Борьба и победы Иосифа Сталина - Константин Романенко

Не сумев захватить Царицын с ходу, белоказаки стали сосредо­точиваться на его подступах. 18 августа армия генерала Краснова начала бои за овладение Царицыном. Напомним, что именно на 18 августа намечался мятеж, готовившийся заговорщиками. Лик­видация Сталиным врагов внутри города оказалась своевремен­ной.

Днем начала обороны Царицына считается 19 августа. Почти неделю казаки неоднократно предпринимали отчаянные попытки прорваться в город, но их усилия разбивались о стойкую оборону его защитников. Все атаки противника были отбиты. Теперь ответ­ный шаг был за Сталиным. 24 августа Сталин и Ворошилов отдали оперативный приказ о развертывании наступления. Оно развива­лось успешно; белоказаки дрогнули, а затем были рассеяны и от­брошены за Дон.

Отразив наступление сил казачьего предводителя Войска Дон­ского генерала Краснова, Сталин впервые примерил на себя мун­дир полководца, и он оказался ему по плечу. У каждого полководца есть свой Тулон — для Сталина им стал Царицын.

На этом участке фронта Гражданской войны, имевшем теперь решающее значение для ее дальнейшего течения, столкнулись два организаторских и полководческих таланта чрезвычайного нарко­ма Советской Республики Сталина.

В этом сражении ярко высветилась одна из характерных черт его интеллекта. То, что он умел мгновенно и во всей полноте обоб­щать знания и опыт других, приводя отдельные мысли и соображе­ния многих людей к единому знаменателю. Он, как никто другой, глубоко осознал, что особенностью этой войны была маневрен­ность и решительность в переброске частей с одного участка фрон­та на другой.

Сообщая Ленину о положении дел, в телеграмме от 7 сентября Сталин отмечал: «Наступление советских войск Царицынского района увенчалось успехом: на севере взята станция Иловля, на за­паде — Калач, Ляпичево, мост на Дону. На юге — Лашки, Немковский, Демкин. Противник разбит наголову и отброшен за Дон. По­ложение в Царицыне прочное. Наступление продолжается».

Но, хороший психолог, Сталин, как никто другой, понимал зна­чение движущих мотивов, морального фактора в человеческом об­ществе. Отмечая первую победу, он приказал провести 10 сентяб­ря в Царицыне парад. Парад состоялся. Подошедший в 7 часов ве­чера к зданию Военного совета фронта 1-й Коммунистический Луганский полк оркестр встретил исполнением революционной «Марсельезы». Сталин приветствовал защитников Царицына ко­роткой речью и от имени Совета народных комиссаров и Военного совета вручил командиру полка Питомину красное знамя.

На следующий день он уехал в Москву. Еще в разгар боев на Ца­рицынском фронте в Москве произошло трагическое событие. 30 августа, в пятницу, Ленин выступил на митинге в Замоскворец­ком районе перед рабочими завода Михельсона. Уже после митин­га, когда глава правительства собрался уезжать, в 10 часов 40 минут он был ранен выстрелами еврейки Каплан — террористки, при­надлежавшей к партии эсеров.

Весть об этом покушении пришла в Царицын ночью. В корот­кой телеграмме от 31 августа председателю ЦИК Свердлову, под­писанной Сталиным и Ворошиловым, отмечалось: «...Военный со­вет отвечает на это низкое покушение из-за угла организацией от­крытого массового систематического террора на буржуазию и ее агентов».

Но история сохранила еще один документ, написанный Стали­ным непосредственно Ленину в тот же день 31 августа. Это сугубо деловое письмо. «Идет борьба за Юг и Каспий, — пишет он. — Для оставления за собой этого района (а его можно оставить за собой) необходимо иметь несколько миноносцев легкого типа и штуки две подводн(ых) лодок (подробнее спросите у Артема [Сергеева — К.Р.])... Наши дела на фронте идут хорошо. Не сомневаюсь, что пой­дут еще лучше (казачество разлагается окончательно)».

Обращает на себя внимание то, что в письме Сталин совершен­но не упоминает о факте ранения. Он не демонстрирует учтиво и ни своего возмущения покушением на Ленина, ни подчеркнутой озабоченности его ранением. Сталин проявляет большой такт, подчеркивая безусловную уверенность в выздоровлении раненого. О том, что это письмо необычно, свидетельствует лишь откровен­ная теплота последних строк: «Жму руку моему дорогому и люби­мому (курсив мой. — К. Р.) Ильичу. Ваш Сталин».

Пройдя по стране ураганом, восемнадцатый год вступал в осень. Фронт простирался на Севере и на Юге, на Западе и Востоке. Повсюду — на тысячи верст протянулись окопы, пустели села, го­лодали города, и конца этой войне не было видно.

