Лихо. Медь и мёд - Яна Лехчина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ольжана вздохнула.
– Может быть. Если чудовище не сожрёт.
Больше про орден Лале не говорил, а Ольжане не хватило бы дерзости спрашивать снова. Наевшись, она осторожно – чтобы не сместить повязки на груди – растянулась на покрывале. Перед глазами плыло ослепительно-голубое небо в солнечных мушках. Подсолнухи качали друг другу огромными головами.
– Если бы я была растением, то была бы подсолнухом, – сказала Ольжана в воздух. – У них тоже широченные круглые лица. А вы?
– Жимолостью. – Судя по голосу, Лале сидел там же, где и был. – Она тоже кислая, тёмная и несуразной формы.
– Фу, какие мы с вами. – Ольжана усмехнулась. – Нет чтобы похвалиться. Бросайте ковыряться с посудиной, я потом уберу.
Конечно, Лале сказал, что ничего она убирать не будет, но и сам решил отдохнуть. Наклонив голову, Ольжана увидела, как он вытянул ноги и сощурился на солнце. В дороге к нему вернулись вечные подрясники – всё, больше никакой нарядной сутаны.
Грудь царапало. Рука ныла, и Ольжана постаралась уложить её поудобнее.
– Рассказать вам что-нибудь?
Ольжана улыбнулась, глядя на небо через прикрытые ресницы.
– А вам не надоело что-то вечно мне рассказывать?
– Нет, – сказал Лале, и Ольжане стало тепло от этого короткого слова. – Хотите, я вам почитаю?
– Для этого вам придётся сходить за книгой к кибитке.
– Ничего, схожу. Полезно размять ноги. Снова про хал-азарских чародеев?..
Да, согласилась Ольжана мысленно. Про звездочётов в башнях из розового мрамора. Про странников из пустыни, гадающих на костях. Про придворных колдунов и ту чародейку-тигрицу, любимую наложницу султана, которую один хитрый визирь заковал в железные цепи и запер в красном дворце, овеянном дурной славой. Из этих историй можно было собирать крупицы знаний – и башильеры, и хал-азарцы дотошно записывали, что и как творили восточные колдуны. Лале говорил, что в его кибитке были более дельные трактаты о волшебстве и они займутся ими, когда Ольжана поправится, – видно, Лале решил с пользой использовать то время, которое тянула Драга Ложа.
Как же забавно выходило – он по-прежнему путешествовал с ней. Хотя Ольжана думала, что после Тачераты что-то изменится.
– Давайте книгу на ваш вкус, – сказала Ольжана. – Я вам доверяю.
Она медленно села. Потянулась к ближайшему мясистому стеблю подсолнуха, коснулась его пальцами.
– Только у нас немного времени…
– Да-да. – Лале уже поднялся. – Не бойтесь. Немного отдохнём и поедем.
Ольжана посмотрела на него через плечо. Улыбнулась.
Какой всё-таки чудный был день – безоблачный, окутанный солнечной желтизной. Цветочное поле, рыжие Ольжанины кудри, дорожное платье тёплого коричневого цвета и коричневая же лошадка – всё переливалось, сочеталось, наполняло светом, и даже подрясник Лале перекликался с тёмной подсолнуховой сердцевиной.
А раны – ну что с них взять. Поболят и перестанут. Ольжане хотелось запомнить лучшее: страшное и так являлось ей слишком часто, и его нужно было гнать прочь. Хотя бы постараться.
И даже если её снова настигнет и поглотит ужас, Ольжана будет знать, что в её жизни уже было такое мгновение, когда она смотрела на сутуловатую спину Лале у кибитки и готовилась слушать его чтение. На её языке оставался вкус пряностей из заморских краёв, слабый ветерок шевелил её волосы и пах травами и летом – и тогда ей, вопреки обыкновению, было не очень сложно поверить, что всё закончится хорошо.
4. Меченый брат
Моросило. От дождя дорогу размыло, и над размокшей грязью повисла туманная дымка.
Чеслав ковылял вдоль большака. Он не знал, куда именно шёл: главное – подальше от Чернолесья и владений Нимхе, на юг. Южнее лежало Стоегостское господарство, и Чеслав понимал, что ему нельзя было там задерживаться. Он надеялся, что успеет дойти до Мазарьского раньше, чем его обнаружат соглядатаи госпожи Кажимеры, но у Чеслава не было ни карты, ни запасов, ни сменной одежды. Даже желания бороться за свою жизнь не было, поэтому он просто шёл, оборванный и чумазый, хлюпая по лужам.
Он ночевал в прилеске у дороги и ел что придётся. Он не боялся разбойников и диких зверей – им же хуже, если они встретятся ему на пути. Он знал, что выглядел как последний нищий и ему отказали бы в ночлеге даже в самой хлипкой хибаре, – поэтому и не думал ничего просить.
Изредка по большаку проносились кони. Чеслав не обращал внимания ни на них, ни на их всадников – может, ему что-то и говорили, или смотрели косо, или улюлюкали, но Чеслав упрямо шёл вперёд. Он не обратил внимания и на маленькую повозку, запряжённую чёрной лошадкой, – та проехала мимо, но вскоре остановилась. Когда Чеслав поравнялся с ней, ему крикнули:
– Эй, парень! Далеко идёшь?
Чеслав не ответил и продолжил путь.
Его окликнули снова – повышая голос, чтобы перекричать шелестящий дождь.
– Парень!
Чеслав остановился. Поднял тяжёлый взгляд.
На козлах сидел тучный мужчина лет пятидесяти – коротко стриженный и светловолосый, одетый в чёрное облачение. Балахон под его животом был подвязан обыкновенным шнурком.
Рукопоклонник?..
Чеслав вытер глаза. Уронил:
– Далеко.
Толстый рукопоклонник наклонился к нему, махнул ладонью.
– Так, может, нам в одну сторону?.. Лезь сюда. Чего мокрым будешь?
Речь его была причудливой, со странным говором и выбором слов. Чеслав понял: он не господарец.
– Идём, идём. – Рукопоклонник замахал сильнее. Подвинулся, освобождая кусок скамейки под навесом. – Я – брат Хуго.
Чеслав опустил взгляд. На груди брата Хуго висел знак из чёрного железа – меч, оплетённый веткой оливы. Так он из меченых, значит? Охотник на ведьм.
– Я не сделаю тебе вреда, – продолжал брат Хуго. – Не бойся.
Он стал расспрашивать, есть ли у него вода и пища, – вместо ответа Чеслав только мотнул головой. Зато у брата Хуго, похоже, много чего водилось, и он сглупил, если приметил Чеслава для своих низменных целей – по слухам, чего только ни делали иофатские черноризцы с молоденькими послушниками. Чеслав, может, и выглядел жалко и безобидно, но недавно он убил ведьму, от которой бы затряслись поджилки любых рукопоклонников.
Чеслав недобро сощурился.
В конце концов, терять ему нечего.
– Ладно. – Он не был уверен, что брат Хуго его понимал. Да, Чеслав говорил лучше, чем год назад, но всё же – неразборчиво. – Спасибо.
Он зацепился рукой за скамейку. Оттолкнулся от скользкой ступени и подтащил себя наверх – это далось ему с трудом. Брат Хуго потянулся, чтобы помочь ему, и Чеслава передёрнуло.
– Не надо.
– Хорошо-хорошо. –
