Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I - Френч Джон

Он видел облегчение и знал о его причине.

— Вы двое, — произнес Альбард, взмахнув рукой в направлении сакристанцев. — На колени.

Укоренившаяся привычка к повиновению заставила тех немедленно подчиниться, и Альбард кивнул двоим солдатам, стоявшим позади. В миг перед тем, как заговорить, он увидел их не смертными, а громадными рыцарями дома Девайн. Они были закованы в алое, несли на сегментированных панцирях славные знамена, и он увидел в стеклянной кабине собственное отражение.

Не получеловек, которым он являлся, а сильный, могущественный воитель.

Бог среди людей, победитель зверей.

Альбард указал на коленопреклоненных сакристанцев.

— Убейте их, — распорядился он.

Сакристанцы умоляюще вскинули руки, но два лазерных заряда пробили им черепа еще до того, как они успели что-либо сказать. Обезглавленные тела завалились на пол из каменных плит рядом с Себеллой.

Альбард поманил обоих солдат — или это были героические рыцари? — к себе. Казалось, что их шаги определенно слишком тяжеловесны для смертных.

— Снимите с этой ведьмы ее экзоскелет, — произнес Альбард. — Мне он понадобится.

15

ПЕЩЕРА ГИПНОСА

БЕЛАЯ НАГА

ОГНЕННЫЙ АНГЕЛ

Воителю нашли новый «Лендрейдер». Он был оснащен световым щитом, многослойными пластинами из сцементированного керамита с абляционными ионными расщепителями, генераторами помех и пусковыми установками осколочных снарядов. Механикумы вновь заявили, что машина защищена от всего, кроме орудий боевого титана.

Хорус позволил Эзекилю убить шестнадцать из них, чтобы напомнить о прошлом разе, когда они хвалились подобным.

«Лендрейдер» работал на холостом ходу, стоя у подножия горной цепи, известной как плоскогорье Унсар. Его окружали тысячи бронемашин, сцепленных круговыми лагерями, чтобы образовать миниатюрные крепости. Даже сам Владыка Железа одобрил бы оборону, организованную вокруг Воителя.

Назад к побережью тянулась сплошная цепь машин снабжения: танкеров, транспортов с боеприпасами и погрузчиков Механикума. Вдоль линии снабжения, словно бдительные пастухи, рыскали «Псы войны», а над Воителем стояли на страже два «Полководца» в цветах Легио Вулканум.

Хорус поднимался на холмы, плотно окруженный Морнивалем. За ними взбирались терминаторы-юстаэринцы, которые больше напоминали не знающие покоя машины, нежели живых существ, закованных в броню.

Луперки Гера Гераддона также были где-то здесь, невидимые во мраке. Хорус чувствовал их присутствие, как будто что-то скребло по нёбу. Нельзя увидеть, но невозможно игнорировать.

Над головой кружилось небо цвета взбаламученного донного осадка, над разрушенными орбитальными батареями и ракетными шахтами на вершинах гор клубился дым. Ночь разорвала молния: всполох на все небо, высветивший очертания неровных зубцов скалы. Ливень падал сплошной стеной. С утесов лилась сотня новых водопадов. Хорус встречал более крупные пики, чем эти, однако с такого ракурса они выглядели самыми высокими, какие ему доводилось видеть. Казалось, они могут зацепить проходящую луну.

Наверху, в насыщенных статикой облаках, летали «Огненные хищники» и «Громовые ястребы». Шум их двигателей был далеким гулом на фоне грома, звучавшего, словно артиллерия. Энергетические разряды в ходе сражения на низкой орбите ударили по атмосфере планеты. По всему Молеху каскадом расходились жестокие бури. Хорус знал, что штормы будут только усиливаться, пока последний из них не кончится финальной апокалиптической катастрофой.

— Безумие так останавливаться, — произнес Абаддон, доспех которого покрывали полосы дождевой воды и лунного света. — Мы слишком открыты. Сперва десантные корабли на Двелле, потом те рыцари. Выглядит практически так, будто вы стараетесь нарваться на неприятности. Это наша работа — брать на себя подобные риски.

— Эзекиль, ты знаешь меня достаточно давно, чтобы понять, что я слеплен из другого теста, — отозвался Хорус. — Я воин. Я не могу постоянно оставаться в стороне и позволять другим лить за меня кровь.

— Вы слишком ценны, — настаивал Абаддон.

— Мы уже ходили по этой дороге, сын мой, — сказал Хорус, дав всем четверым понять, что это его окончательное слово по данному вопросу.

Абаддон уступил, но Хорус, словно охотничья гончая, почуявшая кровь, понял, что тот скоро вернется к этому спору.