С выздоравливающим Лениным Сталин встретился 15 сентяб­ря. Через день Москва утвердила Реввоенсовет новообразованного Южного фронта в составе Сталина, Минина и бывшего генерал-майора Сытина. Последний был назначен командующим фрон­том, а его заместителем — член Военного совета Ворошилов. Пред­седателем РВС нового фронта стал Сталин.

В столице он просмотрел бумаги в Наркомате национально­стей и 19 сентября утвердил состав и порядок работы коллегии, а газета «Известия» опубликовала интервью с ним своего коррес­пондента. Рассказывая о положении на Юге, он обратил внимание, что «большим недостатком в обмундировании нашей армии явля­ется отсутствие определенной формы для солдат». Но основным недостатком он назвал «отсутствие в красных войсках кавалерии».

Он вернулся в Царицын 22 сентября, в момент, когда обстанов­ка на фронте вновь стала обостряться. Образование Южного фрон­та на базе Северо-Кавказского округа диктовалось общей обста­новкой. В конце сентября Донская армия белых начала второе на­ступление на Царицын. Армия насчитывала 45 тысяч сабель и штыков. И, хотя войска 10-й армии Ворошилова имели 54 тысячи штыков и 10 тысяч сабель, из-за плохого снабжения войска оказа­лись в трудном положении.

Десятая красная армия израсходовала большую часть боевого запаса и вооружения еще в августовских боях под Царицыном. И, хотя на совещании Реввоенсовета в Москве царицынцам была обещана помощь, реально ничего сделано не было. Вместе с тем, видимо, с подачи Троцкого, назначенный новым командующим на Юге бывший генерал П.П. Сытин занял агрессивную позицию по отношению к Реввоенсовету фронта, игнорируя его требования и указания.

Однако Сталин держал под контролем всю ситуацию как на фронте, так и в губернии. Он трезво оценивал обстановку и, сооб­щая 27 сентября о возобновлении казаками наступления, в письме в Реввоенсовет Республики подчеркивал: войска «не одеты и не вооружены», и до сих пор нет обещанных «в Москве винтовок и обмундирования».

В том же письме он обратил внимание и на то, что командую­щий Сытин, «странным образом не интересующийся положением фронта в целом (если не считать Поворотинский участок), видимо, он не принимает или не в силах принять меры для оздоровления северных участков Южного фронта. Более того, на наш двукрат­ный запрос о состоянии северных участков он до сих пор не отве­тил ни единым словом...».

Саботировала запросы РВС Южного фронта и Москва. Тще­славный и вечно интригующий Троцкий на просьбы царицынцев о пополнении отвечал неохотно и бестолково. Но, посылая путаные инструкции и грозные приказы, он одновременно жаловался Ле­нину на «недисциплинированность» Сталина и Ворошилова в ис­полнении его предписаний.

Это привело к конфликту между РВС фронта и новым коман­дующим. На заседании Реввоенсовета, состоявшемся 29 сентября, Сытин потребовал невмешательства его членов Сталина, Вороши­лова и Минина в оперативные вопросы и переноса штаба фронта в Козлов.

Бывшего генерала поддержал и бывший член коллегии Нарко­мата по военным и морским делам КА. Мехоношин. Ярый сторон­ник Троцкого, назначенный в сентябре членом РВС Республики, он встал в оппозицию РВС Южфронта и вместе с Сытиным апеллиро­вал к Троцкому.

Конечно, Сталин не мог мириться с таким положением. Ревво­енсовет Южного фронта 1 октября принял постановление о сня­тии Сытина с поста и назначении на должность комфронта Воро­шилова На следующий день Сталин отправил в РВС Республики телеграмму, в которой, с присущей ему эмпиричностью, подробно изложил положение на фронте. Подчеркнув, что Царицын по-прежнему не получает боеприпасов, он задал риторический во­прос: «Считаете ли вы нужным удерживать за собой Юг?»

В ответ 3 октября пришла высокомерная телеграмма Троцкого: «Приказываю тов. Сталину и Минину немедленно образовать Ре­волюционный совет Южного фронта на основании невмешатель­ства комиссаров в оперативные дела. Штаб поместить в Козлове. Неисполнение в течение 24 часов этого предписания заставит ме­ня принять суровые меры».

Троцкий блефовал. Эта телеграмма, имевшая форму приказа, грубая по тону и циничная по содержанию, была составлена Троц­ким единолично. Он даже не согласовал ее с Реввоенсоветом Рес­публики. Конечно, заносчивый Троцкий увлекся. Сталин был та­ким же членом ЦК и тоже наркомом, поэтому принять по отно­шению к нему «суровые меры» было не столь просто. Троцкий еще не стал диктатором. И все-таки, что воодушевило Лейбу Брон­штейна на откровенный демарш? Имелись ли у него основания для демонстрации высокомерного начальствующего тона?