Государи московские. Книги 1-5 - Дмитрий Михайлович Балашов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А о том ты не подумал, что достойные власти могут быть не только князья? И почему, однако, все решили, что только князья? Что и среди прочих – бояр, ратников, даже смердов – достойных можно отыскать сколько угодно! Но ежели начать выбирать каждого достойного, да еще с помощью татар, то и все останние друг друга перережут! Ты о себе подумал, а о каждом, кто может сказать: «я тоже достоин!», подумал ли?
И как и чем привлечешь ты к себе народ? Будешь наводить татар или льстить черни, крича о свободе? Вот сейчас нужно усмирять Новгород. Опять кровь! Добром они не уступят. Кто виноват? Я или ты, наобещавший того, что не можешь дать или что даешь за чужой счет, отобрав у кого-то! А подумал, что без новгородского серебра великому княжению не стоять? Новгород – это ворота Руси!
Я мыслил опереться о море, о торговлю; быть может, мыслил неверно. Но твоя Орда… Эти овцы, стада коней… Да, они храбры, да, быть может, и примут когда-нибудь нашу веру. Но с ними Русь отступит назад. Когда-то – чти летопись – и наши князья ели конину, не мылись, ночевали в поле да пили из вражеских черепов. Но уже триста лет, как над нашей землею воссиял свет Христа. И вот: терема и храмы, и не в поту и в пыли, а в цареградской парче, на столе золотом восславлен русский князь!
– И восславились. И погубили Русь! – глухо, не подымая головы, отмолвил Андрей. – Что эти смерти! Объединение нужно паче всего. Ты сам так сказал! И будешь проливать кровь в Новгородской земле!
– Да. И все-таки ты не прав. Духу надлежит ныне подняться на Руси. Не в силе, не в наших княжеских трудах, а в духе, в духовном судьба страны. Без духовного возрождения Русь спасена не будет. Борьба нас, князей, за власть лишь усиливает недуг и усугубляет язвы земли. Не ты и я, не Восток и Запад, не Орда и Новгород, а – будет ли свет веры Христовой на Руси, воссияет ли вновь? Вот то, что нас спасет или погубит!
– Тогда углицкий князь Роман лучше нас с тобой, и меня и тебя!
– Может быть, и так, Андрей. Мы темные с тобой. И ты, и я. Нам еще, может, и не узреть земли обетованной… И еще вспомни покойного митрополита Кирилла! И еще Серапиона вспомни! И еще вспомни «Слово о законе и благодати» митрополита Иллариона, первого законоучителя русского. И вспомни святых князей, Бориса и Глеба.
– Да! И как вынимали очи Васильку Теребовльскому, и как резались дети Ярослава! Я тоже читал Нестора!
– Но над нами двое святых, единая мысль, единая доблесть коих – не поднять руки на брата своего! И найди, где еще, в каких землях, у каких народов и государей есть такие святые?! Святые братья-князья, не возжелавшие розни братоубийственной до того, что сами предпочли смерть! И будем в крови, и в смраде, и во всяческой скверне, но сияет паче звезд, паче светлых лучей над нами их двуединое горнее торжество! Я ведь чуть не восхотел убить тебя, Андрей! Вот что содеяли советчики твои – их же пригрел ты на груди своей.
– Советчики всегда плохи, когда не удаются их замыслы, и всегда хороши, когда добиваются своего. Тебе тоже кто-то посоветовал пойти к Ногаю!
– Жаль мне тебя, Андрей. Ты не можешь отрешиться от прежних обид… Я часто думал: почему погибла Русь? Юрий Всеволодич не помог Рязани, наш дед не помог Юрию… Всё не то! Почему не сумели помочь?
Они все стали поврозь. Каждый сам по себе. Каждый кричал: я! В них свое затмило общее. Ну, были и герои! Евпатий Коловрат, Василько Ростовский… А нужно, чтобы соборно, весь народ!
– У меня сын растет, Иван. Не бойся, он не соперник тебе, в нем нет… – Дмитрий, не договорив, сжал и разжал кулак. – Он откопал рукописание одно, от тех времен. Написано велелепно и яро. Ко князю владимирскому послание заточника некоего. Был сослан сюда, в Переяславль… Сослан! Переяславль казался уже заточением от двора, от пышности, от пиров, от владимирского многолюдства градского. И вот и лепота, и ум остр, и красно украшенная речь, а надо всем: «Дай! Дай! Дай!» Дай, княже, серебра, дай место при себе, при дворе, дай милостей, дай сокровищ… И вот – разнесли, разорвали, выжрали, не оставя ничего на трудный год. Похоть власти, жизнь чрева. Давай! Давай! Жирно едя и пия, в красных сапогах ходючи… И все совокуплено, и сила большая, и жирен пирог – до часу. А час пришел – где пирог? И уже тут будут у кого угодно и как угодно просить: дай! Зосима этот, мних, что в Ярославле первый принял веру Мехметову и начал ругатися иконам, чего и татары не делали! Иные многие… И Федор твой, Черный, Ярославский, с племени.
– Он такой же мой, как и твой!
– Ну наш… Он в Орде? Не женился еще на Менгу-Темеря дочке при живой жене?!
– Женится?!
– Так-то, Андрей! Вот куда приводит корысть. Татарам мочно по семи жен держать, а мы – христиане. Виждь, Иеремия пророк глаголет: «Пойдите и разведайте в землях иных: было ли там что-нибудь подобное сему? Переменил ли какой народ богов своих; хотя они и не боги? А мой народ променял славу свою на то, что ему не помогает! Подивитесь сему, небеса, и содрогнитесь, и ужаснитесь! Ибо два зла сделал народ мой: меня, источник воды живой, оставили и высекли себе водоемы разбитые, которые