— Ладно, но с каждой секундой нашей задержки эти ублюдки могут окопаться еще глубже, — произнес Абаддон.

— Ты до сих пор думаешь, что этот мир важен? — поинтересовался Ноктуа, запыхавшийся, будто смертный. Хорус остановился и вслушался в биение сердца Граэля сквозь шум дождя. Его вторичное сердце до сих пор отставало от темпа основного, и кровообращение, вероятно, никогда не стало бы настолько эффективным, как того требовал сконструированный организм.

— Что ты имеешь в виду под «важен»? — спросил Абаддон.

— Я имею в виду — как военная цель, как нечто, что можно захватить в бою, а затем удержать и укрепить?

— Разумеется, — произнес Абаддон. — Молех — это мир-плацдарм. Контролируя его, мы контролируем Эллиптический Путь, легкий подход к варп-маршрутам сегментума Солар и крепостные миры Внешних Систем. Это головной мир для штурма Терры.

— Ты неправ, Эзекиль, — сказал Аксиманд. — Это вторжение никогда не было связано с чем-либо столь прозаичным, как территория. Как только мы выиграем сражение, то покинем Молех. Не так ли, мой повелитель?

— Да, Маленький Хорус, — ответил Воитель. — Скорее всего, так мы и поступим. Если я прав насчет того, что Император обнаружил на Молехе, то станет неважно, какие миры мы удерживаем. Важно будет лишь то, что произойдет, когда я встречусь с отцом. Вот что всегда было в основе.

— Так зачем мы сражаемся, если нам плевать на Молех? — спросил Кибре. — Зачем вообще вести наземную войну?

— Так как то, что мы заберем, будет стоить больше ста подобных скал, — произнес Хорус. — Тебе придется поверить мне на этот счет. Фальк, ты мне веришь?

— Конечно, сэр.

— Хорошо, тогда довольно вопросов, — сказал Хорус. — Скоро мы должны добраться до пещеры.

— Какой пещеры? — поинтересовался Аксиманд.

— Пещеры, где Император заставил нас забыть Молех.

Судя по прочной рабочей форме женщины, она была портовым рабочим, возможно, такелажником. Сложно сказать наверняка из-за того количества крови, которым она была покрыта. Грудь вздымалась и опадала сбивчивыми рывками, каждый вздох давался, словно победа. Ее принес на «Гален» Ноамы Кальвер плачущий мужчина с двумя детьми. Он умолял Ноаму спасти ее, и они собирались чертовски хорошо постараться.

— Что с ней случилось? — спросила Ноама, срезая с женщины окровавленную одежду.

Сперва мужчина не ответил. Его тело содрогалось от всхлипываний, слезы текли по открытому, честному лицу. Двум девочкам лучше удавалось держаться.

— Я смогу сделать для нее больше, если буду знать, что произошло, — сказала Ноама. — Скажи, как тебя зовут, ты ведь можешь это сделать, верно?

Человек кивнул и вытер перемазанное соплями и слезами лицо рукавом, будто ребенок.

— Джеф, — произнес он. — Джеф Парсонс.

— И откуда ты, Джеф? — спросила Ноама.

Женщина застонала, когда Кьелл начал очищать ее кожу и прикреплять пластины считывания биологических показателей. Она попыталась оттолкнуть его, сильно для столь тяжело раненого человека.

— Спокойно, — сказал Кьелл, прижимая ее руку назад.

— Джеф? — снова спросила Ноама. — Смотри на меня.

Тот глядел на растерзанную плоть тела своей жены и видел, как кровь капает с каталки. Женщина потянулась вверх и взяла его за руку, оставив на запястье красные следы. Ноама видела, что она сильна. Сильно ранена, но все еще способна успокоить окружающих.

Джеф сделал глубокий вдох.

— Ее зовут Аливия, но она ненавидит это имя. Считает, что оно звучит слишком формально. Мы все зовем ее Лив, и мы прибыли из Ларсы.

Сыны Хоруса высадились в Ларсе большими силами, уничтожив размещенный там контингент Армии за одну ночь жестокого боя. Портовые сооружения теперь находились в руках врага, что могло означать лишь плохое.

— Но ты вытащил ее и ваших детей, — произнесла Ноама. — Это хорошо. Ты справился лучше, чем большинство.

— Нет, — сказал Джеф. — Это все Лив. Она сильная.

Ноама уже успела придти к такому же выводу. У Аливии была поджарая, волчья наружность солдата, но она была не из Армии. На ее правой руке виднелась выцветшая татуировка: вписанный в круг треугольник с глазом посередине. Написанные по периметру окружности слова покрывала кровь, но Ноама в любом случае не узнавала языка, к которому они относились.