Ампирный пасьянс - Вальдемар Лысяк

3. Монтхолон так описывает свои подвиги: под Экмюлем он шел в атаку во главе вюртембергцев; в Мадриде отбил Арсенал во главе гвардейских моряков, за что получил титул барона Империи и орден Почетного Легиона; а после Ваграма - титул графа Империи и функции камергера двора. Документы же доказывают, что все это бесстыдная ложь. Монтхолон никогда не отличался на поле битвы, титулы же получал, благодаря интригам.

4. В последующих кампаниях он не принимал участия в связи с подорванным в боях здоровьем. И это тоже является неправдой. Где только было можно, он выдавал себя за раненного, чтобы пережидать военные пертурбации в тылу. Во время польской кампании 1807 года от подобной "раны" Монтхолона со всей страстью лечила в Торуни знаменитая варшавская красотка с не самым достойным поведением, госпожа Цихоцкая.

5. В 1812 году, сделав все возможное, чтобы не принимать участия в российской кампании, после краткого пребывания на должности, Монтхолон был лишен функций полномочного министра при дворе Великого Князя Вюрцбурга, а все по причине скандала, вызванного его браком с Альбиной Еленой де Вассал, дважды разведенной, обожающей интриги (в основном, постельные), в которых, как правило играла одну из главных ролей.

6. В 1813 году наш "герой" получил предписание принять командование 2 дивизией легкой кавалерии в Метце, и он отказался, объясняя свой отказ "ранами, не позволяющими садиться на коня". Предписание было выслано еще два раза - безрезультатно. В результате военное министерство выпустило 7 января 1814 года приказ о поисках симулянта (поскольку тот исчез) и направления его в распоряжение I армейского корпуса. Обнаружили его в Париже (22.01.1814 г.), но он прикрылся врачебным свидетельством о неспособности к службе. После этого он путался возле гражданской милиции, что дало ему оказию присвоить несколько тысяч франков. Поставленный во главе одного из отрядов Национальной Гвардии с приказом остановить марш неприятеля на Париж, он маневрировал столь искусно, что его подчиненные не увидали ни единого врага.

7. В период отречения императора Монтхолон отправился в Фонтенбло и предложил Наполеону, что проведет его в горы Тараре, где ожидают остатки армии. Император отказался, обнял Монтхолона и сказал: "Останься и храни свою верность мне!" Тот остался и отказался от возможности служить Бурбонам. Трогательно, не правда ли? К сожалению, этого нельзя назвать выдумкой - это уже отвратительная ложь, поскольку на самом деле Монтхолон вымаливал у Людовика XVIII милости столь же настойчиво (письма, прошения, протекция), сколь и беспардонно, и в конце концов выпросил для себя какое-то местечко при дворе.

8. Монтхолон выбежал навстречу возвращавшемуся с Эльбы императору, указал ему расположение роялистских отрядов и был именован адъютантом в чине дивизионного генерала. На самом же деле он появился "из-под земли" под Ватерлоо, одетый в мундир камергера, и "вкрутился" в ближайшее окружение императора.

Наверняка многие читатели подумают в этом месте: да ведь это же верная копия Пёнтковского - подделка жизнеописания, просьбы, протекции, адъютантство под Ватерлоо и т.д. И, возможно, им покажется несправедливым то, что фантазии поляка я посчитал романтичным мифоманством, а фантазии француза назвал бесстыдной ложью. Прошу прощения, только разница между Каролем и Шарлем уж слишком бросается в глаза. Пёнтковский никогда не вымаливал посты и теплые местечки, но лишь возможность сопровождать своего идола, которому никогда не изменил. Не отклонялся он и от своих обязанностей, служа в качестве простого солдата и унтер-офицера, принадлежа к тем, что всегда "дружат с опасностью". И во время военных действий он никогда не прятался под юбкой. Короче говоря - он был мифоманом, но не трусливой канальей. Вот и вся разница.

7

Следующим камушком в доказательной мозаике Форсхуфвуда является поведение Монтхолона на Святой Елене. А точнее, поведение семейства Монтхолон, совершенно отличное от героических описаний в учебниках. Оба супруга были постоянным источником интриг и напряжений, которые, время от времени, отравляли атмосферу наполеоновского общества в Лонгвуд. Монтхолон очернял императора и Бертрана перед Гурго, Гурго же - перед императором и Бертраном и т.д. Влияние мадам Монтхолон основывалось на том, что временами она оказывала императору "небольшие услуги", понятное дело, не за просто так, чего даже и не пыталась скрывать7.

Наполеон доверял Монтхолону безгранично; он вспомнил, как еще молоденьким офицером он учил 10-летнего Монтхолона математике - то есть, они были давно знакомы. Монтхолон же, пихая свою жену в спальню императора, при этом не имел ничего против, чтобы та оказывала "небольшие услуги" и английским офицерам на острове. И не только в постели. В досье губернатора острова, Лоуве, находятся достаточные доказательства того, что Монтхолоны были шпионами, которым британцы платили за их службу. Все сообщения о том, что происходит в Лонгвуд, попадали на стол к губернатору через майора Джексона, любовника мадам Монтхолон. Французские историки каким-то образом поглядели на это сквозь пальцы, предпочитая обвинять в шпионстве Пёнтковского.

Именно Монтхолон, болтая в компании англичан, заявил, что через окна Лонгвуд всякую ночь может проникнуть убийца, в результате чего перепуганные этим власти острова выставили посты под каждым окном. Увидав эту живую ограду из английских мундиров, Наполеон разъярился и направил энергичный протест, который, в свою очередь, ввел англичан в ступор - они перестали что-либо понимать. Помимо Монтхолона один только доктор О'Мера понял смысл всей этой интриги, поскольку слова Монтхолона (англичане приняли их за официальное мнение императорского двора) повторил ему представитель британского адмиралтейства, Финлейсон. О'Мера, по сообщению которого мы и знаем о всем событии, сказал тогда Монтхолону:

- Вы были бы джентльменом, если бы так не врали и не были столь подлым.

Раз уж мы упомянули протесты, давайте займемся протестом Монтхолона. Господин граф, желая подлизаться к Наполеону, в знаменитом письме к Лоуву от 23 августа 1816 года протестовал против того, чтобы императора называли "генералом Бонапарте". Апологеты графа увлеченно цитируют это письмо, как будто не знают, что 1 января 1819 года тот же самый Монтхолон в беседе с Лоувом назвал "детством" титулование императором "человека, лишенного трона". Лоув, который уже хорошенько узнал собственного шпика, впал в невинную слабость: он уже не позволял Монтхолону беседовать с собой наедине, предпочитая всегда иметь свидетеля.

Адъютант Лоува, начальник полиции на Святой Елене, Томас Рид, так выразился о Монтхолонах: