Арена - Никки Каллен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Привет, — произнесла она спокойно, хотя сердце ее толкалось, напоминало о себе, как ребенок.
— Привет, — отозвался он; даже не улыбнулся; теперь она увидела, что он очень устал, синяки под глазами; голос с хрипотцой, будто он курил и разговаривал всю ночь; хотя с Оливером невозможно разговаривать всю ночь — Оливер любил читать и терпеть не мог отвлекаться на ерунду, вроде: разговоры, попить чая, игры настольные, смотрение в окно на пробегающие мимо пейзажи…
— Ну, мы, наверное, с Оливером пойдем, а тебя ждет папа…
— Дедушка, сегодня меня встречает дедушка, — он по-прежнему был холоден; «да что я такого сделала? всего лишь надела платье цвета луны…»
— Ну, пока.
— Пока.
Ох, черт. У него же девушка. Он разлюбил меня. Ангел улыбнулась, повернулась, взяла Оливера за руку; поразительно, но у него не было никакой сумки с собой, даже пакета; он вообще непонятно как существовал с вещами, ходил, в чем придется; сейчас о нем явно заботился Кристофер: практически чистая футболка, лазурная, со знаком Супермена, темно-синий, почти фиалковый, вельветовый пиджак, фантастически красивый, идеально сидящий на Оливере — плечи, талия; «я в нем играл Раскольникова», — ответил он; такие же, как у Кристофера, темно-синие облегающие джинсы и кеды — в одном магазине покупали, наверное: «дайте мне все одинаковое, только сорокового и сорок четвертого размеров»; на пальце серебряное кольцо с маленьким синим камнем: «антикварное, ему две тысячи лет, наверное, мы купили в Риме, в какой-то маленькой лавочке; смотрели натуру для съемок следующего фильма» «про что?» «про парня, который живет в обычном мире и ведет дневник, будто он родом из Атлантиды; он не понимает, откуда это: точно в нем живет кто-то другой, рассказывает ему эти истории — самые обычные: про магазины, еду, девушек, храмы…» «очень красиво» «да… там еще будет золотой сад… не понимаю, где Кристофер денег возьмет» «а он снимет дешевый и хороший фильм, как обычно, и посрамит весь Голливуд». Оливер обнял ее за плечи, и они пошли через весь город — как любила Ангел.
— Ты еще летаешь?
— А ты еще читаешь и танцуешь?
Он засмеялся.
— А что еще?
— На собор кто-то нападает.
— Орган Руни не нравится?
— Не знаю. Но собор поджигали, потом обвалились камни внутри, так просто рухнули колонны; разбили алтарь и витраж…
— Ангел, ты параноик. Ты слишком любишь детективы.
— Да я ни фига не люблю детективы! Эх… Ни ты, ни Милана — вы оба мне не верите…
— А что, Милана приезжала? Круто… жалко, я с ней не увиделся. Она, как всегда, сумасшедшая: хохочет, ест спагетти, курит и носит красное и декольте?
— И загорает топлес. Все наши парни не знали, куда глаза девать.
— Она чудо.
— А я?
Оливер поцеловал ее в макушку.
— А чего Кристофер такой мрачный? Съел что-то не то? Булочку с корицей вместо булочки с тмином?
— Ну, ты же встречалась с Робом Мирандола все лето.
— Замечательно! Уже кто-то донес. Не встречалась… Ах, надо было уехать с ним в Петербург и стать, наконец, счастливой. Но у него чудесная девушка. И разве не ты мне писал, что Кристофер с кем-то живет? С актрисой по имени Таня…
Оливер зевнул.
— Ох. Ангел… У тебя такой голос пронзительный. Пойду я спать. Хотя у Капельки родился сын два месяца назад, я там хрен посплю… Ор, гам… детское питание, машинка стирает пеленки в бесперебойном режиме.
— Можешь пойти ко мне. Ты же знаешь, бабушка, мама и Дениза всегда тебе рады. А Катрин уже большая, ей не нужны пеленки и детское питание, она весь день смотрит в наушниках «Русалочку» и «Белоснежку».
