Республика ШКИД (большой сборник) - Алексей Пантелеев

— Кто там? — спросил голос через некоторое время.

Роман обрадовался, узнав голос Тоффера.

— Это я, Иван Иваныч, откройте.

— Поздно, — сказал Тоффер, впуская его. — Где ты был?

— На улице. Солдат глядел. Много как, так и идут все время, и сейчас идут, — соврал Роман, проходя к Тофферу в комнату. — Германцам попадет.

Он посмотрел на Тоффера и увидел, что тот даже не слушал. Иван Иванович стоял, прислонившись к раме, и глядел в окно. Лицо его было задумчиво.

— Иван Иваныч .

Тоффер вздрогнул . Отвел глаза, посмотрел на Романа.

— Что с вами? — спросил Роман.

Тоффер долго медлил ответом, потом, повернувшись, со вздохом сказал:

— Подумай, Роман, сколько людей погибнет в этой войне.

— А германцы? Им тоже попадет, — сказал Роман, пытаясь ободрить Тоффера.

— А германцы разве не такие же люди?

— Такие же люди. А раз нападают?

Было видно, когда Тоффер, улыбнувшись, сказал:

— Глуп ты еще, а то бы я объяснил тебе. Совсем войны не надо.

Иван Иваныч говорил тихо, не обращая внимания на Романа. Роман молчал и вертел в руках выпуск Пинкертона, который с вечера таскал в кармане.

Вдруг Тоффер перестал говорить и подошел к Роману. Взял из рук книжку, прочел название.

— Нат Пинкертон. Зачем ты читаешь эту дрянь?

— И вовсе не дрянь. Интересно.

— Выдумки все это. Нет таких сыщиков.

— Ну да, нет! Скажете тоже!

— Конечно, нет.

Роману стало смешно. Иван Иваныч большой, а о Пинкертоне ничего не знает.

— Есть, — сказал он. — Посмотрим, что есть…

— А докажешь? — усмехнулся хитро Иван Иваныч.

Роман фыркнул:

— Еще бы не доказать. И докажу.

— Как же это? В Америку поедем?

— Не надо и Америки. Я здесь видел Пинкертона.

Иван Иваныч изумленно вытаращил глаза и громко расхохотался.

— Нечего смеяться, — буркнул , Роман. — Сам видел. Врать не стану. Пинкертон, настоящий сыщик. И конфетами меня угощал.

— Верно?

— А то, думаете, вру?

Но Тоффер все еще смеялся.

— О чем же вы с ним говорили? — спросил он. — О кинематографе?

— Фига, — разозлился Роман. — Он преступников ловит. Он и о вас спрашивал.

Тоффера словно подбросило — и смеяться перестал.

— Как ты сказал? — нахмурившись, спросил он.

А Роман нарочно не торопился отвечать. Тогда Иван Иваныч взял стул и сел рядом с Романом.

— Ну-ка, выкладывай, — деловито сказал он. — Рассказывай все подробно. Что он спрашивал обо мне?

— А все. Как живете, что делаете, кто к вам ходит, о чем разговариваете.

— А ты?

— Ну, я не дурак — сказал Роман. — Насчет разговоров ничего не сказал.

Сообщение взволновало Тоффера. Он долго расспрашивал о Пинкертоне. Интересовался даже, как тот был одет и какая на нем шляпа. Потом он долго ходил по комнате и что-то бормотал под нос.

Роман вспомнил про Ленку и кстати рассказал о дворнике. Тоффер внимательно слушал. Потом зевнул, сказал:

— Чепуха все. Иди спать и не рассказывай никому о Пинкертоне. А эти книжки брось все-таки читать.

Иван Иваныч подошел к этажерке, порылся в стопке толстых томов и достал книгу. Потом что-то написал на обложке и протянул книгу Роману,

— Вот возьми.

— Про сыщиков?

— Нет. Про одного мальчика, но очень интересная, только попробуй, начни…

Роман оглядел книгу. На обложке большим красными буквами стояло одно слово:

РЫЖИК

Название было непонятное и неинтересное.

ИМЕНИНЫ

На Троицком проспекте, раньше тихом и пустынном, теперь каждый день учили солдат. С раннего утра разбитые повзводно новобранцы проделывали военные упражнения, а бравые унтеры, важные, как петухи, грозно командовали:

— Взвод!.. Отставить!..

Целыми днями марширующие новобранцы ревели с присвистом песню:

Пишет, пишет царь германский,

Пишет русскому царю:

«Я Россию завоюю,

Сам в Россию жить пойду».

На задворках, в пустовавшем двухэтажном флигеле, открылась фабрика военного обмундирования. Загудели швейные машины. Двор огласился песнями работниц-швеек. Ежедневно к фабрике подъезжали возы. Привозили полотно, вату, большие пачки катушек с нитками, увозили зеленые тюки гимнастерок и большие кипы белья.

Роман целые дни проводил с ребятами во дворе. Домашние дела его не интересовали, да и что особенного могло произойти дома?

Но однажды, придя домой, застал мать в слезах. Колька потихоньку сказал:

— Александра мобилизовали. Завтра на фронт.

На другой день встали все не по обычному рано. Разбудили и Романа. Вместе пили чай. Даже дед не пошел на работу. Старший брат был в новеньком обмундировании. Сидел за столом важно, как именинник, с вытянувшимся лицом и даже не шутил. В глазах его Роман подметил что-то похожее на испуг.

После чая брат позвал Романа и, вытащив из сундука новенькую хрестоматию, подал ему.

— Это тебе подарок, — сказал он. — Осенью учиться пойдешь, на память.

— Спасибо скажи, — бормотала мать, вытирая слезы.

Александр начал одеваться. Бабушка кинулась к нему помогать напяливать шинель. Дед сидел в стороне на табуретке и, поглаживая бороду, изредка крякал. Колька стоял у окна.

Все сели. Бабушка, часто крестясь, бормотала молитвы. Мать торопливо развязала узелок платка, доставая деньги. Минуту сидела молча, опустив глаза, не двигаясь. Наконец Александр встал.

— Благословит тебя господь, — сказала мать дрогнувшим голосом. Она подошла к Александру и стала часто-часто крестить его.

— Шуратка, миленок, внученька-а! — запричитала бабушка, бросаясь к Александру.

Все сгрудились вокруг него. Дед крепко обнялся с внуком и отошел в сторону. Потом все по очереди подходили прощаться. Целовали, говорили что-то бессвязное, но нужное:

— Пиши почаще… Что надо, сообщи…. Наконец Александр вырвался из круга, вскинул на плечи мешок.

Мать все еще суетилась. Бегала, хватала что-то, совала деньги. Вошел Тоффер.

— Прощайте, Иван Иваныч, — сказал Александр, обращаясь к Тофферу. — Я увезу свой корнет, так вы их скрипкой почаще веселите.

— Ладно, — сказал Тоффер, пожимая руку Александра. — А вам желаю поскорее вернуться. Добрый путь!

В этот день в квартире Рожновых было особенно тоскливо. Говорили мало. Колька рисовал немцев из «Огонька», сестра вышивала, мать читала Евангелие, а бабушка чинила белье. Только дед, тяжко вздыхая, разговаривал сам с собой.

День прошел. Потом другой, третий, неделя. В квартире прочно засела тоска.