ленин мечтает о том, чтобы столь популярные в нашем комсомоле «математические» выражения заменились изучением четырех правил арифметики. Тов. Плетнев предпочитает беседы о роли электрификации…

De hustibus non disputandum — о вкусах не спорят.

Цитируя Маркса, тов. Плетнев писал: «Этими словами Маркса оправдывается постановка вопросов о науке именно сейчас…» В. И. возражает: «нисколько (нет конкретности)». Ясно? А вот что сердито пишет тов. Плетнев: «Словами Маркса, по мнению тов. Ленина, не оправдывалась постановка вопросов о науке в 1922 г. Но мы смеем думать сейчас, что постановка вопроса о ходе развития науки современна и своевременна, тем более сейчас (курсив мой. Л. А.) на 10-м году революции. Нужна лишь большая конкретность постановки этого вопроса… Вопрос ставится самой жизнью и обойти и замалчивать его нельзя, да и не следует». Тов. Плетнев поучает весьма сурово. Ленин оказывается в положении человека, который «нападал» на тов. Плетнева потому, что Плетневым вопрос ставился преждевременно. Плетнев, будто, верные вполне вещи говорил, да «по мнению тов. Ленина», немного рано. Неверно и это. Смеем думать, что В. И. и тогда достаточно думал по вопросам науки. Теперь опубликовано вполне исчерпывающее количество материалов, свидетельствующих о том внимании, с каким Ленин следил за работой наших ученых, как много заботливости было проявлено им в деле улучшения положения научных деятелей, как подталкивал он всех наших экономических работников к использованию в работе их органов и учреждений последних научных достижений. И разве не Ленин первый развернуто поставил вопрос о научной организации труда? И именно поэтому Ленин обрушивался на поистине рассуждения для рассуждений о науке. Ленин бесспорно предпочитал «науку для науки». Ленин писал, что гораздо приятнее революцию проделывать, чем писать о ней. Ленин, не сомневаемся мы, считал, что гораздо нужнее работать с научными деятелями, учиться у них, ставить им новые вопросы и задачи, чем разговаривать о науке. И если бы подлинно о науке, а то о «социальной инженерии», о науке «от станка», о «схемах индивидуалистических переживаний», уступающих место «движениям масс», о способностях «обобщающе, монистически мыслить», вызвавших у Ильича тоже непонятую тов. Плетневым приписку «уф!».

Наша статья чрезвычайно разраслась. Поэтому мы не будем писать сейчас о том, как понимается нами ряд других пометок Ленина. Мы разобрали только те из них, которые разбирались тов. Плетневым теперь, в 1926 г. Можно подвести некоторые итоги.

Надо учиться у Ленина — писал я в начале статьи. Учиться надо прежде и больше всего именно на таких материалах, как разбиравшийся нами документ. Можно ли отнести тов. Плетнева к числу тех, кто хочет идти по ленинскому пути?

В своей последней брошюре тов. Плетнев различает три точки зрения на культуру: 1) точку зрения тов. Троцкого, 2) А. Богданова и 3) Пролеткульта (сиречь тов. Плетнева). Т. т. Луначарский, Бухарин, мы «напостовцы» — оказывается не имеют точек зрения на культуру: Троцкий и Богданов, по мнению тов. Плетнева (и это правильно, с нашей точки зрения), занимают неправильную позицию в вопросах культуры. Мы не совсем согласны с тов. Плетневым в его критике Богданова, и особенно тов. Троцкого[77], но, думается нам, тов. Плетнев имел право «оборачивать» против них те или иные цитаты из сочинений Ленина. Получается, что тов. Плетнев… представляет ленинскую линию в вопросах культуры! Ведь иной точки зрения кроме этих трех, тов. Плетневым не обнаружено. Однако мы в нашей статье показывали, как обстоит дело у тов. Плетнева с Лениным. И ведь нужно же, поистине, иметь совершенно не «имеющую прецедентов храбрость», чтобы написать после этого следующие строки о пометках Ильича: «Мы же истолковывать их в свою пользу считаем недопустимой спекуляцией именем великого учителя. До такой беззастенчивости мы не дошли и не дойдем».

Тов. Плетнев «благородно» не хочет перетолковывать пометок Ильича, представляющих собою возражения Плетневу, в свою, Плетневскую, пользу. Тов. Плетнев не настолько беззастенчив, чтобы «истолковывать их в свою пользу». Какой он благородный, какой застенчивый, какой «неспекулятивный» тов. Плетнев! И все эти качества обнаружил тов. В. Ф. Плетнев у тов. В. Ф. Плетнева потому, что В. Ф. Плетнев отказался «перетолковывать в свою пользу» резкие замечания Ленина (напр. вздор, вот каша-то), Ильичевские возражения и протесты против статьи тов. В. Ф. Плетнева.

Благородство тов. Плетнева находит свою меру в том, что, крича о благородстве и уважении к памяти Ильича, тов. Плетнев, выдавая свою позицию за ленинскую, продолжает оставаться на позициях, осужденных Лениным. Такой, очевидно, представляется тов. Плетневу застенчивость с точки зрения пролеткультовской пролетморали. Но хуже всего то, что тов. Плетнев заранее набрасывается на всякие попытки понять Ленина. Мы ни в коей мере не настаиваем на том, что мы правильно поняли Ильича и верно истолковали его. Но мы хотим его понимать, мы считаем для себя обязательным вновь и вновь пересматривать наши взгляды, поскольку это будет вызываться углублением в проработку учения ленинизма о культуре. Тов. Плетневу кажется спекуляцией попытка связать наши теперешние позиции с взглядами Ленина. Это понятно, ибо попытка связать Ленина с Плетневым поистине «спекулятивна». Но нам это представляется обязательным. И нам кажутся глубоко тревожными и показательными разговоры о «перетолковывании» по отношению к т. т., которые хотят следовать в вопросах культуры за Владимиром Ильичем. Нам попадаются уже т. т., которые говорят: «диллетантская работа у Ленина об империализме, — ведь у Гобсона он это все взял». Мы видели уже «выучившихся» до того, что они говорят: ученическая работа «Материализм и эмпириокритицизм». Пошлое мещанство поднимает голову не только под знаменем безудержного, подчас воинствующего, эклектизма, оно не только рядится в ультра-левые теоретические и политические покрывала, оно поговаривает и о «талмуде» от Ленина, об «евангелизации» его собрания сочинений. Оно говорит это прямо по углам, оно шушукается об этом в закоулочках, оно намекает на это на собраниях, и оно же об’ективно кроется за иронизированием по адресу тех, кто хочет защищать «каждую запятую большевизма»[78] и согласовывать свою линию с высказываниями Ильича. И нас не напугать любой демагогией, на которую так щедры наши противники.