— Чудо-ребенок. Ну, если ты, правда, не против… Я так соскучился по розовому цвету…
Оливер весь день спал на розовом диване в гостиной, под розовым пледом, Ангел ушла на смену в «Звездную пыль», потом вернулась — переодеться к занятиям; он все еще спал — приоткрыв рот; бледная, перламутровая рука с длинными узкими пальцами свисает живописно до пола; бабушка сидела рядом, на розовом пуфе, и смотрела на него; на столике стоял поднос со стаканом молока и шоколадным печеньем; «бабушка, ты чего?», но бабушка прижала палец к губам: «он похорошел, правда?» Ангел улыбнулась: бабушка все пыталась открыть внучке глаза на красоту Оливера; «он самый красивый парень на земле, бабушка, как его еще земля носит»… В итоге оказалось, что в комнате Оливера устроили детскую для сына Капельки, Света, и теперь там маленькая кроватка и куча игрушек, а все книги Оливера унесли на чердак; и бабушка пригласила Оливера пожить у них; после душа Оливер зашел в гостиную; Катрин смотрела «Спящую красавицу», а все остальные читали, — и он был тронут: «ты же знаешь, в городе про вас много сплетен ходит, пять женщин в розовом доме; всем кажется, вы должны страдать по мужикам и уставать друг от друга, и мучиться прочими фрейдистскими комплексами; а вы читаете, готовите, разговариваете; у вас можно прожить вечность, даже не выходя посмотреть на погоду…» «потому что розовый цвет успокаивает; как тебе твоя кровать сердечком?» «ноги чуть-чуть висят; а так — просто супер, можно спать вдоль и поперек; и балдахин умиротворяет: опустил занавески — и будто в домике; а лампу у меня узурпировала Катрин» «это нечестно; распиши с ней график пользования лампой» «а еще — какие девочке можно рассказывать сказки? она просит, а я знаю только со словами «расчлененный» и «выпотрошенный»; такие можно?» «там есть принцессы?» «ну, в общем… попадаются» «тогда те, где хотя бы принцесс не потрошат, а всех остальных — тех можно; знаешь такие?..»
А Кристофера она так и не видела со времени приезда — он не писал, не звонил, не ждал в «Звездной пыли»; будто заболел; Ангел пыталась представить его комнату — по фотографии в журнале: узкая деревянная кровать, кресло-качалка и это стекло в полу, свет камина снизу; библиотека и рояль; три мужчины; «вам с семьей Кристофера надо подружиться, — сказал однажды Оливер, — там одни парни, у вас одни девчонки»; Ангел открывала окно, чтобы он мог курить, не слезая с кровати; она стукнула его по голове книгой — Оливер читал ее книги: историю Барби, нижнего белья, детских игрушек и абсента; Роальда Даля, Джонатана Страуда, Мелиссу Бэнкс, Банану Есимото, Майкла Чабона, Алана Маршалла, Туве Янссон, воспоминания институток и балерин, Тэффи, Джоан Харрис, Артюра Рембо; «я иду к Денизе, в замок, и к маме; хочу отнести им новый пирог бабушкин: с апельсинами, яблоками и с корицей и взбитыми сливками; пойдешь со мной?» «а пирог дадут?» «для нас там еще два; один тебе целиком; бабушка тебя обожает» «я знаю; я ее тоже; а она это знает? а если я женюсь на твоей бабушке, ты будешь против?» «я нет; только она, наверное, не захочет; у нее уже было три мужа» «фигня; я все так романтично обставлю: свечи, утка по-пекински; подарю это кольцо…» «ты не способен на романтику; ты даже одеться самостоятельно не способен; вот футболка, она чистая; и джинсы, и кеды; Оливер, вставай!..»
День был чудесный — из тех, что запоминаются на всю жизнь, — как вещь, которую имел в детстве, потом потерял и вот ищешь во всех магазинах: шкатулка с чудесной мелодией, цепочка из горного хрусталя, книга «Щелкунчик и мышиный король» с дивными иллюстрациями, шар со снегом и домиком; медовый с изюмом — не день, а кекс; розовый сад цвел и благоухал; на лавочках отдыхали люди; Ангел отнесла пирог Денизе — та возилась в оранжерее с горшками, Ангел сунула ей кусок сразу в рот; «я сама не могу, я в перчатках… мм… какой божественный…» — вся в земле; мама вела экскурсию, подмигнула дочери, и Ангел оставила пирог на кухне, написала на салфетке: «мам, это тебе»; пошла искать Оливера — он лежал на траве, на склоне с видом на море, и читал, теперь уже Льюиса Кэрролла, «Дневник путешествия в Россию»; она легла рядом и смотрела, как двигается небо; и кто-то еще сел рядом; Кристофер.
— Ангел…
Она перевела взгляд на него — сначала не увидела ничего, потому что небо слишком яркое, поморгала, чтобы восстановить зрение; он был по-прежнему ослепителен: хрупкий, белый, юный, в футболке с короткими рукавами и капюшоном — цвета слоновой кости, в коричневых легких велюровых штанах, разношенных, с протершимися коленками, в коричневых кедах; он был похож на персиковый цвет; «привет», — сказала она.
— Привет, Оливер…
— Мм, — Оливер уже задремал, — какая скучная книжка… я думал, раз Кэрролл, будет смешно… привет, Кристофер… Ангел думала, что ты заболел.
Ангел пребольно ущипнула его за руку, Оливер показал ей язык.
— Да, простыл немного. Сидел дома и рисовал комиксы; и ел малиновое варенье. Ангел… скажи… Что за херня? Ты с Робом Мирандола?
Ангел застонала и села, схватилась за голову.
— А тебе-то кто сказал?
— Клеа.
— Надо будет в ее любимый кофе мокко с клубникой плюнуть. Она что, тебе про меня письма пишет?
— Да. Еще толпы народу.
— Ты сумасшедший, Кристофер.