Лабиринт - Кейт Мосс

— Мы от всей души благодарим тебя, Гильом. Кто еще?

Шестеро шевалье присоединились к Гильому. Ориана проскользнула между ними и склонилась перед виконтом.

— Мессире, с твоего позволения…

Конгост не видел своей жены в толпе. Теперь он побагровел и суматошно замахал на нее руками, словно отгонял с грядки ворону.

— Удались, госпожа! — неуверенно и пронзительно приказал он. — Тебе здесь не место.

Ориана даже не оглянулась на него.

Тренкавель поднял руку, подзывая ее к себе.

— Что ты желаешь сказать, госпожа?

— Простите меня, мессире, достойные шевалье, друзья… супруг. С вашего позволения и благословения Господня, я хотела бы предложить свои услуги. Я лишилась отца, а теперь, как видно, и сестры. Трудно перенести такое горе. Однако, если дозволит мой супруг, я хотела бы этим способом выказать мою любовь к тебе, мессире. Я знаю, что мой отец желал бы этого.

Конгост готов был провалиться сквозь землю. Гильом не поднимал глаз. Виконт Тренкавель не скрыл удивления.

— Со всем почтением, госпожа, это не место для женщины.

— Тогда позволь мне стать добровольной заложницей, мессире. Мое присутствие послужит доказательством честности твоих намерений и подтверждением, что Каркассона не нарушит условий переговоров.

Поразмыслив, Тренкавель обернулся к Конгосту.

— Она твоя жена. Отпустишь ли ты ее?

— Все, чего я желаю, это служить тебе, — промямлил эскриван.

Тренкавель знаком предложил Ориане подняться.

— Сегодня твой покойный отец, Ориана, гордился бы тобой, — сказал он.

Ориана взглянула на него из-под темных ресниц.

— Я прошу еще позволения взять с собой Франсуа. Он, как и все мы, поражен смертью моего достойного отца и мечтает восполнить его потерю своей службой тебе.

Гильом почувствовал, как рвется из горла горький хохот. Невозможно было вообразить, что кто-то поверит этой фальшивой трагедии, — однако поверили все. Даже на лице ее мужа выразилось восхищение. Гильому стало горько. Только он и Конгост знали настоящую цену Ориане. Прочим мутила зрение ее красота и нежный голос. Как и ему не так давно.

Гильом с отвращением покосился на Франсуа, бесстрастно замершего чуть поодаль от рыцарей.

— Если ты полагаешь, что твое присутствие будет нам полезно, госпожа, — проговорил Тренкавель, — я даю тебе свое позволение.

Ориана присела в низком реверансе.

— Благодарю тебя, мессире.

Тот хлопнул в ладоши:

— Седлайте лошадей!

Пока они проезжали через выжженную полосу земли к шатру графа Неверского, где были назначены переговоры, Ориана держалась бок о бок с Гильомом. Горожане — те, у кого еще остались силы подняться на стену, — молча следили за парламентерами сверху.

Едва они въехали в лагерь, Ориана незаметно уклонилась в сторону и, не слушая грубых окриков солдатни, вслед за Франсуа проскакала через море палаток туда, где развевались на ветру цвета Шартра — зеленый с серебром.

— Сюда, госпожа!

Франсуа указал на шатер, стоявший чуть в стороне от Других. Солдаты, бдительно следившие за их продвижением, склонили пики, перегораживая путь. Один из них кивнул Франсуа как старому знакомому.

— Скажите своему господину, что дама Ориана, дочь покойного кастеляна Каркассоны, здесь и желает встречи с владетелем Эвре.

Ориана страшно рисковала, явившись сюда. Со слов Франсуа она знала о жестокости и вспыльчивости владетеля. Но и ставка была высока.

— По какому делу? — осведомился солдат.

— Моя госпожа скажет об этом только самому владетелю Эвре.

Немного помедлив, часовой скрылся в шатре и почти сразу появился снова, знаком приглашая их войти.

Первый взгляд на Гая д'Эвре нисколько не успокоил Ориану. Войдя в шатер, она увидела обращенную к ней спину. Когда же он обернулся, перед ней осколками кремня сверкнули глаза, горящие на бледном лице. Черные волосы, блестевшие маслом, были, как принято у французов, гладко зачесаны назад. Больше всего он напоминал готового нанести удар коршуна.

— Госпожа, я много слышал о тебе. — Голос звучал сдержанно и ровно, но в нем слышалась сталь. — Однако никак не ожидал удовольствия встретиться с тобой лично. Чем могу быть полезен?

— Я надеялась услышать, чем я могу быть полезна тебе, господин, — отозвалась она.

И не успела опомниться, как Эвре сжал ее запястье.

— Советую не играть со мной словами, госпожа Ориана. Здесь неуместны манеры ваших южных простолюдинов.

Она услышала за спиной испуганный вздох Франсуа.

— Ты принесла мне известия или нет? Говори!

Ориана сдержалась.

— Не слишком приветливо ты меня встречаешь, а ведь я доставила тебе то, чего ты больше всего желал, — проговорила она, встречая его взгляд.

Эвре поднял руку.

— Проще выбить из тебя все, что тебе известно, нежели терпеть, чтобы меня заставляли ждать. Мы оба напрасно тратим время.

Ориана не опустила глаз.

— Так ты узнаешь лишь часть того, что я готова сказать, — стараясь говорить так же твердо, произнесла она. — Ты много сил отдал поискам трилогии лабиринта. Я могла бы отдать тебе желаемое.

Эвре всмотрелся в ее лицо и опустил руку.

— Тебе не откажешь в отваге, госпожа. Посмотрим, что можно сказать о твоем благоразумии.

Он щелкнул пальцами, и слуга тотчас поднес вино на подносе. Ориана не решилась взять чашу, опасаясь выдать, как дрожат у нее руки.

— Благодарю тебя, но сейчас не время, — отказалась она.

— Как пожелаешь. — Он знаком предложил ей сесть. — Так чего ты хочешь, госпожа?

— За то, что я отдам тебе то, что ты ищешь, ты, возвращаясь на север, возьмешь меня с собой. — Взглянув в лицо собеседника, Ориана поняла, что наконец сумела его удивить. — Как свою супругу, — закончила она.

— У тебя есть супруг… — Эвре через ее голову взглянул на Франсуа, и тот послушно кивнул. — Писец Тренкавеля, как мне помнится. Не так ли?

Ориана выдержала его взгляд.

— Сожалею, но мой супруг погиб. Зарезан в стенах крепости, исполняя свой долг.

— Прими мои соболезнования! — Эвре свел вместе концы гонких длинных пальцев, соорудив из ладоней подобие церковного свода. — Однако осада может продлиться не один год. Что заставляет тебя предположить, что я вернусь на север?

— Я полагаю, господин, — заговорила она, тщательно выбирая слова, — что ты находишься тут ради одной цели. Если с моей помощью цель эта будет достигнута, не вижу, что удержит тебя здесь сверх обязательных сорока дней.

Эвре натянуто улыбнулся.

— Ты не доверяешь дипломатическим способностям виконта Тренкавеля?